Выход сборника «Неизвращенная история Украины-Руси» совпал с оранжевыми событиями, происходящими на Украине. «Круглый стол», прошедший в редакции, собрал постоянных авторов, издателей и друзей журнала «Истории русской провинции» в начале новой украинской «руины»
Обсуждение началось с ранее опубликованной статьи «Двести верст до Украины» первого редактора журнала Алексея Ивановича Кондратенко. В непростых отношениях наших братских народов в последнее время показательна история Орловской губернии и соседних с ней областей, которые когда-то входили в Великое княжество Черниговское, а с XVIII в. в Киевскую губернию. В средние века эти земли были Украиной, то есть Окраиной, как для московских Великих Князей, так и для Литвы. Сюда после татарского разорения, а позже от гонений униатов и поляков уходило население Киевской Руси и Левобережья Днепра. С этих же земель начиналось заселение Дикого поля и земель Новороссии. В 20 е годы прошлого века на освоение Донецкого угольного бассейна и строительство Днепрогэса десятками тысяч отправлялась молодежь Орловии. Отсюда родом классик украинской литературы писательница Марко Вовчок (в девичестве Мария Александровна Виленская), гетман Украинской Державы генерал Петр Скоропадский, легендарные шахтеры Алексей Стаханов и Никита Изотов, здесь корни киевлянина Михаила Булгакова и Президента Украины Виктора Януковича.
Вот некоторые отрывки из выступлений участников «круглого стола».

А. И. Кондратенко, кандидат политических наук, член Союза писателей и Союза журналистов РФ:
— Орел издавна был приграничным городом на пути из Московии на Украину. Даже сейчас от нас до украинской территории едва наберется двести верст. По этой земле пролегали важнейшие пути из края в край. Но настоящее переселение народов началось в середине XVII века, когда украинцы вели яростную борьбу против поляков. К примеру, в начале июня 1651 года русское правительство разрешило казакам под командованием Ивана Шохова перейти границу у Брянска, чтобы ударить в тыл врагу. Украинцам давали проводников — «людей добрых и знающих», разрешали закупать провиант, строить переправы. Неудивительно, что к казакам присоединилась масса крепостных крестьян. И это войско вскоре овладело Рославлем и Дорогобужем.
В эти же дни началось массовое переселение в Россию украинцев, спасавшихся от репрессий со стороны Польши. Весьма любопытно предписание стольнику Федору Леонтьеву, который устраивал переселенцев в Ливнах летом 1652 года. Ему наказывалось в как можно более короткий срок обеспечить казаков всем необходимым: «Переходцев всех в угожих местах землями и сенными покосами и всякими угодьями устроить однолично, нынешние весны вскоре… К черкасам и к пашенным людям держать ласку и привет доброй и ничем черкас не оскорбити и ничего у них из государева жалованья и из животов не имати». Под жалованьем подразумевалась немалая сумма денег, которая должна была быть роздана переселенцам. За утаивание должностным лицом даже трех копеек (алтына) полагался штраф в один рубль и сверх того наказание без всякой пощады.
За что же Русский Государь был готов безжалостно сечь своих верных подданных? Да за то, что мелкое лихоимство могло бросить тень на важное и серьезное дело. Россия получала для освоения Дикого поля опытных воинов, отличных земледельцев (требование переходить на новое место «со всем, что у них есть, с лошадьми и коровами»). Черкасские слободы появились в те годы во всех городах-крепостях, окружающих Орел (и в нем также): в Болхове, Мценске, Карачеве, Ливнах, Новосиле и т. д. Целые полки разместились на территории нынешних Воронежской и Белгородской областей. Это укрепило южные рубежи России и позволило освоить безлюдные степные пространства… Примечательно, что Орловская провинция в то время даже входила в состав Киевской губернии. Гетман Мазепа усиленно скупал земли под Севском, возможно, с расчетом на расширение границ Украины.
Но ничего этого не произошло. Петр Первый быстро раздал ничейные земли своим соратникам. А вскоре был нанесен удар и по украинскому своеволию. Малороссия попала под полное подчинение Москвы, а остальная часть была отдана Польше…
К началу нашего века из 1,6 миллиона жителей Курской губернии 523 тысячи были украинцы, из 2 миллионов Воронежской — 854 тысячи. После революции 1917 года территориальный вопрос поднимался множество раз. Так, сохранилось совместное постановление Новооскольского, Корочанского и Белгородского уездных исполкомов (на их территории было 650 тысяч жителей) Курской губернии, в котором говорилось: «Еще в 1917—1918 годах местное население однозначно высказалось за присоединение к Харьковской губернии, и только немецкая оккупация прервала дальнейшее осуществление этого народного желания».
Вполне понятно, что никакой перекройки границ тогда не произошло. В 30 е годы за рассуждения на подобную тему и вовсе можно было получить срок. Ударно поработали партийные пропагандисты и агитаторы: на территории РСФСР были разогнаны редакции местных газет, выходивших на украинском языке, запрещено преподавание языка в школах. И в паспортах в графе «национальность» появилась стандартная запись: «русский».

В. Э. Дорофеев, член Союза писателей и Союза журналистов РФ, генеральный директор Славянского фонда России:
— Никаких земель Украины Россия Польше не отдавала, потому что раньше, с XVI в., эти земли принадлежали Польше, но в конечном итоге после раздела Речи Посполитой в 1793 г. отошли к Российской Империи.
Среди соратников, щедро одариваемых землями Царем Петром, Императрицами Анной, Елизаветой и Екатериной, было немало представителей казачьей старшины — Скоропадские, Разумовские, Безбородко, Родзянко, Гурко, Каховские, Джунновские и другие, которые до административной реформы Екатерины II самоуправляли через полковые устройства слобод Левобережья Малороссии.
В паспортах граждан Российской империи не существовало графы «национальность», зато присутствовала графа «вероисповедание». Украинство стало активно насаждаться в советское время в противовес русскому великодержавию, с которым активно боролась новая власть.
1917—1918 гг., как и любое смутное время, характерны расцветом различных сепаратизмов. Многие районы страны вообще объявили о своей независимости, например, Елецкий уезд Орловской губернии, где в короткий срок были созданы ревком и ревтрибунал. Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов организовал правительство — Елецкий Совет народных комиссаров — Совнарком, наладивший производство своих бумажных денег и почтовых марок. После контрреволюционных выпадов со стороны Орла Елец порвал с ним связь и отправил в Москву к т. Свердлову делегацию Елецкой советской республики. Коммунары кончили плохо. Вскоре мамонтовская конница овладела городом, и их расстреляли у стен мужского монастыря. Елецкая советская республика — своеобразный пример тогдашнего «парада суверенитетов». Что же касается незалежности Украины, то территории в своих нынешних границах она обязана оккупации германскими войсками, чье командование нарисовало границы лимитрофного государства сразу после подписания Брестского мира с большевиками. И не только для Украины, но и для Эстонии, Финляндии, Латвии, Грузии и т. д. А большевики вскоре после ухода немцев, у которых началась своя революция, признали эти границы, придав этим территориям статус социалистических республик. Парадоксально и то, что в то время, когда латыши и эстонцы воевали за счастье рабочих и крестьян в центре России, русские добровольческие офицерские отряды при поддержке 7 й немецкой армии генерала фон дер Гольца в 1919 г. выбили из Прибалтики и Финляндии красных. А созданные немцами марионеточные правительства после подписания Версальского договора тут же переориентировались на Антанту, которая стала диктовать им свои условия, несмотря на то, что большая часть населения этих новообразовавшихся государств была настроена пробольшевистски и ни о какой самостийности не думала. Первую Конституцию для РСФСР, как и для других соцреспублик, включая Латвию, Эстонию и Украину, в 1918—1919 гг. написал латыш П. И. Стучка. При этом в Финляндии, Украине, Прибалтике и на территории Великого Войска Донского предпринимались попытки создания монархических армий для реставрации самодержавия, что никак не входило в планы правительств стран Антанты, подготовивших февральскую революцию 1917 г. и уже перекраивавших карту мира, открыто или скрыто потворствуя деятелям типа Петлюры, Ульманиса или Пилсудского с целью дробления и упразднения христианских монархий Европы. Читая воспоминания свидетелей того времени, ловишь себя на мысли, что подобное мы наблюдали и наблюдаем после распада Советской империи. С той только разницей, что роль Антанты и Германии выполняют НАТО и США.

А. А. Шевченко, член Союза художников России:
— Все разговоры о «незалежности» Украины в конечном итоге сводятся к одному: «незалежной» Украина должна быть исключительно от России, и лучшим путем к этой «незалежности» является ее «залежность» от какого-нибудь готового и способного противостоять России государства, будь то Польша, Турция, Швеция, Австро-Венгрия и Германия в прошлом и США и таинственный Евросоюз в настоящем. И все эти разговоры о «незалежности» как в прошлом, так и в настоящем ведутся не среди народа, а спускаются сверху от правящих элит под видом единого народного чаяния. Элиты эти роднит не только власть, которую имеют они над народом, будь то многочисленные гетманы и немногие нынешние президенты, но и общая присущая им, независимо от времени, черта. Черта эта внешне не бросается в глаза, как гетманская булава или оранжевый значок, а скрыта в глубине самого желания самостийности, выказываемого этими элитами.
Казалось бы, с кем Украине дружить, как не с Россией. Единый народ, единый язык, пусть и искаженный некоторыми диалектическими особенностями, единая протоистория, единая вера и, главное, единое желание жить в мире и добрососедстве. Малороссам в Великороссии всегда были рады, и нигде по национальному признаку они не были обделены. Достаточно вспомнить, прогуливаясь по набережной Шевченко, мужа веселой Императрицы Елизаветы Петровны — графа Разумовского (так и не усвоившего великорусский диалект) или веселого генерального секретаря Никиту Хрущева. Что же в таком случае могло так глубоко оскорблять национальные корни родственного, если не сказать большего, народа и толкать его в объятия то одной, то другой супердержавы, ни этнически, ни конфессионально с этим народом не связанной. Несмотря на различие в деталях, в процессе братания с народами, как правило, Великороссии враждебными, можно выделить общее.
Все сторонники самостийности никогда открыто с Москвой порывать не старались, более того, при возможности, играя на разнице в интересах враждующих держав, они были не прочь выторговать у каждой из сторон наибольшее количество дивидендов. Гетман Дорошенко мог быть истинным ненавистником России и заключать договоры с ее злейшими врагами, но он исправно отписывал Московскому Царю доносы на своих политических противников, клялся в верности и просил денег и земли. Собственно, он так и умер в России, будучи русским воеводой, в имении, русским Царем пожалованном. В своих действиях он был не оригинален, а, скорее, типичен. То же мы видим и у Ханенко, и у других «героев» Руины, вконец разоривших некогда цветущий край. Что же заставляло жертвовать национальными, конфессиональными, да и финансовыми интересами (русское правительство, кто бы его ни представлял, всегда хорошо платило своим приверженцам) апологетов самостийности? Ответ мы найдем в письме соратника Богдана Хмельницкого, подольского полковника Остапа Гоголя коронному гетману Речи Посполитой Потоцкому из осажденного поляками Брацлава (1664 г.): «Дошло до того, что каждый казак хотел быть полковником, а каждый сотник — гетманом». Важно отметить, что Потоцкий прекрасно осознавал безвыходность положения Гоголя, имея в заложниках двух его сыновей, находящихся на учебе во Львове. Русские бояре, хоть и имели славный род и огромное состояние, казались бескультурными для человека, ознакомившегося с западной культурой. Сам подольский полковник, прекрасно знавший латынь и несколько иностранных языков, при всей любви к православию и Руси отправил сыновей своих на обучение в католический колледж. Вопрос культуры и вопрос власти очень часто соединяются в «культуру власти», когда человеку важен не сам факт владения чем-либо, а в первую очередь факт оценки окружающими его власти. Именно желание быть принятыми в круг людей, способных оценить эту власть или хотя бы из геополитических соображений подыграть такому властителю, становится дороже богатств, веры и собственного народа с его древней историей.

К. Б. Грамматчиков, издатель журнала «Истории русской провинции»:
— Как только в России ослабевает центральная власть и истощаются ее духовные силы, внутренние слабости используют старые и новые заклятые «друзья» как внутри страны, так и извне.
Подобное происходило в нашей истории не раз. Много столетий назад, во времена Киевской Руси, Черниговские, Смоленские, Галицкие, Суздальские князья вели борьбу между собой, опустошая и разоряя страну, несмотря на угрозу с Востока и Запада. Потребовались столетия под татарами, поляками, венграми и Литвой, чтобы их потомки пришли к пониманию единого Русского государства через подвижников православной веры, утрата которой была и есть причиной многих бед. Осознание этого было в XVII столетии у русского народа, прошедшего через испытания Смутного времени, у тех, кто под знаменами гетмана Богдана Хмельницкого встал в первую очередь на защиту Святой Православной Церкви от униатов и латинян.
Московиты принимали на рубежах России соплеменников, переселявшихся из Южной и Западной Руси, хотя еще за каких-то несколько десятилетий до этих событий единоверцы — казаки гетмана Сагайдачного — вместе с поляками сжигали русские города и села. В приграничье ими были разорены Орел, Ливны, Кромы, Болхов, Елец и многие другие крепости. Несмотря на это, местное население хранило память об общей истории, традициях, а главное — вере.
Среди них еще жива была память о том, что многие из их предков в XI — XIII веках также уходили в земли вятичей на восток и север страны от княжеских усобиц, разорения ляхов, венгров, крестоносцев, татар, давая отстраиваемым на новых местах поселениям названия старых городов Юго-Западной Руси — Звенигорода, Переяславля, Перемышля, Галича, Белгорода и т. д.
«Уходя на север и северо-восток, население Киевского, Переяславского и соседних с ними княжеств уносило богатый народный эпос, воспевающий эпоху Владимира Святого. Сохранились эти былины в Северо-Восточной, Северной России и даже в далекой Сибири. Но совершенно исчезли они из народной памяти на юго-западе Украины, где народная память не сохранила былин о Киевской Руси, а имеет только казацкие «думы» о событиях XVI — XVII столетий. Обращая на это внимание, известный историк Ключевский пишет: «Как могло случиться, что народный исторический эпос расцвел там, где не был посеян, и пропал там, где вырос? Очевидно, что на далекий север эти политические сказания перешли вместе с тем населением, которое их сложило и запело… Отступив перед непосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и Верхней Волге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах Центральной России, спасла свою народность и вооружила ее силой сплоченного государства» (А. Дикий. Неизвращенная история Украины-Руси).
Например, название древнего города Болхов нынешней Орловской области многие историки связывают с Болоховской землей, граничившей когда-то с Галицко-Волынским княжеством. А болховичей до сих пор в шутку называют дулебами, в то время как это название носило славянское племя, жившее когда-то в границах этих соседних княжеств. Князья Болховские происходили от княжеской ветви Ольговичей, были потомками Великого Князя Черниговского Михаила Всеволодовича и одновременно Великого Князя Галицкого Даниила Романовича, враждовавших когда-то между собой.
Черниговский князь Михаил принял мученическую смерть в Орде, а позже был канонизирован Православной церковью. При Царе Иоанне IV Грозном его мощи были перенесены из Чернигова в Москву. Этот акт символизировал собой консолидацию и объединение старой Руси в мощное государство, вновь создаваемое продолжателями дела Святого Владимира, как примирение двух основных соперничающих русских княжеских родов — Мономаховичей и Ольговичей. Потомки последних после разорения Чернигова переселились в верховья Оки, получив прозвание князей Верховских. По наименованию городов, жалованных им в уделы, пошли роды князей Новосильских, Воротынских, Одоевских, Волконских, Барятинских, Хотетовских, Белевских, Звенигородских, Оболенских, Болховских и многих других представителей старшей ветви Рюриковичей.
Потомки Даниила Романовича Галицкого после раздела Галицко-Волынского княжества в середине XIV века между Польшей, Венгрией и Литвой в XV веке большей частью перешли на службу к Московским Великим Князьям, которые так же, как и они, являлись потомками князя Владимира Мономаха — князья Друцкие, Путятины, Бабичевы. Немало князей русско-литовского происхождения, сохранивших верность православию, обосновывались на свободных землях Российского государства. Например, князья Трубчевские и Трубецкие получили от Царя Алексея Михайловича земли возле Трубчевска — древнюю вотчину их пращура Дмитрия Корибута, князя Новгород-Северского, Трубчевского, Брянского и Переяславль-Залесского, сподвижника св. князя Дмитрия Донского в Куликовской битве. Другие наследники его — знаменитые и богатейшие роды Вишневецких, Порецких, Воронецких и Збарожских — окатоличились, ополячились и пресеклись к концу XVII века, как большинство других русских князей Речи Посполитой, предавших веру дедов и отцов.
В ХХ веке та же участь постигла большую часть российской аристократии и интеллигенции, истребленную на родине и рассеянную по всему миру за предпочтение западных ценностей и иных ересей заветам предков и вероотступничество, только в эмиграции прочувствовавших всю тяжесть потерь, утрату корневой системы Руси, питавшей их многие столетия.
Деятели так называемых современных «национальных элит» дорожат больше мнением ЕЭС или Госдепа, проводящих планомерную политику раскола и оскотинизации масс через иванов, не помнящих своего родства, по большей части детей и внуков рулевых революций февраля и октября 1917 г., прибравших тогда власть во имя народного блага, а после 1991 г. — собственность великой страны, распределивших куски Российской и Советской империй между собой, по большому счету, мнение народное уже и не спрашивая, без каких-либо сантиментов и экскурсов в историю, забывая, что есть суд людской, но будет и суд Божий.

А. А. Шевченко:
— Для человека, интересующегося политикой, характерно пристрастие к чтению газет. Читателю же журналов, особенно толстых, более присущ интерес к культуре, собственно, частью которой, в отличие от газет, эти журналы и являются. Культура всякого народа и есть то единственное, что оправдывает факт его существования на земле и примиряет с народами, его окружающими. Как бы ни была чудовищна по своей жестокости история Англии, мы всегда помним Шекспира, Диккенса, Шоу, и благодаря им образ англичанина никогда не будет ограничен в нашем восприятии циничным политиком или жестоким колонизатором. Впрочем, история любой страны «чудовищна по своей жестокости», и везде мы видим примеры самого мерз-кого и низкого человеческого поведения, но в каждой стране найдутся люди, которые сумеют сказать о своих соплеменниках то единственное и неповторимое, что заставит остальных с уважением разглядывать на карте границу их страны и слушать их язык. Жизнь этих людей, как правило, складывалась довольно печально, и основными их недоброжелателями оказывались именно соплеменники.
Трагичной была судьба Николая Васильевича Гоголя. Именно трагична, а не драматична, ибо не изобиловала она никакими внешними яркими событиями. А весь трагизм ее заключался в непонимании современниками его произведений. Но сейчас хотелось бы остановиться на том, что далекими потомками его на его же родине было правильно понято и оценено. Не секрет, что именно благодаря «Вечерам на хуторе близ Диканьки» и «Миргороду» вся Россия, а потом и весь читающий мир полюбили дивный край Малороссию, его людей, обычаи и язык. Не секрет, что сегодня на пути у победоносных колонн сторонников «самостийности» стоит этот странный человек с печальной улыбкой. Чем же может быть опасен толпе, переполненной оранжевым снаружи и зеленым внутри, их сородич с несколькими потертыми томиками своих сочинений? А опасен он тем, что за давностью лет не может он сам поправить ни строчки в своих произведениях, а за него, как и за всякого гения, этого уже не сделает никто. Можно придумать народу новое название, заменив великое древнее Русь на позднее географическое Украина (окраина, граница), можно придумать новую историю, переписав древние страницы, можно придумать новый язык и на него перевести стихи великого Шевченко, но ничего нельзя сделать с Гоголем, ибо, сколько ни говори о гордой истории украинского казачества, одинаково не ладившего как с ляхами, так и с москалями, никто ни за какие деньги, ни по чьему заказу не сможет создать образа, равного Тарасу Бульбе. Сила этого образа — в исторической правде. Что бы ни говорили нынешние вожди самостийности о нецелесообразности близких отношений с Россией и целесообразности близких отношений с Западом, старый полковник всегда напомнит им о святости уз товарищества. И слова его «бывали и в других землях товарищи, но таких, как в русской земле, не было таких товарищей» звучат сегодня с горькой иронией.
В годину самых тяжелых испытаний Малая Русь всегда была вместе с Великой Русью, но Гоголю дано было увидеть, что самое страшное испытание для товарищества не в победе над врагами, а в усмирении гордыни своей. Так возник образ предательства побратима и постигшей его и весь последующий род «страшной мести». Могут ли любить Гоголя люди, в глубине души уже завтра согласные в угоду геополитике перекраситься из оранжевого в любой иной цвет и продать в очередной раз своих доверившихся земляков? Впрочем, из опыта многочисленных исторических предательств следует помнить, что ожидаемых благ они не приносят, и к очередному политическому банкроту подойдет старый Тарас и скажет: «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?»

С. М. Санькова, доктор исторических наук:
— «Это край русский, русский, русский!» — этими словами заканчивалась передовая статья первого номера газеты «Киевлянин», которая издавалась в Киеве с 1864 г. профессором истории Киевского университета В. Я. Шульгиным. В начале XX века эта газета стала идейным центром русских националистов не только в Киеве, но во всей Малороссии. Ее новый редактор Д. И. Пихно, его пасынок В. В. Шульгин, А. И. Савенко, В. Я. Демченко в 1908 г. стали организаторами Клуба киевских националистов. Примечательно, что этот клуб возник раньше, чем в Петербурге была учреждена партия русских националистов «Всероссийский национальный союз». К слову сказать, и в партию националистов, и в национальный клуб по Уставу принимались только лица, «принадлежащие к коренному русскому населению или органически слившиеся с русским народом». Слияние это рассматривалось не в культурной, а в политической плоскости и подразумевало выдвижение на первый план общегосударственных интересов Российской Империи и готовность ради этого поступиться узкоэтническими интересами.
Ряд членов Киевского национального клуба, будучи депутатами III и IV Государственной думы, активно выступали против любых законодательных предположений, которые могли бы привести хотя бы к малейшим признакам автономии окраин, в том числе и Малороссии. Особенно активно они выступали против расширения сферы применения национальных языков: «Россия может быть великой, единой и неделимой только тогда, когда она будет спаяна одним цементом единого русского государственного языка». В этой связи преподавание в инородческих школах, по мнению националистов, с третьего года обучения должно было вестись только на русском языке.
Отдельной проблемой националисты считали полемику о выделении в самостоятельные народности украинцев и белорусов. Они не раз резко протестовали в Думе против подобной постановки вопроса, утверждая, что «малороссы, великороссы, белорусы — это ветви единого народа». Эта позиция националистов была тесно связана в первую очередь с преподаванием в начальной школе и с распространением украинского и белорусского языков. Поводом к очередному всплеску этой полемики послужил внесенный в Думу законопроект о преподавании в школах Малороссии на украинском языке, который в резолюции Клуба русских националистов был назван не педагогическим, а политическим. Националисты доказывали, что русский язык белорусам и малороссам «не только язык государственный, а свой, родной, близкий немного меньше, чем для великороссов». Они усматривали в более широком применении украинского языка одно из проявлений стремления Украины к самостийности. При этом националисты утверждали, что украинский язык был создан искусственно, с привлечением большого количества польских слов, при непосредственном участии поляков и с тем расчетом, чтобы Правобережной Украине легче было бы в будущем войти в состав независимой Польши.

Наши родные слова Русь и русский. Обязательно нужно знать, что было крещение Руси, а не крещение Украины. Киев — это второй Иерусалим и мать городов русских. Киевская Русь была вместе с Великой Россией. Киев без Великой России и в отдельности от России немыслим ни в каком и ни в коем случае. Поляков принуждали завоевывать Русь. Православных теснили и притесняли со всех сторон, покровительствуя Польше, католичеству и унии. Очень не нравились слова Русь и русский, поэтому называли завоеванные поляками русские земли сначала Малороссией. Потом опомнились, что здесь есть слово Рос, и перезвали Окраиной. Слово Окраина это позорное и унизительное слово! Какая Окраина? Чего и почему окраина, когда за этой мнимой окраиной находятся другие страны и государства? И позже узаконили нам слова Украина и украинцы, чтобы мы охотно забыли свое название русский и навсегда оторвались от Святой и Православной Руси!

Преподобный
Лаврентий Черниговский