Генерал граф Келлер: каким должен быть диктатор Украины

Генерал от кавалерии граф Федор Артурович Келлер принадлежит к числу наиболее прославленных отечественных полководцев и еще при жизни стал воистину легендарным. Но не менее важно, что он навсегда остался в нашей истории символом благородства, чести и верности присяге — генерал выполнил свой долг до конца и без колебаний заплатил за это жизнью. Ярко характеризует отношение Келлера к вопросам чести и долга запись в личном дневнике, которая объясняет весь его жизненный путь и Голгофу генерала: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство».

Родился будущий полководец 12 октября 1857 года в Курске. Его отец, генерал-майор граф Артур Келлер происходил из дворянского швабского рода. Дед Федора Артуровича граф Федор Келлер поступил на военную службу в России в начале царствования императора Александра I и был участником Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов русской армии.

Мать Наталья фон Розеншильд-Паулин также происходила из известного дворянского рода немецкого происхождения, представители которого занимали видные посты в аппарате управления Российской империи и Российской императорской армии.

Как и его предки, проливавшие кровь на государевой службе, юноша не мыслил себе иного пути, чем ратная служба и поступил учиться в приготовительный пансион «Славной гвардейской школы». Так любовно называли его выпускники Николаевское кавалерийское училище, подготовившее несколько поколений лучших кавалеристов империи.

Однако поучиться в самом училище Келлеру не пришлось. Когда началась русско-турецкая война 1877−1878 годов, он посчитал своим долгом отправиться на театр военных действий и лично принять участие в освобождении братьев-славян от османского ига. После окончания седьмого класса пансиона граф, без ведома родителей, пошел добровольцем на войну, вызвавшую необыкновенное воодушевление всего российского общества. Он записался вольноопределяющимся в 1-й Лейб-Драгунский Московский Его Императорского Величества Александра ІІ полк, в составе которого и отправился сражаться на Балканы.

На войне юный вольноопределяющийся сразу же проявил необыкновенную храбрость, которая не осталась незамеченной. За кровопролитное сражение под Шейновым и занятие станции Семенли Тернова он был награжден солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степени, участвовал в лихом взятии лейб-драгунами города Германли. При этом, что случалось весьма редко и считалось особой честью, Келлер получил обе свои награды непосредственно из рук командующего — Великого князя Николая Николаевича-cтаршего.

Показательно, что до конца жизни, в силу присущей ему чрезвычайной скромности, граф избегал рассказов о своих военных подвигах в русско-турецкую войну, впрочем, как и всех последующих. А если и говорил о боевых наградах, то в несколько ироническом ключе. Скажем, на частые расспросы о полученных солдатских Георгиях, он с усмешкой, отвечал: «Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!»

Когда война против Османской империи победоносно завершилась (правда, в силу бездарности российской дипломатии, это практически не дало Российской империи никаких геополитических выгод), Келлер за боевые отличия был произведен Высочайшим указом в прапорщики. Вскоре он выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище, что дало право на дальнейшее производство.

В 1879 году прапорщик Келлер получил назначение в прославленный своими боевыми традициями 6-й гусарский (18-й драгунский) Клястицкий Его Великогермаского Высочества принца Людвига Гессенского полк. Здесь будущий генерал от кавалерии прошел путь от корнета (в это звание он был переименован из прапорщиков при переводе) до ротмистра и командира эскадрона.

Даже в этом, столь известном в армии полку, где традиционно все офицеры были прекрасными кавалеристами, Келлер выделялся своей особой любовью к кавалерийскому делу. Это стало одной из причин (а не только родственные связи, как утверждали недоброжелатели) того, что командующий Виленским военным округом, герой Крымской войны, генерал-адъютант граф Эдуард Тотлебен взял в 1882 году молодого кавалерийского офицера себе в личные адъютанты. Однако, не пришедшиеся ему по душе, адъютантские обязанности Келлер исполнял недолго и уже в следующем году вновь вернулся в родной полк.

В 1889 году граф блестяще заканчивает отдел эскадронных командиров Офицерской кавалерийской школы, готовившей лучших кавалерийских командиров для армии и гвардии и пользовавшейся высочайшим авторитетом не только в России, но и во всей Европе. И вновь на фоне блестящих кавалеристов он выделяется своей преданностью конной науке и пониманием роли кавалерии в современной войне.

В 1894 году Келлер за отличие по службе получает погоны подполковника и назначается в 24-й драгунский Лубенский Его Императорского Высочества Эрцгерцога Австрийского Карла-Людвига полк.

Через семь лет он ненадолго переводится в 23-й драгунский Вознесенский полк, а 2 мая 1901 года производится в полковники и назначается командиром Крымского дивизиона. Это было особо ответственное назначение — Крымский дивизион нес охрану царской резиденции в Ливадии, непосредственно контактировал с членами императорской фамилии и поэтому требования к его командиру были особенно высокие во всем.

В 1903 году Келлер получает назначение в 11-й драгунский Харьковский полк, а в следующем году он уже командир 15-го драгунского Александрийского полка (со дня основания в 1783 году до 1882 года гусарский, потом драгунский и снова с 1907 года гусарский). Это было особенное воинское соединение Российской Императорской армии, шефом которого была сама императрица Александра Федоровна.

У прославившегося невероятной отвагой во множестве сражений полка издавна была репутация части, сражающейся при любых обстоятельствах до конца и выполняющей самые сложные, совершенно невыполнимые для других, задачи.

Неофициально за полком навсегда закрепилось название «черных гусар» (по цвету исторической формы, состоявшей из черного ментика, черного доломана с красным воротником и обшлагами и черных чакчир), а также «гусар смерти» и «бессмертных».

Как писал о своем полке, получивший впоследствии широкую известность, «черный гусар» барон Карл Густав Маннергейм: «По традиции полк может погибнуть, но не сдаться. Войсковая часть расквартирована в Калише на границе с Пруссией. Привилегией является то, что в случае войны он первым вступит в соприкосновение с врагом».

Командиром Келлер запомнился чрезвычайно строгим. Но не необходимая в армии строгость, анеумение быть удобным начальству, вызывало у некоторых генералов негативные эмоции, отразившиеся впоследствии в мемуарной литературе. Точную характеристику Келлера, как командира, дал в своих воспоминаниях один из наиболее известных военачальников-кавалеристов периода Гражданской войны генерал-лейтенант ВСЮР Андрей Шкуро (некоторое время он находился на фронте в подчинении у графа): «С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. С начальством, если он считал себя задетым, шел положительно на ножи. Верхи его поэтому не любили. Неутомимый кавалерист, делавший по сто верст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех».

О том насколько волновало Келлера положение простого солдата, и возмущала несправедливость по отношению к нему, лучше всего свидетельствуют следующие слова Федора Артуровича:«Распоряжение по таким-то улицам нижним чинам не ходить, мне приходилось читать еще не так давно в приказах по гарнизону. Объяснялись такие распоряжения тем, что солдаты стесняют публику, держать себя на гуляниях не умеют, также как не умеют ходить по людным улицам и показываются иногда очень грязно одетыми. Пора, казалось бы, переменить взгляд на солдата, пора смотреть на него как на взрослого, полноправного человека, отвечающего за свои поступки и за свое поведение и пора воспитывать его в этом направлении, выказывая ему полное доверие, но в то же время безустанно и строго требуя от него трезвого поведения, сохранения воинского достоинства и умения держать себя на улицах и в людных местах..»

А в обучении солдат командир «бессмертных» неизменно отстаивал принцип, что «учить солдат надо тому, что необходимо на войне». И граф был абсолютно уверен в успехе: «Воспитание, которое я отстаиваю, не сразу, конечно, принесет желанные плоды и породит вначале много хлопот и неприятностей, но не пройдет и двух лет, как облик нашего нижнего чина, самосознание его и уважение к себе самому совершенно изменится».

Начавшиеся в 1905 году революционные беспорядки возложили на командира Александрийского полка новые тяжелые обязанности, исполняя которые он постоянно рисковал жизнью. Поддержание порядка в Калуше (в том числе, противодействие поднявшим голову террористам) вызвало к Келлеру лютую ненависть революционеров. Она тем более усугублялась тем, что граф, в отличие он некоторых других военных и гражданских должностных лиц, не растерялся в непривычных обстоятельствах и твердо, не заигрывая с противниками государственного строя (да и исторической государственности в целом), исполнял свой долг.

Келлер был приговорен террористами к смерти и дважды она прошла рядом с ним совсем рядом. В первый раз неизвестный террорист кинул бомбу в графа, когда он ехал вместе с женой в коляске. Проявив потрясающее хладнокровие, Келлер перехватил смертельный снаряд в полете, аккуратно положил на сидение и лично бросился в погоню за преступником.

Во второй раз смерть еще более приблизилась к командиру «бессмертных», он буквально взглянул в ее лицо. Недаром, вскоре после чудесного спасения, граф получил от террористов послание, содержавшее многозначительное обещание: «..в первый раз мы послали дураков, скоро пошлем людей поумнее».

Когда Келлер в сопровождении нескольких офицеров возвращался с полковых учений, в него была брошена начиненная поражающими элементами бомба большой мощности. Граф был тяжело контужен, а в ноге его оказалось несколько десятков осколков.

После длительного лечения в ноябре 1906 года Келлер был назначен командиром Лейб-Гвардии Драгунского полка. То, что командир «черных гусар» (а полковой значок Келлер с гордостью носил до конца жизни) был назначен командовать одним из прославленнейших гвардейских кавалерийских полков, являлось знаком особого доверия и благоволения со стороны императора.

Как и в любом гвардейском полку у лейб-драгун была особая атмосфера. Например, бывший лейб-драгун Де-Витт уже на склоне лет следующим образом писал о ней в белоэмигрантском военно-историческом журнале «Военная быль»: «Особый лексикон был у наших денщиков и вестовых: наши сапоги, наш чемодан, наш конь и т. д. Говоря про какие-нибудь события не иначе как мы с барином или мы с Их Высокоблагородием, но непременно всегда и всюду „мы“. Это было трогательно и показательно, насколько в действительности в полку мы близки со своими людьми, деля вместе горе и радости походной жизни».

О том, каким командиром был Келлер, вспоминал потом руководивший в эмиграции полковым объединением лейб-драгун полковник фон Гримм: «Граф Келлер был неутомимый и очень строгий командир полка, мы его боялись больше, чем «неприятеля». Он входил во все, был всюду, внезапно, на маневрах, появлялся в сторожевом охранении, следил за разведкой и приказывал нападать и ловить неприятельских разведчиков «взаправду». Боже сохрани, попасться самому в плен и отдать посланное донесение. Отсюда происходили драки. Отбивались чем попало, доходило до того, что вытаскивали шашки и кого-то как-то вытянули плашмя по спине и ранили его лошадь. Пошли жалобы на лейб-драгун. Келлер только улыбался и в итоге, запретил вытаскивать шашки, но прибавил:

— А в плен все же не сметь сдаваться».

Наверху высоко оценили командование Келлера лейб-драгунами (а за каждым из командиров гвардейских полков при дворе очень пристально наблюдали). В 1907 году он становится флигель-адъютантом, а вскоре получает и погоны генерал-майора «с зачислением в свиту Его Императорского Величества».

Через три года граф назначается командовать 1-й бригадой Кавказской кавалерийской дивизии, а в 1912 году — начальником расквартированной в Харьковской губернии 10-й кавалерийской дивизии, командуя которой и производится в генерал-лейтенанты.

Дивизия Келлера становится одной из лучших в Российской Императорской армии по боевой подготовке и под его командованием она в 1914 году отправляется на войну, где в составе 3-й армии генерала от инфантерии Николая Рузского принимает участие в победоносной Галицийской битве.

На Юго-Западном фронте в первых же боях дивизия добивается громких успехов. Замечательный военный историк белой эмиграции Антон Керсновский в своей классической «Истории Русской армии» особо выделил 10-ю кавалерийскую дивизию, сохранившей заложенные Келлером боевые традиции даже после смены начальника: «10-й кавалерийской дивизии посчастливилось найти вождя в лице графа Келлера. Она прославила свои штандарты в конном бою 8 августа 1914 года у Ярославице, изрубив 4-ю австро-венгерскую дивизию (эскадроны и сотни всех четырех полков), у Перемышля и Яворова — беззаветными атаками на пехоту и артиллерию, у Равы Русской, где одесские уланы выручили 9-ю пехотную дивизию, в карпатских предгорьях, в краковском походе, Переброшенная ранней весной 1915 года на бессарабско-буковинский рубеж, она под командованием генерала Маркова (оставаясь все время в III конном корпусе графа Келлера), отличилась у Хотина, Баламутовки и Ржавенцев, изрубив 42-дивизию гонведа».

Отметим, что во время сражения у Ярославице (ставшим последним крупным кавалерийским сражением в мировой истории), когда сложилась критическая ситуация, Келлер лично бросился в бой, сопровождаемый лишь несколькими ординарцами. Его решимость и отвага настолько вдохновили солдат, что австрийцы были смяты и понесли огромные потери.

Показательно, что бывший старший адъютант штаба 10-й кавалерийской дивизии капитан Александр Сливинский считал, что победа над значительно превосходящими силами противника у Ярославице была достигнута благодаря не только полководческому таланту Келлера, но и его огромному моральному авторитету в войсках. Как он, уже будучи в эмиграции, писал в изданном в 1921 году в Сербии специальном исследовании, посвященном этому сражению «Конный бой 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келлера 8/21 августа 1914 года у д. Ярославице»: «Имел ли право Генерал граф Келлер при подобных обстоятельствах рисковать дать бой значительно превосходящему по силам противнику?

Большинство научных исследователей ответит на этот вопрос отрицательно. Подавляющее большинство командиров, попав в положение подобное приведенному, предпочло бы уклониться от боя, хотя бы до подхода подкреплений.

Но Генерал граф Келлер решил иначе .. и, пожалуй, имел на то свои основания.

Основания эти нужно искать в психике, опиравшейся на глубокое доверие вождя к своим войскам и на не менее сильной веpе войск в своего командира.

Необходимо сказать, что Генерал граф Келлер был суровым, иногда слишком суровым начальником и командиром, но в то же время беспредельно внимательным и сердечным отцом своих подчиненных. Не было, казалось, предела строгости Генерала графа Келлера, но в то же время не было границ его заботливости в отношении вверенных ему войск. Никто так сильно не преследовал малейшие упущения по службе, но никто не умел так просто, искренно и доброжелательно подойти к солдатской среде, понять ее нужды и желания, как-то всегда удавалось графу.

Подчиненные боялись, но были преданы ему, любили и преклонялись перед могучей личностью, железной волей и неутомимой энергией своего Начальника. Войска трепетали, но обожали, беззаветно верили своему командиру и так же беззаветно вверяли ему свою жизнь.

Генерал граф Келлер обладал присущей только выдающимся военачальникам способностью наэлектризовывать войска, воодушевлять и увлекать массу на самые отчаянные и опасные предприятия, на блестящие подвиги и на тяжелые жертвы. . .

Разумеется, не случайно установилась эта живая связь между командиром и войсками. Генерал граф Келлер более двух лет перед войной был Начальником 10-й кавалерийской дивизии и это был период упорного, непрестанного труда по боевой подготовке частей и воспитанию личного состава. Генерал граф Келлер не только в совершенстве знал всех своих офицеров, но и каждого солдата и казака. В наш век увлечения техникой и теоретическими формулами известный афоризм Наполеона: «Победа на ¾ зависит от духа и на ¼ от материи», иногда, казалось, готов был поблекнуть или принимался на веpy без должного проникновения в смысл его, не выходя к тому же за пределы военной школы. Привыкали смотреть на боевые действия в крупном или малом масштабе, как на механическое явление. Упускались из виду свойства души человеческой; забывалось о том, что бой прежде всего есть человеческая драма, в которой психика достигает величайшего напряжения, где она могуче борется со сковывающими и регулирующими ее формами и формулами, разорвав которые, дух побеждает часто математически точные расчеты материи».

За блестяще выигранное сражение у Ярославице Келлер был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Это была первая боевая награда генерала в Мировой войне, а до ее конца он еще будет награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, Георгиевским оружием и орденом Святой Анны 1-й степени с мечами.

Императрица Александра Федоровна с нескрываемым восторгом писала о действиях Келлера во время Галицийской битвы: «Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед».

Однако, к сожалению, Рузский не сумел в должной степени воспользоваться результатами победы Келлера и стратегически развить достигнутый успех. Как правильно отметил Керсновский: «Победа у Ярославице..окрылила нашу конницу, но все ее возможности, увы, не были использованы».

Яркий портрет Келлера на фронте оставил журналист наиболее популярной в империи газеты «Новое время» Кравченко: «..при нашем первом наступлении на Галицию и после, он причинил австрийским войскам много хлопот, и не раз вызывал у них очень чувствительные потери. Суровый по характеру, очень требовательный, он в то же время отличался безусловным талантом полководца и особым чутьем кавалериста. Смелость, сопряженная с умением владеть собой, быстро оценивать положение, замечать ошибки врага делали его страшным противником. Зато, несмотря на его характер, его по-своему любили боевые товарищи-офицеры и нижние чины, из которых последние называли его просто „Граф“. С именем графа Келлера связано много славных дел это войны. Прорвавшись как-то сквозь линию врагов, он долгое время хозяйничал у них в тылу со своей удивительной дивизией, и все усилия австрийцев поймать его были напрасны. Однажды он даже захватил обоз чуть ли не целого корпуса, причем почти не понес потерь. В конце концов, после долгой погони, дивизия графа Келлера была окружена со всех сторон. Казалось, что выхода нет. Но и тут спокойствие, смелость и талант кавалериста дали ему возможность целым рядом демонстративных атак отвлечь внимание австрийцев и затем, пробившись там, где его менее всего ожидали, уйти».

Во время боев в Карпатах Келлер был ранен, но вскоре вернулся из госпиталя в свою дивизию, не считая возможным надолго оставлять ее.

Следует отметить, что войска любили графа не только за выдающуюся личную храбрость. Как бы ни была трудна боевая обстановка, он делал все возможное для облегчения положения простого солдат. Например, бывший командир 10-го гусарского Ингерманландского полка полковник Василий Чеславский вспоминал, какие меры начальник дивизии предпринимал для борьбы со вспыхнувшей эпидемией холеры: «Сам граф Келлер два раза в сутки обходил всех больных, следя, чтобы у каждого больного были у ног бутылки с горячей водой и чтобы растирали тех, у кого сильная рвота и корчи. Отдавая должное графу, он совершенно игнорировал опасность заразиться — подходил к тяжело больным и сам растирал им руки, пробовал, горяча ли вода в бутылках, разговаривал, утешал больных, что холера у них в легкой форме..Это сильно ободряло больных солдат морально.

Такую же заботу о больных он требовал и от всего командного состава дивизии.

В один из вечеров граф вызвал всех командиров полков на совещание. Он был сильно взволнован и, как только мы собрались, сейчас же начал всех ругать за недостаточную заботу, проявленную о больных.

Командир конноартиллерийского дивизиона поднялся и сказал:

— Что же мы можем больше сделать? Все, что от нас зависело и что Вы требовали, мы выполнили, а прекратить холеру не в наших силах.

Граф взбеленился, вскочил со своего стула, ударил кулаком по столу и закричал:

— Вы еще смеете говорить, что вы все сделали и больше ничем помочь не можете, так я вам покажу, что вы еще можете сделать, — и, обратившись к начальнику штаба, сказал: — Я назначаю командиров полков дежурными по холерным баракам, и вы распределите им очередь».

В марте 1915 года Келлер, показавший себя выдающимся начальником-кавалеристом, назначается командиром III кавалерийского (во многих документах именовавшийся также конным) корпуса, в который входили одни из лучших частей армейской и гвардейской кавалерии.

Прощаясь со своей дивизией, граф отдал последний приказ: «С глубоким чувством грусти расстаюсь я с 10-й кавалерийской дивизией, которой командовал более четырех лет в мирное и военное время. Несмотря на мои подчас тяжелые в мирное время требования, я во всех чинах дивизии, начиная от генерала и кончая рядовым, встречал всегда полное желание идти моим указаниям навстречу и доброе доверчивое товарищеское отношение ко мне. В военное время мы проработали вместе восемь месяцев, вступив в бой с противником еще в июле. С этого времени мы участвовали более чем в десяти крупных боях, в которых полки 10-й кавалерийской дивизии покрыли себя вечной славой. И всегда я видел то же доверие и доброе отношение ко мне и ту же готовность по одному моему приказанию идти, не рассуждая, на смерть. Господь Бог нам везде помогал и всюду славные разъезды, эскадроны, сотни, батареи и полки били часто впятеро сильнейшего нас врага, отбирая у него пушки, обозы и пленных в громадном числе.

Георгиевский крест, которым меня наградил Государь-Император, заработали мне своей беззаветной храбростью и удалью именно Вы, славные батареи и полки 10-й кавалерийской дивизии. Горячее спасибо всем Вам, друзья-товарищи, от генерала до самого скромного героя-рядового, за Вашу службу, за любовь и доверие ко мне. Тяжело мне расставаться с Вами. Одним утешаюсь, что 10-я кавалерийская дивизия входит в состав корпуса, которым я назначен командовать. Значит, работать на славу НАШЕГО ЦАРЯ-БАТЮШКИ и нашей Родины мы будем опять вместе. Благослови Господь дальнейшую нашу работу и дай он нам и в будущем того же счастья и удачи. Не забывайте завет Вашего старого начальника: читай перед боем молитву, иди с ней на устах на врага и никогда не отбивайся, а сам нападай».

О том, какой честью считалось служить под началом легендарного кавалерийского военачальника, вспоминал уже упоминавшийся Шкуро — в то время в чине есаула командовавший Кубанским конным отрядом особого назначения, который был придан корпусу Келлера: «..я явился представиться своему новому корпусному командиру. Граф Келлер занимал большой, богато украшенный дом в г. Дорна-Ватра. С некоторым трепетом, понятным каждому военному человеку, ожидал я представления этому знаменитому генералу, считавшемуся лучшим кавалерийским начальником русской армии. Меня ввели к нему. Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. Граф ласково принял меня, расспросил о быте казаков и обещал удовлетворить все наши нужды.

— Я слышал о славной работе вашего отряда, — сказал он. — Рад видеть вас в числе моих подчиненных и готов во всем и всегда идти вам навстречу, но буду требовать от вас работы с полным напряжением сил.

Об этом, впрочем, граф мог бы и не говорить; все знали, что служба под его командой ни для кого не показалась бы синекурой. Действительно, после двухдневного отдыха на отряд были возложены чрезвычайно тяжелые задачи. За время нашей службы при 3-м конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчиненные, положительно не чаявшие в нем души. Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особенное внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать..В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен.

Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, казалось, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования».

Самое активное участие корпус Келлера принял в знаменитом Луцком (Брусиловском) прорыве, который бы, в случае развития Ставкой достигнутого успеха мог решить судьбу всей войны.

Действуя в Южной Буковине, III кавалерийский корпус добился крупных успехов, имевших важное значение для общего успеха стратегического наступления Юго-Западного фронта. Корпусом Келлера было взято в плен 60 офицеров, 3500 нижних чинов и захвачено 11 пулеметов.

Как сообщил граф телеграммой императрице: «Данную задачу исполнил, очистил южную Буковину от противника. Сегодня ранен в другую ногу пулей, кость не перебита, но расщеплена. С Божьей помощью надеюсь скоро вернуться в строй для дальнейшей службы Вашему Величеству».

Новый 1917 год Российская Императорская армия встретила в преддверии ожидавшейся скорой победы — не вызывало сомнения, что, полностью обеспеченная оружием, боеприпасами и снаряжением, она в планировавшемся весеннем стратегическом наступлении сумеет разбить противника, что принесло бы союзникам окончательную победу. С нетерпением ожидал будущего решающего наступления и Келлер, конница которого имела бы огромное значение для развития наступления в глубину после прорыва вражеской линии обороны.

Недаром, 15 января Келлер был произведен в генералы от кавалерии, что демонстрировало, в том числе и то, какие большие надежды возлагает на него высшее командование и лично Николай II.

Однако достижению, казавшейся столь близкой, победы помешали февральские события в Петрограде, когда заговорщиками при помощи бунта не хотевших идти на фронт разложившихся частей была свергнута историческая власть. Оказавшиеся у власти антинациональные либералы очень быстро привели армию к позорному концу — она полностью потеряла боеспособность и превратилась в агрессивную вооруженную толпу, опасную лишь для мирного населения.

В эти дни крушения империи, когда повсюду, по выражению лишившегося престола императора, правили бал «измена и трусость и обман», Келлер продемонстрировал высший пример верности долгу и присяге. Во всей армии тогда нашлось лишь два военачальника, которые не пошли на поводу у заговорщиков-февралистов, не «умыли руки», подобно Понтию Пилату, а готовы были защищать законную власть до конца — генерал Келлер и командир Гвардейского кавалерийского корпуса генерал Хан Нахичеванский.

Келлер, когда ему стало известно о вынужденном отречении Николая II, отправил монарху следующую телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».

Шкуро так вспоминал о реакции корпуса, к которому обратился любимый командир: «Ура, ура! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду Императора. — Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя».

Когда же командование армии потребовало от Келлера принять присягу Временному правительству, то он ответил с полным чувством своей моральной правоты: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу».

А после того как граф был снят с должности командира корпуса, то прощался со своими кавалеристами под звуки уже запрещенного Временным правительством царского гимна.

Перед отъездом генерал отдал последний приказ, который словно весь проникнут любовью к своим оставляемым боевым товарищам и скрытой болью за погибавшую армию: «Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса!

Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с БОЖЬЕЙ помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь».

Отчисленный в резерв чинов Киевского военного округа, Келлер делал все возможное, чтобы исполнить до конца свой долг присяги перед свергнутым самодержцем и присоединиться к арестованной царской семье. Он написал письмо Керенскому со следующей просьбой: «Ввиду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».

Вполне понятно, что Временное правительство не пустило известного своей отвагой и решительностью генерала к арестованной царской семье и, он остался в Харькове, куда вернулся к семье с фронта.

Временное правительство вполне справедливо опасалось популярности любимого в войсках военачальника и относилось к нему крайне подозрительно. Даже независимо от собственного желания, Келлер стал знаменем борьбы в глазах многочисленных офицеров, не желавших смириться с революционным развалом и готовых выступить против него с оружием в руках. Как вспоминал в эмиграции видный деятель монархического движения Николай Тальберг: «В те медовые месяцы революции с именем графа Келлера соединялось чистое и светлое понятие как о верноподданном офицере. В летние месяцы позорного 1917 г. мне приходилось много разъезжать по России, встречать затравленных офицеров и часто-часто в откровенных беседах как-то особенно благоговейно произносилось имя графа, сразу отделившего себя от революции, тогда как многие без нужды щеголяли в красных бантах и выбирались в советы солдатских депутатов. Помыслы всего монархически настроенного офицерства всегда сосредотачивались на графе Келлере, скромно проживающем в Харькове».

Показательно, что моральный авторитет графа был огромен не только среди кадрового офицерства, а и солдат-фронтовиков, причем даже независимо от их идеологических предпочтений. Во время первого большевистского правления в Харькове его не тронули, хотя Келлер считал ниже своего достоинства скрываться.

После начала Гражданской войны старый военачальник не примкнул к формировавшейся на Дону Добровольческой армии, хотя и был настроен резко антибольшевистски.

Для него Добровольческая армия была неприемлема неопределенностью своей программы, в первую очередь нежеланием ее вождей выдвинуть четкий лозунг восстановления монархии.

Как писал Келлер основателю Добровольческой армии генералу от инфантерии Михаилу Алексееву:«Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете..Верно, что Вам, Михаил Васильевич, тяжело признаться в своем заблуждении, но для пользы и спасения родины. Вы обязаны на это пойти и покаяться откровенно и открыто в своей ошибке. и объявить всенародно, что вы идете за Царя».

Понятно, что, тесно связанное с либеральными кругами (в первую очередь, с кадетами), командование добровольцев не могло пойти на провозглашение монархической реставрации, что подвигло Келлера принять предложение Совета обороны Псковской области возглавить, только начавшую формироваться в Пскове, белую Северную армию. Находясь еще в Харькове, граф выпустил обращение к солдатам и офицерам с призывом встать под его знамена: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков. За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг. Время терять некогда — каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

При этом генерал категорически отказался от предложений со стороны некоторых правых организаций возглавить Южную или Астраханскую армию, которые также формировались под монархическими лозунгами. Дело в том, что обе эти армии негласно финансировались германским командованием на Украине с целью отвлечения офицеров от поступления в Добровольческую армию, а Келлер ни при каких условиях не хотел быть зависимым от любых внешних сил. Как он с горечью писал о ситуации в антибольшевистских кругах Киева: «Здесь часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть — приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».

Генерал как всегда выбрал путь долга — он оставил семью и пошел на войну, чтобы «положити душу свою за други своя».

Символично, что Келлер был единственным белым вождем, которого благословил на борьбу патриарх Тихон, тайно передав икону Державной Богоматери и просфору через епископа Нестора Камчатского. Этой чести не были удостоены ни Колчак, ни Деникин, ни Юденич.

Граф рассчитывал, что сумеет собрать на Северо-Западе достаточно сил, чтобы начать наступление и освободить Петроград, что фактически означало бы поражение большевиков и окончание Гражданской войны. Келлер серьезно рассчитывал войти под колокольный звон в Москву уже через два месяца после начала похода.

Однако выступить во главе Северной армии Келлеру помешали драматические события на Украине. Начатый национал-шовинистическими кругами, при активной поддержке извне большевиков, антигетманский мятеж заставил Скоропадского (которому немцы так и не дали сформировать боеспособную армию) обратиться за поддержкой к бывшим царским офицерам. Последних в это время было на Украине десятки тысяч, но нужен был подходящий боевой генерал, который смог бы их привлечь к защите Украинской Державы. Наиболее авторитетной для офицерства фигурой из находившихся на украинской территории высших военачальников был генерал Келлер, что и подвигло гетмана предложить ему стать Главнокомандующим Вооруженными Силами Украинской Державы.

Не менее важно, что общественные круги, на которые опирался, отказавшийся от союза с узкими националистами, гетман, настоятельно требовали от него назначения Главнокомандующим человека, который бы не вызывал отторжения победившей в войне Антанты связями с немцами. Вполне понятно, что неизменно отказывавшийся от любых контактов с германским командованием Келлер был самой оптимальной для этого фигурой.

Как указывалось в гетманской грамоте от 5 ноября 1918 года: «Ввиду чрезвычайных обстоятельств общее командование всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины, я вручаю генералу от кавалерии графу Келлеру на правах Главнокомандующего армиями фронта, с предоставлением ему сверх того прав, определенных ст. 28 Положением о полевом управлении войск в военное время. Всю территорию Украины объявляю театром военных действий, а потому все гражданские власти Украины подчиняются графу Келлеру».

Подобные беспрецедентные полномочия делали Келлера фактически диктатором Украины.Об этом генерал прямо заявил в телеграмме Деникину, поддержка которого была необходима Главнокомандующему для объединения всего находящегося на Украине офицерства, большинство которого поддерживало Добровольческую армию: «По настоянию общественных кругов, гетмана Украины и его правительства принял на себя всю полноту военной и гражданской власти на Украине».

В своей деятельности новоназначенный Главнокомандующий предпринял самые энергичные меры, чтобы заручиться поддержкой всего населения для защиты Украины. Приведем его воззвание, где предельно четко выражены намерения Келлера: «Все, кто любит Родину и стремится к ее воссозданию, будут всеми силами поддерживаться правительством, враги же порядка и спокойствия будут преследоваться беспощадно — ни национальность, ни политические взгляды роли в этом играть не могут и не должны».

Возможно, будь у Келлера больше времени, он бы сумел отстоять Киев от наступления Петлюры и сохранить гетманскую власть, но оставаться Главнокомандующим ему пришлось недолго. Подстрекаемый рядом лиц из своего окружения, Скоропадский с самого начала достаточно подозрительно относился к Келлеру, которого обвиняли в намерении захватить всю власть на Украине (которой у Главнокомандующего было и так более чем достаточно) и вскоре кризис в их отношениях достиг апогея. Не вызывает сомнения, что значительный вклад в это внесли и те государственные и военные деятели Украинской Державы, кто поддерживал тайные контакты с Петлюрой и добивался максимального ослабления сопротивления мятежу. Так, жестко противостоявшее Келлеру военное министерство было буквально переполнено прямыми петлюровскими агентами, которые за свое предательство гетмана потом получили при Директории значительные посты.

Как отмечал весьма информированный Николай Тальберг (в то время занимавший видную должность в министерстве внутренних дел Украинской Державы): «Гетманское правительство испугалось определенности и решительности действий графа Келлера».

13 ноября Келлер выступил на похоронах зверски замученных петлюровцами под Киевом офицеров-добровольцев. О том, в каком виде, привезли тела этих мучеников, самоотверженно пытавшихся защитить столицу от врага, оставил свидетельство известный впоследствии писатель белой эмиграции, а в то время офицер добровольческой дружины в Киеве Роман Гуль: «..из Софиевской Борщаговки привезли вагон с 33 трупами офицеров. На путях собралась толпа, обступили открытый вагон: в нем навалены друг на друга голые, полураздетые трупы с отрубленными руками, ногами, безголовые, с распоротыми животами, выколотыми глазами. Некоторые же просто превращены в бесформенную массу мяса».

Потрясенный этой страшной, даже для времен Гражданской войны, трагедией, и без того чуждый дипломатичности Келлер, прямо заявил в надгробном слове во время похорон убитых добровольцев на Лукьяновском кладбище, что Главнокомандующему на время военных действий необходима передача всей полноты власти. Таким образом это означало и подчинение ему Совета министров.

После похорон гетманские министры — иностранных дел Георгий Афанасьев и юстиции Виктор Рейнбот заявили Главнокомандующему по поручению правительству о том, что он «неправильно понимает существо своей власти». Согласно достаточно сомнительной с правовой точки зрения правительственной позиции, Совет министров до созыва Державного сейма был властью законодательной и не мог быть подчинен Главнокомандующему.

Келлер категорически отказался отступить от своей позиции о необходимости передачи Главнокомандующему в момент общегосударственного кризиса всей полноты власти и, в этот же день был смещен гетманом (на его место был назначен, не отличавшийся ни волей, ни военными дарованиями, ни даже наличием чести офицера генерал-лейтенант князь Александр Долгоруков).

Оказавшись в блокированном Киеве, Келлер не имел возможности выехать в Северную армию, но 14 декабря — в день падения города сделал попытку пробиться во главе небольшого офицерского отряда на Дон. Но это уже было невозможно и генерал, в сопровождении 30 офицеров, укрылся в Михайловском монастыре.

Бывший Главнокомандующий и не подумал прятаться, хотя у него была полная возможность спастись — из германского штаба специально был прислан офицер, чтобы вывезти генерала на автомобиле. Но, когда он попросил обезоружиться, снять папаху и надеть немецкую шинель, Келлер отказался от подобного, как считал генерал, унижения и решил дожидаться в монастыре своей участи, какой бы она ни была.

Вскоре была предпринята вторая попытка вывезти графа в германскую комендатуру, но и она сорвалась по причине категорического отказа графа снять наградную шашку и шейный Георгиевский крест.

На следующий день Келлер был взят под арест пришедшими в монастырь сечевиками. Жить ему оставалось всего несколько дней. В ночь с 20 на 21 декабря петлюровцы на санях вывезли из монастыря графа вместе с оставшимися ему верными до конца адъютантами — полковником Андреем Пантелеевым и штаб-ротмистром Николаем Ивановым, якобы для перевода в Лукьяновскую тюрьму.

Когда арестованные оказались на Софиевской площади у памятника Богдану Хмельницкому по ним был открыт из засады огонь, а потом конвоиры добили свои жертвы выстрелами из винтовок, сабельными и штыковыми ударами. Вряд ли можно сомневаться, что прямой приказ на это подлое убийство поступил сверху — ненависть к Келлеру была общей для лидеров Директории. Само собой, ни один из убийц не понес ни малейшего наказания, а генеральская Георгиевская сабля с бриллиантами была торжественно преподнесена на следующий день командиром сечевиков Коновальцем Петлюре.

Благодаря епископу Нестору Камчатскому, уже свезенные на свалку тела убитых, были найдены и нашли свой последний приют под чужими именами на погосте Свято-Покровского монастыря.

Могила генерала в обители не сохранилась, но навеки останется память о великом духе воина и патриота, для которого до последнего вздоха главным в жизни был долг.

Плакат *Подло убит петлюровцами в 1918 году*. Ф.А.Келлер

http://zarenreich.com/general-graf-keller-kakim-dolzhen-by-t-diktator-ukrainy/

https://rusk.ru/st.php?idar=66224

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *