Елена Чудинова.

(исторические претензии на постсоветском пространстве)

Встречаются изредка люди, мало подверженные греху. После смерти их обыкновенно прославляют как святых. Но, увы: история не знает такого явления, как безгрешная нация. (Чтобы святость складывалась из безгрешности каждого представителя плюс несомненной правоты нации в целом решительно во всех событиях прошлого).

Подобные проявления «патриотизма» столь же нелепы, как их прямая противоположность: восприятие собственного народа как самого плохого и поиск непременно его вины в любом конфликте с другими.

Однако самоидентификация «безгрешный народ» делается все популярнее. И стоит за нею, почти всегда, мелкий шкурный интерес, претензия что-то отжать, за что-то получить пряников.

Мы уже устали удивляться тому, что эстонцы или украинцы, всячески соотнося с большевизмом русских, тем не менее, настаивают на территориях, некогда им беззаконно дарованных большевиками. Я ни разу не встречала эстонца, сумевшего бы дать чудовищному Тартускому сговору иную оценку, кроме: ну это же было выгодно! Напомню много раз мною сказанное: в конце 1919 года эстонские союзники нанесли удар в спину своим защитникам – СЗА, получив за это территории и золото от большевиков. Ужасные страницы гибели преданных союзниками воинов-Северо-западников и мирного населения, бежавшего из Петрограда от красного террора, массовая гибель русских в Иван-городе: это навсегда останется одним из самых подлых и страшных предательств ХХ столетия.

Говорить об этом в Эстонии не принято. Когда заводишь разговор, слышишь в качестве морального оправдания – «мы маленький народ, мы должны думать о себе». В переводе – мы можем предавать и продавать. Странная установка. Но именно на ней, к сожалению, строится самоидентификация большинства бывших союзных республик и стран сателлитов СССР.

Мы в тысячу и первый раз слышим о том, что Россия где-то позабыла упомянуть про пакт Молотова-Риббентропа, а в особенности о пострадавшей от него Польше.

Ах, нет, не просто «где-то». Начало года порадовало особо интересной отсылкой к Молотову с Риббентропом. Оказалось, что на собрании в Иерусалиме, посвященном памяти жертв Холокоста, «России было уделено слишком много внимания». А кому из гостей, строго говоря, еще было его уделять? Не Германии же, извините. Однако Израильский Мемориал памяти жертв Холокоста «Яд ва-Шем» впоследствии даже за что-то «извинялся». А наши «оппозиционные» медиа бодро строчили:

«… Примечательно, что незадолго до форума Путин несколько раз заявлял, что СССР не был виноват в развязывании Второй мировой войны»…

Эта версия, как минимум, еще не опровергнута исторической наукой. Да, существуют и альтернативные версии, но не более того.

«… обвинил Польшу в сотрудничестве с Германией при разделе Чехословакии»

И что – облыжно обвинил? Не было этого? Не было бодро марширующих войск, танковые колонны не входили в Тешин? Не было ни сшибанья чехословацких гербов с присутственных зданий, ни совместных парадов с фон Штудницем? (Анекдотическая деталь: польско-германский парад был посвящен единовременно и Независимости Польши, и успешной аннексии Тешинской области). И повторной, после войны, оккупации с этническими чистками – тоже не было? А что же тогда было возвращено Чехословакии в 1958 году?

Все было, но об этом нельзя говорить. Можно – о пакте.

Кстати, опять же о нем. Никогда не удается получить ответа на очень простой вопрос. А какое значение имеет оный пакт по окончании войны? Было бы странно, когда б послевоенное деление карты определял проигравший. Надолго и всерьез закрепилась дележка, которую Сталин производил с совсем иными людьми: Рузвельтом и Черчиллем. Но громогласно осуждать США и Великобританию как-то не очень принято, ибо ну как же. Поэтому сотрудники маленьких гордых посольств пламенно негодуют на пакт, ведя себя так, будто II Мировой не было вовсе. Все зло от пакта. Причем занятно наблюдать, как пакт Молотова-Риббентропа в их речах превращается в пакт Молотова-Молотова, ибо винить немцев тоже уже как-то не очень прилично.

Могучий интеллект нобелевской лауреатки Алексиевич последнюю тенденцию в январе подытожил, обвинив Сталина в зарождении нацизма в Германии. (Кстати, покаялась ли дама за свои дифирамбы Железному Феликсу? Вопрос праздный, хоть и были они удостоены в свое время премии Ленинского комсомола).

Но, так или иначе – а скоро нас, кажется, попытаются заставить платить за нацизм в Германии. И за Холокост заодно.

На месте Польши вообще бы не стоило привлекать к себе внимания какими-либо спорами о той войне. Но Польша – привлекает. Аннексию же земель Чехословакии принято обходить таким же политкорректным молчанием, как Волынь. Катынь надлежит отмечать ежегодно, с перманентным покаянием России – а Волынь… ну о чем там вспоминать. Не Украине же за нее каяться? (Между тем число поляков, погибших во время Волынской резни, много выше, чем число убитых польских военных. И лютая смерть их была – много страшнее расстрела).

Но не всегда корректна и бывшая Чехословакия.

В «Пражскую весну» погибло 72 человека. Трагедия, которую нам вспоминают до сих пор, хотя у нас уже давно нет правления коммунистической партии, ответственной за эти события. Но почему никто не вспоминает о бомбежке американцами Праги в 1945-м году, когда погиб 701 человек – то есть – жертв было на порядок больше? Или дело в том, что злой СССР вводил войска нарочно, а добрые американцы обрушили 155 тонн смерти на мирное население – по ошибке? Погибшим была, конечно, большая разница – намеренно или ошибочно они истреблены. Вообще-то за такие ошибки судят, военным трибуналом. Не беремся утверждать, но мне не удалось найти данных о том, что за Прагу в США кого-то судили. И опять же – не удается найти: а что – выходили ли гневные американцы к Белому дому с плакатами в поддержку Праги? У нас – выходили, подписываясь под судилище и тюрьму, у них…? История умалчивает.

Но, коль скоро «исторический спор» в этом году начала Польша, то сейчас – разговор о ней. Этой зимой, по крайности. К сожалению, грядущие сезоны вновь предоставят нам печальную необходимость вспомнить и о других «небольших гордых странах».

Но сейчас – о Польше. Несколько вопросов, на которые мы никогда не получим ответа.

Существует две практически не подвергаемых сомнению истины:

Польша – страна, для которой нет ничего важнее своей польской свободы, независимости.

Польша – страна, для которой нет ничего важнее католической веры.

Как большинство современных непререкаемых истин, обе-две можно подвергнуть основательному сомнению.

Польша – единственная страна, в государственном гимне которой упоминается чужой правитель: Наполеон Бонапарт.

Больше до такого лакейства перед «старшим братом» не скатился, кажется, никто. За всю историю существования государственных гимнов.

Но польское пение мы еще не завершили слушать.

«В атаке отважны без меры,

Сражались они, храбрецы,

Как прадеды у Сомосьерры»…

Песня и сегодня вполне популярная. Можно сказать, педагогическо-патриотическая.

Но чем же столь похвально зарекомендовали себя в бою упомянутые прадеды в оном географическом пункте? Против кого и за что они «сражались»?

История довольно давняя. В ноябре 1808 года агрессоры под предводительством Бонапарта вторглись в Испанию. Горный перевал у деревни Сомосьерра был последним и решающим пунктом испанской обороны, которой командовал генерал Бенито Сан Хуан. Позиция, меж тем, была выигрышная. Крутую дорогу через ущелье генерал приказал обстреливать с четырех позиций из шестнадцати орудий. Батареи атаковали польские уланы, с успехом и огромными человеческими потерями. Оборона была сокрушена. Наградив уцелевших участников атаки, Бонапарт признал поляков своей «лучшей кавалерией». Итак, геройство поляков преследовало одну лишь цель: помочь завоевателю лишить другой народ той самой прекрасной национальной свободы, любовь к которой пылает в каждом польском сердце.

И сегодня поляков не смущает даже тот факт, что вошедший в Испанию с помощью их предков Буонапарте на две трети сократил число испанских монахов. На всякий случай поясним: сокращение производилось преимущественно посредством пуль и сабельных ударов.

Такая вот ревностная набожность. С безбожниками – к католикам: громить монастыри и разорять храмы. Да, и, собственно (последний из неприятных вопросов): где католичество в «Катехизисе польского ребенка»?

«— Кто ты?— Маленький поляк.— Каков твой знак?— Белый орёл.— Где ты живёшь?— Среди своих.— В какой стране?— На польской земле.— Что это за земля?— Моя Родина— Чем получена?— Кровью и шрамами.— Любишь ли ты её?— Искренне люблю.— А во что веруешь?— В Польшу верю!— Кто ты для неё?— Благодарный ребёнок.— Что ты должен сделать ради неё?— Отдать жизнь».

Тут не только католичества, тут Господа Бога нет, места не нашлось.

Не напрашивается ли вывод: польская любовь к независимости – это любовь к независимости одних только поляков (да и то выгодного «старшего брата» можно признавать и боготворить), польское католичество – это не вселенская религия, а местечковая вера, сводящаяся к фольклорному колориту?

Нет, подобного вывода мы, уважая себя и других, делать не станем. Тем паче не станет делать его автор этих строк, с детских лет знавший самых что ни есть благородных и глубоко религиозных представителей польской нации.

Не бывает полностью безгрешных народов. Но и народов полностью грешных – также не бывает.

Приведенные выше факты – лишь повод задуматься, если эти слова будут услышаны: не пора ли прекращать выставление исторических счетов в попытках извлечь из них пользу в настоящем времени?

Нет ничего омерзительнее, чем мерить человеческое горе меркой сиюминутной политической выгоды.

Нравственная оценка Добра и Зла в отношении былого необходима как воздух каждой стране – но ради здоровья общества, а не ради корыстных игрищ.

Не говоря уже о том, что из подобных претензий мало, что когда-либо получается. Почти никогда.

Крым вернулся к России не потому, что некогда был неправ Хрущев, незнамо с какой радости приписавший его к национальной республике. (Впрочем, для справедливости скажем, Хрущеву в голову бы не пришло, что полуостров может стать «заграницей»). Крым вернулся в Россию даже не потому, что Ельцин, не спросясь населения, отдал его, как землю с крепостными, другому государству. Это уже – прошлое. Крым вернулся потому, что этого требовала совокупность сегодняшних факторов – языковых, идентификационных, этнополитических. Никакие неразумности Хрущева и самоуправства Ельцина не сработали бы в сегодняшнем дне потребностью противодействия – сумей власти Украины выстроить за четверть века отношения с Крымом.

Если бы справились, если бы сумели, если бы были умны и доброжелательны – мы могли бы до посинения вещать о Хрущеве и Ельцине, да и вообще о Матушке Екатерине, но Крым бы нас – не слышал. Ибо среднему человеку не очень много дела до Хрущева, да и уже и до Ельцина тоже. Он смотрит – на свои права, на жизненные перспективы своих детей, на комфортабельность пребывания в общественном пространстве.

Исторические счеты становятся действующими политическими факторами по совсем иным причинам, чем личные желания выдвигающей их стороны.

Хорошо бы, чтобы все мы осознали ценность памяти всех невинно убиенных – вне зависимости от конъюнктуры. Но это, пожалуй, утопия.