Опаленная железным веком поэзия Николая Туроверова

К 50-летию со дня кончины поэта-казака

Автор: Александр Гончаров

Для хода истории революция противоестественна. Она сворачивает время в спираль, а потом взрывает его. Осколки летят и поражают не только тела, но и души человеческие, раздробляя и опаляя их.

Пережить такое человеку очень сложно. Он может превратиться в существо, которое страшнее зверя, ибо наделено взбесившимся разумом, а не одними лишь природными инстинктами.

Поэтому человек, оставшийся человеком, сохранивший себя как образ и подобие Божие и свою опаленную душу, должен цениться дороже золота, драгоценных каменьев и всего самого лучшего на свете.

Казак и поэт Николай Николаевич Туроверов (1899-1972) принадлежит к тому редкому числу представителей рода людского, которые смогли пережить все катаклизмы жестокого XX столетия и при этом сохранить себя. Думается, что Туроверову помог его не дюжинный, поэтический дар. Он по праву может считаться одним из самых лучших поэтов Белого движения и в целом Русского Зарубежья.

Фактом является и то, что «красная» поэзия, созданная в годы и после Гражданской войны, по большей части страдает явной творческой импотенцией. За редчайшим исключением, она не дала русской культуре ничего в отличие от поэзии «белой», запрещенной в России. По сути, «красную» поэзию сожрали интернационализм и атеистическая идеология. Русь без Бога и Пресвятой Богородицы – это уже не Русь, а злая карикатура на нее, написанная политически колунами Кукрыниксами.

Старую Русь, Россию сохранила «белая» поэзия. Николай Туроверов оказался среди хранителей той славы, того гомона, того быта, того понятия чести, которые родились и жили в Российской Империи.

Юношей, фактически мальчишкой, Николай пошел воевать за Россию в Великой (Первой мировой) войне (1914-1918). Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича стал его родным домом. Революция перечеркнула путь воина, сражающегося со внешними врагами Отечества. В 18 лет Туроверову пришлось окунуться в пучину мятежа и гражданского междоусобия. Героические схватки в отряде легендарного Чернецова, Степной поход, исход из Крыма, остров Лемнос – это вехи биографии Туроверова, вехи великие и горькие.

Нас было мало, слишком мало.

От вражьих толп темнела даль;

Но твёрдым блеском засверкала

Из ножен вынутая сталь.

Последних пламенных порывов

Была исполнена душа,

В железном грохоте разрывов

Вскипали воды Сиваша.

И ждали все, внимая знаку,

И подан был знакомый знак…

Полк шел в последнюю атаку,

Венчая путь своих атак.

Дороги эпохи привели Николая Туроверова в Сербию, а потом и во Францию. В целом можно сказать, что он нашел место на планете Земля. Ему удалось осесть и вести достаточно размеренную жизнь. Однако жизненные обстоятельства и казачья душа привели Николая Николаевича в Первый кавалерийский полк Иностранного Легиона, в рядах которого ему довелось повоевать и во французских колониях, и против орды нацистов на территории самой La Belle France.

Поступь легиона пробивается и в стихотворных строчках, посвященных Легиону:

Нам все равно, в какой стране

Сметать народное восстанье,

И нет в других, как нет во мне

Ни жалости, ни состраданья.

Вести учет: в каком году, −

Для нас ненужная обуза;

И вот, в пустыне, как в аду,

Идем на возмущенных друзов.

Семнадцативековый срок

Прошел, не торопясь, по миру;

Все так же небо и песок

Глядят беспечно на Пальмиру

Среди разрушенных колонн.

Но уцелевшие колонны −

Наш Иностранный легион,

Наследник римских легионов.

Вообще, полк, легион, воинский отряд – образы, без которых немыслима поэзия Туроверова. Воинское братство – от юных лет и до гробовой доски – это то, что для казака-поэта не исчезло в горниле массовых войн, но превратилось в реальные и апокалиптические видения.

Для дряхлого сердца триумфы возврата

Уже сокрушительный яд.

Ах, Русь – Византия, и Рим, и Пальмира!

Стал мир для тебя невелик.

Глумились австрийцы: и шут, и задира,

Совсем сумасшедший старик.

Ты понял, быть может, не веря и плача,

Что с жизнью прощаться пора.

Скакала по фронту соловая кляча,

Солдаты кричали «ура».

Кричали войска в исступленном восторге,

Увидя в солдатском раю

Распахнутый ворот, на шее Георгий – 

Воздушную немощь твою.

(Суворов, 1935)

Они сойдутся в первый раз

На обетованной долине,

Когда трубы звенящий глас

В раю повторит крик павлиний,

Зовя всех мертвых и живых

На суд у Божьего престола,

И станут парой часовых

У врат Егорий и Никола;

И сам архангел Михаил,

Спустившись в степь, в лесные чащи,

Разрубит плен донских могил,

Подняв высоко меч горящий…

И Каледин, в руках сжимая

Пробивший сердце пистолет,

Пройдет средь крови и отрепий

Донских последних казаков.

И скажет Бог:

          «Я создал степи

Не для того, чтоб видеть кровь».

«Был тяжкий крест им в жизни дан, – 

Заступник вымолвит Никола: – 

Всегда просил казачий стан

Меня молиться у Престола».

«Они сыны моей земли! – 

Воскликнет пламенный Егорий: – 

Моих волков они блюли,

Мне поверяли свое горе».

И Бог, в любви изнемогая,

Ладонью скроет влагу вежд,

И будет ветер гнуть, играя,

Тяжелый шелк Его одежд.

(Майдан, 1922)

Но поэтическое творчество далеко не исчерпывается «воинскою повестью» в стихах. Он необыкновенно лиричен и тепл в описании любви к женщине, Родине, миру. Его философия – это философия жизни вечной, которая по воле Божией начинается на грешной земле и не прерывается даже смертью, только бы человеку хватило сил любить и надеяться, быть как дети, быть отблеском Адама, еще не потерявшегося в райских кущах, прячась от Творца.

Дети сладко спят, и старики

Так же спят, впадающие в детство.

Где-то, у счастливейшей реки,

Никогда не прекратится малолетство.

Только там, у райских берегов,

Где с концом сливается начало,

Музыка неслыханных стихов,

Лодки голубые у причала;

Плавают воздушные шары,

Отражая розоватый воздух,

И всегда к услугам детворы

Даже днем не меркнущие звезды.

И являются со всех сторон,

Человеку доверяющие звери

И сбывается чудесный сон, −

Тот, которому никто не верит.

Только там добры и хороши

Все, как есть, поступки и деянья,

Потому что взрослых и больших

Ангел выгнал вон без состраданья.

(1951)

Николай Николаевич Туроверов отошел ко Господу в осенний сентябрьский день во Франции. Быть может сегодня, как и тогда кружится желто-золотой лист, падая на промокшую от дождя землю. Лист прижимает к почве сила тяготения. Но душу Туроверова этой силе уже никогда не притянуть к камням и пыли. Она взлетела ввысь. Она добралась до престола Божия. И теперь смотрит на нас, пытаясь понять – есть ли у нас шанс найти ее следы в стихах русского поэта. А ведь это надо сделать, чтобы вспомнить все, вспомнить Россию, вспомнить и самих себя тоже.