Слушать: https://radonezh.ru/radio/2019/10/30/23-00
Е.Никифоров: — Сегодняшний мой гость Сергей Алексеевич Капнист — русский француз, бывший банкир, общественный деятель, председатель Исторического Русского Императорского Красного Креста. Ваша фамилия очень известна — одна из старшейших дворянских фамилий. Василий Васильевич Капнист, писатель 18 века — Ваш родственник?
С.Капнист: — Это мой прямой пра-пра-пра. Он из греков, конечно, иностранец.
Е.Никифоров: — Для русской культуры это немудрено. Вся наша элита была в родстве со всей Европой. Мне, кстати, Струве Никита Алексеевич, покойный, говорил: Поразительно, что мы в России до отъезда в эмиграцию всего два поколения жили, а сейчас во Франции — уже четвёртое поколение, и мы все равно русские, не французы.
С.Капнист: — Очень интересное наблюдение. Как Россия может в свою культуру втягивать и делать людей совершенно русскими. Семья Капнистов (Капнитис) с острова Закинтос, это на Юге Корфу. Острова, которые постоянно переходили от одних к другим — туркам, грекам, венецианцам. В какой-то момент, вероятно, мой предок, который служил в общем флоте, победил турков, и ему надоели эти изменчивые истории, а в России уже тогда интересовались привлечением военных людей, и он переехал в Россию, служил, стал русским. Его внук и был писатель Василий Васильевич Капнист. И с тех пор пошла русская ветвь. Но продолжает она существовать до сих пор, кстати, и на острове Закинтос. Там есть Капнисты, которые называются Капнисис, но у нас произношение фамилии четче прописано.
Е.Никифоров: — Вы поддерживаете с ними отношения?
С.Капнист: — Да, не постоянно, но я там бывал. Там был такой пожилой Капнист, который говорил на французском языке 18 века, было очень занятно. А другая ветвь, что тоже занятно, в Италии теперь. В какой-то момент она тоже прошла через Россию, но вернулась в Италию.
Е.Никифоров: — Вы, русские Капнисты, как оказались за границей?
С.Капнист: — Просто. Мои дедушки и бабушки с обеих сторон, отца и матери, переехали из Франции в Росиию. Со стороны моего отца дед был депутатом в Думе, при Родзянко, был правой его рукой, близкий очень. После революции они с моим отцом, которому было всего 4 года, поселились в Париже. Я всегда с большой гордостью говорю, что мой дедушка был председателем Профсоюза русских таксистов в Париже.
Е.Никифоров: — Интересный момент, потому что для русской эмиграции это была знаковая профессия — многие работали таксистами. Русские, эмигрировав во Францию, иногда бывали совершенно нищими, без средств к существованию, но вместе с тем хорошо образованы, интегрировались во Французское общество потихонечку. Практически все дали детям высшее образование, с нуля начинали карьеру. Но Вы говорите, что Вы бывший банкир. Как Вы стали банкиром?
С.Капнист: — Я расскажу маленький эпизод из жизни моего деда со стороны матери, потому что он довольно поучительный и где-то, наверное, повлиял. Мой дед в был морском корпусе в Петербурге, а его отец был священник. Последнее его назначение было — Париж, Александро-Невский собор, куда он приехал в 1898 году и был там настоятелем до 1936 года. Он был не эмигрант. Это интересно, почему — потому что мой дед, его сын, которых у него было трое (Георгий Яковлевич, батюшка был отец Яков Смирнов, мой дед Георгий, он учился в Париже в Лицей Мишель и когда закончил свои курсы во Франции, поступил в морской корпус в Петербурге. Когда все эти события произошли, он через Владивосток, Индокитай, где родилась моя мать, приехал в Марсель и вернулся к родителям. Так что с этой стороны не было никаких проблем. А моя мать родилась в Индокитае, поразительно подчеркнуть, она с рождения была француженка, а ее родители много лет еще хлопотали, чтобы получить французское гражданство. Мой дед довольно быстро прошел бухгалтерские курсы во Франции и стал экспертом, expert comptable. Во-первых, он работал для банков и там мне рассказывал о преимуществах этой профессии, говорил, что это собой представляет, и после этого он эту банковскую работу покинул. У него была своя личная контора бухгалтерская и своя клиентура. Среди них был знаменитый Феликс Юсупов и его компания «Ирфе». Вот так я начал банковскую деятельность. Было довольно интересно, потому что я работал как служащий и одновременно был одним из учредителей африканской группы банков, которые были созданы более 15 лет тому назад в 15 странах странах Африки, зовут эту группу «Бэнк оф Африка». Мы ее продали несколько лет тому назад марокканской группе. Так что эта история банков интересовала меня с разных сторон.
Е.Никифоров: — Зная банковское дело, хотел бы знать Ваше мнение о том, что собой представляет современное банковское дело. У нас предполагают, что именно нынешние банки управляют миром, ведут тайную деятельность, ставя и снимая правительства, не особенно афишируя свою деятельность. Эта политическая деятельность банкинга входила в сферу Ваших интересов?
С.Капнист: — Входила под видом анализа того, что происходило. И по правде сказать, я бросил эту деятельность потому, что в какой-то момент после нескольких лет внутренней борьбы в банке с группой заведующих и других служащих, мы не достигли согласия в нашей главной идее — что должен делать банк. На наш взгляд он должен был финансировать промышленность, торговлю, международные связи и trade financing — покупка всяких там нефти и газа, в общем финансированием понятных вещей. А так произошло, что эти банки, на Западе во всяком случае, превратились в казино. Конечно все активы, которые были связаны с нормальной деятельностью, постепенно переходили в такую сферу, которая для нас была непонятная и не соответствовала традиционной деятельности банка.
Е.Никифоров: — Биржевая игра?
С.Капнист: — Это все истории, где первый вопрос тот, что должны были банки выдавать акционерам своим как минимум 10-12 процентов интереса в год. И в нормальной деятельности это не всегда выходит. Конечно, легко соблазниться, что можно куда-то вложить и это достичь довольно легко, и все довольны. И вот и все.
Е.Никифоров: — Это тот самый пузырь финансовый.
С.Капнист: — Именно, эти пузыри, потому что их было несколько, сейчас готовятся и другие. И все это связано с политическим влиянием тех, которых мы хорошо знаем, и что они оказывают влияние не только на банки, но и на политику в мире.
Е.Никифоров: — Всегда банкиры, особенно крупные, дом Ротшильдов, скажем, конкурируют, кстати, и внутри себя. Это действительно так?
С.Капнист: — Да, действительно.
Е.Никифоров: — То есть единства большого нет? Разные интересы у разных групп людей.
С.Капнист: — Думаю, что есть общие интересы самые высокие — не провалиться, а потом уже каждый делит и хватает что может.
Е.Никифоров: — А есть что хватать?
С.Капнист: — Пирог пока тает.
Е.Никифоров: — Финансовый капитал в Европе по крайней мере, не чувствует себя уверенно?
С.Капнист: — Кажется, что действительно мы входим в такой период, который, можно сказать, трудный и опасный, потому что вкладывают деньги, которые центральные банки печатают, но которые ничем не обеспечены.
Е.Никифоров: — Сейчас Трамп борется с этим, финансовым капиталом, старается вернуть промышленность в Америку, борется с этими виртуальными деньгами.
С.Капнист: — Я должен сказать, что у него такой образ деятельности особый. В целом я абсолютно понимаю его поступки, у него свой личный подход к политике и к бизнесу и делам, который необычный и который и мешает всем. Многим. Тем не менее, он был выбран довольно широко в Америке и я считаю, что он является опорой более сознательного и понятного и прозрачного мира.
Е.Никифоров: — А Россия? Как Вы оцениваете профессионализм наших банкиров и нашу политику финансовую?
С.Капнист: — Это очень серьезный вопрос, на который трудно ответить. Скажу, почему. Я работал во Французском посольстве одно время. Это был 1970-1973 год, еще при Советской власти, когда я уезжал на машине из России, я прослезился, потому что я не видел конца тому, что было. Казалось все бесперспективно. Но произошло то, что мы знаем. Я тогда вновь заинтересовался Россией в смысле экономики, жизни, тем, что происходит в стране. Пришло движение, застой закончился. Это было уже большое преимущество, несмотря на все отрицательные черты того, что дальше произошло. Скажу, что с тех пор, что я наблюдаю за этой новой эпохой, я все стараюсь вникать в эти дела, понять, как это работает, понять, как эти денежные потоки действуют. Я председатель компании в России, это группа «Ускорение», в которой работают блестящие инженеры и айтишники. Но чем больше я вникаю, все меньше я понимаю. Это сложный вопрос. Но во всяком случае это надо проанализировать поглубже, потому что банковская сфера мне кажется выросла в России под эгидой и влиянием западных систем, американских в основе. Мы знаем, что теперь все эти санкции и так далее. Мы должны найти более оригинальные структуры, которые лучше соответствуют русским потребностям и менталитету. В общем, есть ученые люди и хорошие специалисты, которые об этом думают и работают. Конечно, это сложно, потому что надо вписываться в мировую систему, но нельзя складывать ручки и ждать, откуда-то это придет и будет сладко.
Е.Никифоров: — Вы уже практически ответили на мой второй вопрос. Насколько благонамеренно на Ваш взгляд, те люди, которые стоят у руля экономической жизни России? Они хотят искренне содействовать росту России или заботятся о собственном благе?
С.Капнист: — Думаю, что как и у многих, как и у меня, возможно, и то и другое. Мы, как Вы знаете, были воспитаны во Франции, в любви к России, служении России и с идеей что Россия представляла для наших семей и для нас особенное пространство, с которым связана наша жизнь. Наша современная жизнь совершенно связана с Россией. Желание добра и благополучного устройства в России все желают. Одновременно это такая идея, которая не исключает желание тех же людей тоже заработать прилично, нормально, а у других аппетит другой. Скажем так. Иногда жалко, что идет утечка капиталов и все эти проблемы. Но они исторические связаны с какими-то затруднениями, проблемами, которые и решались таким путем: все в оффшоры, а потом видно будет. Но теперь и там на них тоже давят. Идея привлечь обратно капитал очень правильная, но надо это все проделать тихо и спокойно, и постепенно дать понять этим инвесторам, что перспектива находится в России. На западе общество замкнуто. Из Франции молодые уезжают в Сингапур, Англию, Германию. Они не остаются во Франции, где общество озабоченно в первую очередь, как сохранить, отстоять накопленное. Отстоять от обстоятельств, потому что жизнь такая стала, что на них давят, они не понимают, что происходит, общество разлагается, и они защищаются. Во Франции идея только защищать.
Е.Никифоров: — Но есть все-таки люди, которые сопротивляются этому разрушению. Они любят Францию, хотят, чтобы она так же была красива и прекрасна, как мы ее знаем по литературе.
С.Капнист: — Есть, конечно. У некоторых даже можно было бы развивать это чувство, потому что они немного заблуждаются об обществе, в котором они находятся и в котором есть всякие негативные влияния, против которых сложно бороться.
Е.Никифоров: — А как западное общество смотрит на Россию? Мы пугаемся, что демонизируют Россию. Кажется, что просто нет людей, которые хотя бы снисходительно относились к нашей стране. Как это происходит и верно ли это наблюдение?
С.Капнист: — Думаю, что оно довольно верное, и мы отмаливаем какие-то исторические грехи. Причина мне кажется находится в СССР, который в течение нескольких десятков лет страшил Запад коммунистической системой, не говоря уже о революции, миллионах погибших. Много людей плохо знают, какая действительная эволюция произошла в России, действительно ли она совсем отошла от этого периода? Я считаю, что надо всегда смотреть позитивно на вещи. Мы знаем, какая это ужасная история. Я не отрицаю, что были и преимущества, и хорошие люди. На это я бы хотел прибавить еще что-то, но лучше не мешать все темы вместе. Так что взгляд на Россию скорее соответствует тому, что Вы сказали и нам принадлежит доказать, что это не так. Это сейчас происходит в самом положительном виде. Да, есть еще давление, есть много чего, но важно, я хочу сказать, что мы находимся в 21 веке в состоянии борьбы. Не войны, но это цивилизационная борьба. Чтобы сказать коротко, эту борьбу можно определить так: борьба мира, где борются мультиполярный и монополярный подход. Сразу понятно, о чем речь. И эта борьба очень сильная. Я рад тому, что происходит в России. Я был в Сочи, вчера вернулся. Там был Саммит и Форум «Россия и Африка». Я ожидал этого много лет. В банковской сфере, я говорил, я был связан с Африкой, и это надо было сделать, и это сделано. Будет огромное влияние на перемену взгляда не только западного, потому что Запад суживается и черствеет, а Африка и другие континенты, на которых сейчас показывают усилия России — это важно. Это длинная работа, но она происходит с миру по нитке, все-таки мы выйдем из этого взгляда, который Вы первоначально подчеркнули.
Е.Никифоров: — Тогда я задам такой смелый вопрос, опасный. Все-таки западный взгляд на африканцев, взгляд, как на людей, которые не способны к интеллектуальной высокой деятельности. Так сказать, неразвитая часть человечества, которая и не способна воспринять тот темп и сложность стран, которые показывают высочайшие стандарты цивилизации. Есть ли качества человеческого материала? Каковы там люди? Есть ли способные? Могут ли они совершить тот рывок, который конечно мы им желаем.
С.Капнист: — Я в этом убежден. У меня там есть хорошие знакомые, которые блестящие, некоторые даже учились в Университете Патриса Лумумбы в Москве, говорят по-русски отлично. Я встретил одного знакомого африканца, который из Бенина, и который уже около 30 лет в России, говорит по-русски лучше меня. Там есть люди, им надо дать возможность выйти и подняться. В наших банках, например, мы участвовали в этом, и повышением квалификации занимались. Мы видели, как они это воспринимают, и какие результаты были. Конечно, давит трайбалистские, то есть семейные, племенные связи, условия. Мы решили этот вопрос, не назначая генерального директора банка из страны, где он работает. Чтобы его отучить от всяких соблазнов и давлений. Например, в Америке, во Флориде (это место, откуда ракеты запускают), один пост занимал господин из Мали, который стал американцем. Вот на такую высокую должность его назначили.
Е.Никифоров: — То есть негры в Гарлеме со своей преступностью и нежеланием учиться и воспитываться, но жить на пособие и негры в Африке это разные вещи.
С.Капнист: — Кончено. Тут цвет кожи в Америке не играет роли. Они больше американцы в полном смысле слова и с соответствующим воспитанием.
Е.Никифоров: — Очень интересно. Сузим тему беседы. Красный Крест — как Вы пришли к тому, что стали заниматься этим? Стали председателем Русского Императорского Красного Креста?
С.Капнист: — Это вышло занятно, потому что я даже не знал о его существовании, когда это все начиналось. Тетушка моя (может Вы ее знаете, Мария Дмитриевна Татищева-Иванова?), работала в Красном Кресте. Однажды она мне говорит, что она уж хочет бросить свою деятельность там, но ей сказали найти кого-то на нее место. Она ко мне обратилась, а я и не подумав, сказал тете Маше: конечно. И так началась эта история. Я поступил в Совет. Работал с председательницей, это была абсолютно исключительная женщина, по имени кажется Мария Григорьевна. И мы с ней довольно тесно работали, она спрашивала, задавала вопросы мне. Все это было очень хорошо. А я уже был в таком периоде, что все банковские истории мне надоели, я хотел расширить работу Красного Креста, привлечь свежую кровь, если так можно сказать, и привлечь моего хорошего друга Николя де Буайю, который директор русского дома в Сан-Женевьев-де-Буа. И мы назначили встречу с президентом, но она не пришла. Мы очень удивились, но на следующий день я узнал, что она скончалась. Заснула перед своим телевизором. Тут я спохватился, думал, что делать. Или все это пойдет Бог знает куда и ничего не останется или надо сразу срочно собирать совет и принимать решение. Я с Николаем посоветовался, спросил его согласия войти в эту схему. Он ответил согласием. Так мы и сделали. С тех пор у нас такая тесная работа в Красном Кресте по поводу старческих домов, потому то это последнее звено, которое осталось в деятельности этой замечательной старой организации.
Е.Никифоров: — То есть в этой организации вполне очерчен круг ответственности?
С.Капнист: — Абсолютно.
Е.Никифоров: — А насколько она масштабна? Сколько этих домов?
С.Капнист: — Это, скажем, три дома в общей сложности. Это приблизительно 250 людей, которые живут в этих учреждениях, а это довольно много, и приблизительно 120 служащих. Финансовый объем можно представить — это некоммерческая организация. Сравнивать нелегко. Выходит оборот 15 миллионов евро в год.
Е.Никифоров: — Сумма-то большая, откуда вы ее берете?
С.Капнист: — За присутствие, койки и все это оплачивается государством. Там схемы разные. Зависит от людей, их состояния, возможностей, в общем, это все в рамках французского законодательства, которое довольно хорошо организовано, кстати, нас призвали, чтобы поработать над такой схемой, таким вопросом в Москве.
Е.Никифоров: — Для нас интересно сравнить старческие дома там и дома престарелых здесь. Вы имели возможность наблюдать?
С.Капнист: — Очень мало, но я много слышал и много рассказывали. Много чего мне понравилось в подходе Москвы — желание провести полную реструктуризацию этой отрасли. Она обязательно должна произойти. Мы над этим работаем усердно. Уже какие-то плоды появляются. Мы еще не вышли на оперативное создание учреждений, но я убежден, что это произойдет. Пока надо всю базу устроить, чтобы потом все шло нормально. Кстати, среди этих забот и финансовый подход к делу.
Е.Никифоров: — Вы работаете с Фондом Тимченко.
С.Капнист: — Да, это фонд, который уже давно каждый год в октябре организовывает большой форум, который сосредоточен на вопросах старшего возраста. Это блестяще организованно, форум интересный, много встреч, профессионалов. Это важный момент для меня. Я стараюсь всегда присутствовать, чтобы почувствовать, какая эволюция происходит и, кажется, что наш тренд положительный. Не очень скорый, но положительный. Как будто не надо ошибиться — помедленнее и хорошо.
Е.Никифоров: — Вы участвовали в работе Всемирного Русского Собора. Ваши впечатления?
С.Капнист: — Мне кажется, что это для русского общества мероприятие, которое сплачивает русское общество. Конечно, тут религиозная часть играет большую роль. В этом есть и одна из ценностей — это выходит как платформа объединяющая. Я в этом году был приятно поражен новой динамике, которая появилась во Всемирном Русском Соборе. Больше молодежи, все было живо и интересно. Я почувствовал, что что-то переменилось, и сам ответил, что это все казалось похожим на спящую красавицу, которая сейчас уже в полной силе восстала ото сна и показывает все возможности такого огромного общего труда.
Е.Никифоров: — Дай-то Бог. Хочется, чтобы то, что было посеяно, это маленькое зернышко, дало ростки. Есть надежда, что вырастет растение, которое будет нас своими плодами кормить. Одним из главных событий этого года было воссоединение Архиепископии западных приходов Русской Церкви с Московским Патриархатом. Если возможно, немного об этом, об истории этого вопроса. И как все переживали? Перейдут ли, как будут голосовать? Были разные же наблюдения. Говорили, что и не надо это делать, останемся в Константинополе.
С.Капнист: — Эта история, которая, кстати, еще и не совсем история, потому что все еще впереди. В начале ноября будет подпись и все оформится. Конечно, это была проблема, которая возникла после воззвания Патриарха Алексия II. Тогда, напомню, мы создавали в Париже такое общество, которое называется «OLTR», возглавлял его Серафим Ребиндер покойный, и наша цель была именно доказать, что письмо патриарха было идеально и надо было следить за ними и не отходить от воссоединения, которое тогда предлагали. Но тем не менее тогда это не вышло. Мы 16 лет, выходит, проработали над этой темой. На нас вешали ужасные ярлыки и до сих пор считают, что мы какие-то экстремисты и поддаемся только московской Патриархии. Но мы продолжаем эту работу. А что же произошло? Константинополь нас просто выкинул. Сказал, что мы ему как русская часть православной Церкви просто не нужны.
Е.Никифоров: — Можно сказать и пожестче. Не только выкинул, но и обобрал. Хотели обобрать, но не успели, к счастью.
С.Капнист: — Вот именно. Увы, эти дела совсем еще не закончены, не знаю, чего ожидать, знаю, что надо осторожно с этим обращаться. Тут еще вспышки и тентативы есть кому-то подкузьмить. Конечно, результат отличный. Выкинутая Константинополем русская Архиепископия переходит в Московскую Патриархию с французским чистокровным епископом.
Е.Никифоров: — Замена уже произошла в какой-то степени. Это не просто наследие эмигрантское.
С.Капнист: -Да, архиепископ Jean: он чистокровный. Он сам про себя говорит, владыка Иоанн, Jean: Je suis un petit francais. Маленький французик из Бордо. Он умудрился мудро провести все дело. Исключительно. Будто между собой русские не могли этот пазл сложить, а тут надо было, чтобы такой человек появился и смог сделать.
Е.Никифоров: — А что сейчас собой представляют эти приходы? Они остаются русскими или в значительной степени французы? В Александро-Невской крипте уже давно служили по-французски, не знаю, как сейчас наверху, наверное, тоже.
С.Капнист: — Тут вопрос надо ставить иначе. Есть православные церкви во Франции, которые французские и которые даже мало или совсем не были связаны с архиепископией. Но они были связаны, потому что благодаря епископии их создали, но потом их как-то окормляли, выращивали священников или диаконов. Но они живут своей французской жизнью. Для них эта русская православность не имеет особого смысла. Насильно их держать в архиепископии ни к чему. Поэтому радуюсь, что архиепископия целиком перешла в Московскую Патриархию. Теперь идут голосования по приходам. Для некоторых приходов это не что-то обязательное, они свободно могут примкнуть к грекам, румынам или тем, кто им ближе по душе. Конечно самое большое количество приходов в архиепископии. Несколько, наверное, отойдут. На мой взгляд, ничего страшного.
Е.Никифоров: — Наоборот, большая радость, что после стольких лет предубеждений, предвзятости, страхов по отношению к Московской Патриархии… Не только в Европе, но и в России пропаганда жуткая. Очерняют Церковь невероятно. Навешивают ярлыки. Где-то мы даем основания, но минимальные. Я вижу нашу церковную жизнь. Наша Церковь — организм гигантский. Она соразмерна нашей стране. И в этом организме бывают и не очень приятные события, люди не все ангелы. Хотя я склонен считать, что наша Церковь из ангелов состоит. Я люблю ужасно наших православных.
С.Капнист: — Хочу сказать, что в общем наша православная вера исключительна даже тогда, когда есть недостатки. Отвечая на один вопрос в Париже, касающийся этих недостатков, сказал я, что архиепископия вероятно та структура, что больше всего приняла и жила по итогам Собора 17-18 годов. В этом смысле она, будучи маленькой структурой, скромным примером, тем не менее может быть полезной для Московской Патриархии пошире. Это опыт. Можно посмотреть, как это происходит, как действует и может это будет что-то позитивное в развитии православной Церкви у нас в России.
Е.Никифоров: — Я бы теми же словами оценил ситуацию. Мы, когда делали первые в постсоветской России паломнические поездки не только на Святую Землю, но и по святыням Западной Европы встречались с отцом Михаилом Осоргиным в свое время, и видели, что этот опыт нам был близок. Мы же еще застали советский деспотизм. А это общество западное, которое выросло в атмосфере свободы… Мы этого именно и хотели — свободы нашей стране с тем, чтобы Церковь могла существовать свободно, любовно, как это делали приходы на Западе, как нам казалось. Для нас этот опыт был всегда желанен. И сейчас, когда Церковь практически воссоединилась, эти потоки здорового консерватизма, сохраненные достижения русской церковной мысли и жизни, будут у нас здесь востребованы. Последний вопрос такой. Вы сказали, что в 70-80 х Вы, уезжая из России, плакали, потому что видели безысходность, казалось Вам, не было ничего, что изменит ту тяжелую свинцовую жизнь в стране. А сейчас? Как Вы смотрите на будущее России?
С.Капнист: — Я уже говорил — несмотря на все сложности для меня все перспективы в России есть. Тут еще можно иметь чувство желание покорения чего-то. Идти вперед. Для человека, для его сердца, души, понимания жизни это важно — иметь возможность идти и смотреть вперед.
Е.Никифоров: — Дай Бог! Мне нравится жить в нашей стране. Здесь много возможностей и «Радонеж» собственно и есть образец опыта абсолютно свободной жизни, когда мы сами все это сделали, никто за нас, мы были первые, и есть еще возможность идти вперед, что-то открывать, делать, свершения. Спасибо Вам за то, что подтвердили мои мысли на этот счет. Напомню, что мы беседовали с Сергеем Алексеевичем Капнистом, обладателем фамилии, которая оставила такой замечательный след в русской истории. Писатель Капнист — классик русской литературы, русско-французский гражданин, бывший банкир, нынешний общественный деятель, председатель Императорского Русского красного креста, человек глубокий и с ясным взглядом на то, что происходит в мире. Такой взгляд нам очень полезен, чтобы мы смотрели на Россию не с точки зрения пропаганды западной или внутренней, а с точки зрения человека, который Россию просто любит.
С.Капнист: — Безусловно. Я всегда говорю: вера, надежда, любовь. Я недавно говорил с одним священником, который критиковал, показал мне, что у него уже надежды было мало. Вера есть, любовь есть, но надежда нужна тоже. Важно не забывать ее и иметь глубоко в сердце.