Митрофанушка и Европа

Автор: Александр Гончаров

Памяти Д. И. Фонвизина

230 лет тому назад отошел в лучший мир литератор, переводчик, языковед, дипломат, политический деятель и оригинальный мыслитель Денис Иванович Фонвизин (1745-1792). Его скульптура представлена на памятнике «Тысячелетие России» среди других выдающихся деятелей нашей страны. Потомки оценили вклад в развитие культуры и литературы этого незаурядного человека.

Впрочем, когда кому-нибудь задаешь вопрос о Фонвизине, его вспоминают в основном как создателя сатирической пьесы «Недоросль» (1781). Другие его произведения редко привлекают внимания, хотя нельзя сказать, что тот же «Бригадир» (1768) заметно уступает по своим достоинствам литературно-сценического свойства «Недорослю».

Популярность «Недоросля», скорее всего, была вызвана чисто политическими мотивами, ибо в пьесе усиленно критиковалось невежество и отчасти самодурство провинциального дворянства. Именно поэтому в советское время «Недоросль» вошел в школьную программу.

Впрочем, Фонвизин не получил бы настоящую известность, если бы занимался только бичеванием не устраивающих его порядков в стране. Он прост лишь на первый взгляд, но если начинаешь разбираться, то открываются отнюдь не сатирические грани таланта этого глубокого автора.

Возьмем, например, персонаж из «Недоросля» − Митрофанушку, который стал даже нарицательным образом для отображения существа малограмотного, учившегося у слабых преподавателей, да и от них подчерпнувшего не много.

Митрофанушку по-настоящему раскусил В.О. Ключевский: «Среди образов XVIII в. не мог Пушкин не отметить и недоросля и отметил его беспристрастнее и правдивее Фонвизина. У последнего Митрофан сбивается в карикатуру, в комический анекдот. В исторической действительности недоросль не карикатура и не анекдот, а самое простое и вседневное явление, к тому же не лишенное довольно почтенных качеств. Это самый обыкновенный, нормальный русский дворянин средней руки. Высшее дворянство находило себе приют в гвардии, у которой была своя политическая история в XVIII в., впрочем, более шумная, чем плодотворная. Скромнее была судьба наших Митрофанов. Они всегда учились понемногу, сквозь слезы при Петре I, со скукой при Екатерине II, не делали правительство, но решительно сделали нашу военную историю XVIII в. Это пехотные армейские офицеры, и в этом чине они протопали славный путь от Кунерсдорфа до Рымника и до Нови. Они с русскими солдатами вынесли на своих плечах дорогие лавры Минихов, Румянцевых и Суворовых. Пушкин отметил два вида недоросля или, точнее, два момента его истории: один является в Петре Андреевиче Гриневе, невольном приятеле Пугачева, другой − в наивном беллетристе и летописце села Горюхина Иване Петровиче Белкине, уже человеке XIX в., «времен новейших Митрофане». К обоим Пушкин отнесся с сочувствием. Недаром и капитанская дочь М.И. Миронова предпочла добродушного армейца Гринева остроумному и знакомому с французской литературой гвардейцу Швабрину. Историку XVIII в. остается одобрить и сочувствие Пушкина, и вкус Марьи Ивановны».

По сути, сейчас я выскажу крамольную мысль, сам Денис Фонвизин – это тоже Митрофанушка, разве что более образованный и одаренный литературной искрой Божией.

Несмотря на свой ум, Фонвизин попался в ловушку увлечения европейской философией Просвещения, с ее Вольтерами, Дидро и Руссо, обрамленную примитивным рационализмом и несущую в себе изрядную толику антихристианства.

Не случайно Фонвизин вместе со своим покровителем при екатерининском дворе Никитой Паниным разрабатывали план ограничения Самодержавия с помощью Императорского совета – этакого аналога Палаты лордов в Англии.

Не избежал Денис Фонвизин и соблазна «торгующего дворянства», предлагая российской аристократии обращать внимание не только на военную и гражданскую государственную службу, но и на дела купеческие. Здесь наш автор опять ориентировался на Туманный Альбион с его элитой, выросшей после истребительной войны Алой и Белой розы (1455-1485), заместившей древнюю аристократию, и принесшей новые идеалы дворянства, в которых военное дело отлично совмещалось с поиском выгоды и чистогана, а то и замещалось ими.

Все-таки потомок немецкого рыцаря и русак до мозга костей Фонвизин, даже увлекаясь Европой, даже насмехаясь над порядками в собственной державе, вряд ли может считаться предтечей революционеров-западников XIX века. Он оставался монархистом, не спешил с требованием отмены крепостного права, да и к Европе относился скептически.

В комедии «Бригадир» есть примечательный диалог:

Бригадир. Да ты что за француз? Мне кажется, ты на Руси родился.

Сын. Тело мое родилося в России, это правда; однако дух мой принадлежал короне французской.

Фонвизин откровенно насмехается над галломанией, охватившей русское дворянство во второй половине XVIII столетия. В любви к Франции признается, пожалуй, самый неприятный персонаж «Бригадира». Митрофанушка перед «сыном Иваном» смотрится гораздо лучше.

Полностью увлечься Европой Фонвизину мешал его личный опыт. Он неоднократно бывал за границей. И сохранились оценки русского драматурга европейской жизни, в которых есть, безусловно, и восхищение, но негатива куда как больше.

Собственно, Фонвизин выводит для себя главное мнение об Европе и России, когда из Парижа в 1778 году пишет родным: «Я увидел, что во всякой земле худого гораздо больше, нежели доброго, что люди везде люди, что умные люди везде редки, что дураков везде изобильно и, словом, что наша нация не хуже ни которой и что мы дома можем наслаждаться истинным счастием, за которым нет нужды шататься в чужих краях».

Кто скажет, что эти слова не актуальны и для XXI века?..

P. S. «Люди и скоты, составляющие род животных, имеют между собою ту разницу, что скот никогда человеком сделаться не может, но человек иногда добровольно становится скотом. «Человек в чести сый, не разуме; приложися скотом несмысленным, и уподобися им» (Д. И. Фонвизин)