Русская Православная Церковь и революция.

Гонения на Русскую Православную Церковь начались еще до прихода большевиков к власти, в период Февральской революции. В ходе революции 1917 года, пришедшие к власти радикалы всех мастей, широко использовали методы насилия и даже физического уничтожения священнослужителей и активных приверженцев православной веры. К 1917 г. в России насчитывалось 117 миллионов православных, проживавших в 73 епархиях. В 1914 г. РПЦ имела 54 174 храма со штатом более 100 000 священников, диаконов и псаломщиков, в число которых входили три митрополита, 129 епископов и 31 архиепископ.
Либералы-масоны из Временного правительства показали себя врагами Русского православия, во многом предвосхитив большевиков в их отношении к религии и Церкви.
Временное правительство распустило старый состав Священного Синода, отстранило от кафедр 12 архиереев, подозревавшихся в нелояльности к новой власти. Была ликвидирована каноническая власть архиереев в своих епархиях, так как фактически вся церковная власть передавалась церковно-епархиальным советам. В состав нового Синода не вошел ни один из трех имевшихся тогда в России митрополитов. В нарушение канонов и иерархической дисциплины в состав Синода было включено 4 священника. Русская православная Церковь была лишена церковно-приходских школ. В ведение Министерства народного просвещения было передано более 37 тысяч церковно-приходских, второклассных и церковно-учительских школ, одно имущество которых оценивалась в 170 миллионов рублей.
С целью нейтрализации влияния православного духовенства, решением Временного правительства в некоторые епархии были направлены церковные комиссары. С целью ослабления влияния РПЦ новая власть инициировала проведение нескольких старообрядческих съездов. Эти действия правительства грубо нарушали церковные каноны и сам принцип отделения Церкви от государства.
Придя к власти, партия большевиков, в своём стремлении отделить Церковь от государства, сразу же приступила к формированию законодатель­ной базы антицерковной направленности. Одним из первых таких антицерковных законодательных актов, изданных большевистским правительством, стало принятое 4 декабря 1917 г. «Положение о земельных комитетах», в котором содержался пункт о секуляризации церковных земель. В соответствии с декретом от 11 декабря 1917 г. были закрыты все духовные учебные заведения от духовных академий и семинарий до школ грамоты, а их здания, имущество и капиталы были конфискованы. Декрет фактически ликвидировал всю систему духовного образования в России.
18 декабря 1917 г. принимается декрет «О гражданском браке и метрикации», 19 декабря 1917 г. — декрет «О расторжении брака». Согласно этим декретам, регистрация актов гражданского состояния, все бракоразводные дела передавались от духовно-административных учреждений в гражданские учреждения.
В начале января 1918 г. у Церкви была изъята синодальная типография, вслед за придворными были закрыты многие домовые церкви. Издание декрета СНК от 20 января (2 февраля) 1918 года «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» вызвало протест со стороны, проходившего в то время в Москве Православного Собора определившего этот закон как «злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения» [1]. В соответствии с этим декретом Церковь была лишена права юридического лица. Ей запрещалось иметь какую-либо собственность. Все имущество существовавших в России религиозных обществ декретом было объявлено народным достоянием, то есть было национализировано государством. После издания декрета у церкви было сразу же конфисковано около 6 тысяч храмов и монастырей, закрыты все банковские счета. Фактически, под предлогом отделения церкви от государства советское правительство пыталось сделать невозможным само существование русского православия.
Для практического претворения в жизнь декрета по решению СНК РСФСР в апреле 1918 г. создается Межведомственная комиссия при Наркомюсте. В мае того же года после роспуска комиссии образован VIII («ликвидационный») отдел Наркомюста во главе с П.А. Красиковым, призванный ликвидировать административно-управленческие церковные структуры.
Первым практическим результатом действия декрета было закрытие в 1918 году духовных учебных заведений, включая епархиальные училища и храмов при них. Было запрещено преподавание Закона Божия в школах. Запрещалось преподавание религиозных учений в храмах и на дому.
Поместный Собор Русской Православной Церкви ответил на декрет принятием 27 января 1918 г. Воззвания к православному народу, в котором говорилось, что «даже татары больше уважали православную веру, что нынешние властители, которые хотят управлять Церковью, не православные и даже не русские, и что они вместо Святой церкви хотят сделать поганую церковь». В воззвании содержался призыв ко всем православным не дать совершиться страшному кощунству, ибо, если это произойдет, «Русь превратится в духовную пустыню».
Также Собор постановил не признавать декретов советской власти о браке и разводе и предавать церковному осуждению всех, кто будет этим декретам повиноваться, расторгая церковные браки и вступая вместо них новые.
Весной 1918 года образовывается «Делегация Высшего Церковного Управления для защиты пред правительством имущественных и иных прав Православной Церкви», занимающаяся сбором сведений обо всех случаях незаконных действий органов советской власти по отношению к православной церкви и сообщавшая о них представителям высших властных инстанций. Члены делегации обратились в СНК со специальным заключением, в котором давалась оценка декрету от 23 января 1918 года.
В частности, отмечались многочисленные факты «неправильного его понимания» со стороны представителей власти, когда декрет служил основанием не только для враждебного отношения к православной церкви, но и законодательной и идеологической почвой множества преступлений, что, по мнению членов делегации, никоим образом не могло вытекать из смысла и целей декрета. Члены Делегации призвали власть к коренному пересмотру декрета.
Примерно в это же время Совет объединенных приходов Москвы принял и распространил по приходам Москвы и ряду уездов постановление, согласно которому духовенству и верующим следовало оказывать активное противодействие проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства. Совет призвал население бить в набат и оказывать сопротивление представителям власти во время принятия ими на учет храмового имущества.
В годовщину Октябрьского переворота патриарх Тихон обратился к Совету Народных Комиссаров просьбой освободить заключенных, прекратить насилие и кровопролитие и обратиться не к разрушению, а к устроению порядка и законности. Обращение это, как и предполагал Патриарх, вызвало обратную реакцию — «злобу и негодование».
Сущность устано­вившегося в то время политического режима заключалась в бого­борчестве, а в конечном итоге утверждении пролетарской нравственности подчинённой интересам классовой борьбы пролетариата и формировании соблазнительной лже-религии с новыми «святынями» и «богами». Русская Православная Церковь, являвшаяся наиболее крупной и влиятель­ной религиозной, духовно-нравственной силой общества, рассмат­ривалась большевиками как главное идейное препятствие господ­ству основанной на классовой борьбе, созданной на Западе Европы Карлом Марксом, коммунистической идеологии. Причём, в ответном письме к русской революционерке Вере Засулич, которая впоследствии стала ярой противницей ленинских идей о революции и совершенного большевиками октябрьского переворота, говоря о путях перехода общества к социализму, К. Маркс указывал, что его учение было создано на основе изучения экономики Англии и, в лучшем случае, могло быть применимо к «странам Западной Европы». В отношении России, он допускал при определенных условиях развитие к социализму через крестьянскую общину. Однако Ленин и большевики пошли своим путём. Воспользовавшись, в условиях первой мировой войны моментом, а также содействием германской разведки и финансовых кругов Запада, они совершили в 1917 году октябрьский переворот, будучи уверенными, что в ходе революции, установленная ими диктатура пролетариата будет решать не только задачи социалистической революции, но и доделывать то, что должно быть сделано в ходе буржуазной революции. В результате, российская февральско-октябрьская революция привела к жестокой и кровавой гражданской войне, в которой участвовали все слои общества. Российская империя распалась, а миллионы беженцев навсегда покинули Родину.
По словам философа И. Ильина: «В большевизме революция открыто показала своё лицо: она есть система откровенной уголовщины, политическое злодейство, рискующее всем ради власти, чести и богатства. Коммунизм есть не просто химерический план осчастливления; это есть система порабощения и высасывания масс в руках новой социальной элиты». В обществе, по мнению кандидата исторических наук, генерал-лейтенанта Л. П. Решетникова, утверждалась большевистская «антимораль» и «бессовестность». Известный учёный-арабист, доктор исторических наук, профессор Мирский Г. И. в одном из своих последних интервью сказал, что Россия в 20-м столетии пережила две катастрофы: Революцию и Великую Отечественную войну. Однако, по его словам, он был «всегда убеждён в том, что установившийся советский режим, как и нацистский, рухнет потому что он бесчеловечен». Многочисленные несчастья и беды, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь в годы гражданской войны, были только началом развернутых властью жесточайших гонений. С подачи большевистских руководителей в прессе разворачивается настоящая травля православных священников и монахов. Выступая на форуме, в Ставрополе 25.01.2016 г., президент России Владимир Владимирович Путин сказал: «Все обвиняли царский режим в репрессиях. А с чего началось становление Советской власти? С массовых репрессий. … Ведь, понимаете, мы никогда раньше об этом не задумывались. Ну, хорошо, сражались с людьми, которые воевали с советской властью с оружием в руках (в Гражданскую войну). А священников чего уничтожали? Только в 1918 году 3 тысячи священников расстреляли, а за десять лет — 10 тысяч, на Дону там сотнями под лед пускали», — добавил Путин.
Совершив захват власти, большевики стремились во что бы то ни стало разрушить единство и целостность церкви, создав взамен нее множество мелких, независимых от центра общин.
Национализация монастырских имуществ и ликвидация монастырей происходило посредством насилия и кровавых преступлений большевиков.
К лету 1920 года все основное имущество православной церкви было национализировано. К концу 1920 года в стране было ликвидировано 673 монастыря, а 1921-м — еще 49. Насельники оказались на улице. На разрушение института монашества, строившегося духовными усилиями тысяч подвижников на протяжении многих веков, большевикам понадобилось лишь несколько лет.
Репрессии про­тив священнослужителей и иерархов Церкви продолжились и после 25 сентября (8 октября) 1919 года, когда было опубликовано Послание патриарха Тихона «О прекраще­нии духовенством борьбы с большевиками» [2]. Всего в России, по неполным данным, общее число жертв среди духовенства и ми­рян, стоявших вне гражданской войны, с октября 1917 по конец 1921 года превысило 10 тысяч человек [3]. Сюда не входят священ­ники, погибшие в рядах белого движения [4]. К концу 1921 года в Советской России было закрыто большинство монастырей, многие из кото­рых обладали большой исторической и культурной ценностью [5].
Жестокие гонения происходили и в Орловской губер­нии [6]. Многочисленным грабежам подвергались орловские монастыри, которых в 1915 году насчитывалось 18. Зачинщиками, как правило, были солдаты-дезертиры, с марта 1917 года валом валившие с фронта по деревням, и матросы, а также уголовный элемент, проникавший благодаря своей дерзости и «революционности» в местные органы власти. Современники, наблюдая происходившие в то время события, отмечали, что революционное движение народа, принимало уродливые формы, выливаясь в озлобление, насилие и дикий разбой. Над попами хихикали, пели непотребные песни, признавали только физический труд, старались поменьше платить попам. Многие священники бежали с приходов сами, других выгоняли прихожане. Например, в Киевской епархии 60 священников были устранены со своих приходов, в Саратовской – 65. В Оренбургской епархии многих священников крестьяне буквально выбросили на улицу, лишив их средств к существованию. Исполняющий обязанности Орловского губернского комиссара Цветаев в изданном распоряжении, также опубликованном в Орловских епархиальных ведомостях № 38-39 от 4 октября 1917 года признавал, что «православные люди, забыв страх и совесть, отбирали от священников ключи церковные, удаляя их из приходов, позволяли себе на улицах разные издевательства и насмешки над духовными лицами. Были случаи захвата церковных земель и урожая хлебов и даже поджога причтовых построек. А в Орловском уезде злые, преступные люди ограбили у священника казённые деньги; в другом месте, с целью грабежа убили священника и его родственника». Из многочисленных случаев насилия и надругательств над духовенством примечательно такое событие. В с. Воине (ныне в Брянской области – А.П.) прихожане вызвали волостного комиссара, собрали сельский сход, привезли на него священника и потребовали у него объяснения, на каком основании он взял у одной женщины рубль. Священник ответил, что ему жить нечем, и что крестьяне и так заставили его в отношении треб принять драконовские меры. Волостной комиссар счёл слово «драконовские» оскорбительным, как для себя, так и для всего общества. Священник хотел объяснить им это слово, но комиссар выхватил револьвер, приставил его к груди священника и заставил его замолчать, а затем арестовал его. Не давая ему ни пить, ни есть, повели его пешком в Севск, за 30 верст, и только на полпути жена священника упросила конвоиров разрешить сесть мужу на собственную лошадь. Севский уездный комиссар передал священника судье, который, ничего преступного в словах священника, сказанных на сходе, не нашел и отпустил его. Вот так русские люди в русской деревне поступили со своим русским священником.
Заодно, с нападением на священников, крестьяне повсеместно жгли помещичьи усадьбы и, даже выкапывали из могил трупы бывших господ и подвергали их надругательствам, чтобы, как они утверждали, в разорённые гнёзда не вернулись их владельцы, а земля и имущество досталось им, крестьянскому обществу. Свидетели происходивших событий объясняли это тем, что народ долго держали во тьме, в невежестве, забитости, тяготами мировой войны. И в своём гневе народ направил месть за прошлый гнет прежде всего на духовенство, которое рассматривалась им как защитница и служанка царской власти, не ведая о том, что церковь сама находилась в «плену» со времени Петра Великого, уничтожившего вместе с патриаршеством независимость и соборность Православной Церкви. Вся церковная жизнь и её деятельность находились в зависимости от государственной власти. Даже православное учение о тайной исповеди было нарушено Петром, вменившим в обязанность духовникам доносить о том, если кто на исповеди сознается в намерении произвести бунт в государстве или в злом умысле на здоровье и честь государя и лиц его фамилии. А Павел I издал указ о телесном наказании провинившихся священников и диаконов. Были случаи, когда во главе Св. Синода становились обер-прокуроры атеисты. Например, Мелиссино, Чебышев (1768-1774), который препятствовал борьбе церкви с неверием. Можно сказать, что кроме Арсения Мацеевича митрополита Ростовского и Ярославского, среди высшей иерархии не нашлось ни одного борца за независимость Церкви. Он выступил против реформ Церкви Екатериной II и был лишён сана и сослан в Ферапонтов, а затем в Николо-Козельский монастырь. Однако и там он продолжал обличать царскую власть, за что в 1767 году был расстрижен из монашества в крестьянина и посажен в Ревельскую крепость под именем «некоего мужика» Андрея Враля, где и скончался в 1772 году. Даже такие иерархи, как Филарет, митрополит Московский вынуждены были то защищать крепостное право, то восхвалять свободный труд. Что же говорить о низшем белом «духовенстве»? Церковная власть молчала там, где нужно было говорить. Закрепощение Церкви государством привело к падению иерархического авторитета и нравственного влияния на пасомых, а также к отчуждению духовенства от народа и упадку церковно-приходской жизни. С началом революционных событий многие люди стали не только равнодушно, но и даже враждебно относиться к церкви. На российских просторах воцарились и утвердились вседозволенность и безнаказанность. В этих условиях священнослужители начали сами покидать свои приходы и искать другие профессии: учителя, зав. библиотеки, бухгалтера, корреспондента, пчеловода и т. д.. Падение религиозности наблюдалось и в действующей армии, что было отмечено в докладе Св. Синоду, который сделал протопресвитер военного духовенства Щавельский. В нем он отмечал, что «солдаты перестали молиться, полковые церкви пустуют. Проповеди священников прерываются неуместными замечаниями большевиков. Священники подвергаются оскорблениям. Один из священников был убит солдатами и труп его спрятан и был случайно найден потом изуродованным». Приводятся примеры зверских поступков солдат в Тарнополе, Калуше и других местах. Так, одному из военных священников пришлось в одиночку похоронить 30 трупов замученных женщин [7]. Революционные события привели к распаду старой армии и поражениям на фронте. В результате, 3 марта 1918 г. большевики заключили «похабный» Брестский мир с Германией, а вскоре война закончилась победой наших бывших союзников. Говоря словами президента В.В. Путина: «Ради власти мы проиграли, проигравшей стране».
В со­ответствии с декретом «О земле» у монастырей Орловской епархии отобрали 378500 десятин земельной собственности. Например, в Ливенском уезде ещё с осени 1917 года местные крестьяне подстрекаемые солдатами и активистами сельских и волостных комитетов начали подвергать грабительским набегам Марие-Магдалинский монастырь, а 19 ноября он был полностью разгромлен. Разгрому подвергся и Предтеченский женский монастырь в посёлке Кромы. В г.Мценске 3 июля 1919 г. местные коммунисты надругались над находящимися в монастыре мощами святого Кукши, а потом порешили взять древнюю скульптуру — икону святого Николая Угодника и бросить её в реку. Однако такие действия вызвали открытое возмущение местного населения: собралась тысячная толпа, в ответ испуганные представители власти дали три выстрела и уехали. В г. Болхове большевики вскрыли и разграбили мощи знаменитого миссионера Алтайского края и переводчика священных ветхозаветных книг с еврейского на русский язык, а под конец своей жизни и настоятеля Болховского Оптина монастыря Макария Глухарева. Тогда же, в г. Орле был разгромлен и ограблен Успенский мужской монастырь. 28 января 1919 года специальной комиссией, с участием монахов, в Задонском монастыре было произведено вскрытие мощей святого Тихона Задонского. Процесс вскрытия мощей снимался на кинопленку и широко использовался в хроникальном атеистическом фильме. Были вскрыты и осквернены склепы поэта А.А. Фета, георгиевских кавалеров фельдмаршала М.Ф. Каменского, генералов Н.М. Каменского, А.П. Ермолова, Е.Ф. Комаровского. В.П. Лаврова и т.д.[8]. На бывшей территории Орловской губернии документально подтверждается убийство грабителями осенью 1917 г. священников Григория в с. Цветынь Орловского уезда и Федора Афанасьева с. Ближнего-Ильинского, Болховского уезда, игумена Гервасия — настоятеля Брянского Севского монастыря, в 1918 г. — священников: Василия Осипова в с. Дровосечном Малоархангельского уезда, Михаила Тихомирова в г. Ельце и Василия Лебедева в селе Сетном Севского уезда, ранее служившего в Ливенском уезде, глубоко религиозного и прямолинейного священника-патриота, твердо стоявшего за православную веру, а его жену бандиты настигли и убили по дороге на станцию Михайловский хутор. Священник Иоанн Панков и его сыновья Николай и Петр из села Усть-Нугрь Болховского уезда были безвинно убиты красноармейцами 26 апреля 1918 года. При нападении на дом священника с. Троицкого-Кудинова Ливенского уезда Михаила Петровского, 25 июня 1918 года, солдаты-грабители, уходя, бросили бомбу и убили его девятилетнюю дочь. Сам отец Михаил был арестован большевиками и в то время находился в городе Ливны. Тогда же, в Орловский центральный работный Дом были заключены монахи Бело-Бережной пустыни игумены Корнилий и Маврикий, а также иеромонахи Ипполит, Климент, Иоасаф и Павлин. Убийства священников происходили и в других населенных пунктах и городах губернии. В самом городе Орле, по постановлению губернского съезда Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 28 января 1918 г. губернская типография, где печатались Епархиальные ведомости была занята военным отрядом, а материалы журнала изъяли и запретили его издание. 6 июля 1918 года, чекис­ты произвели обыск в архиерейском доме и арестовали епископа Елецкого Амвросия. В тот же день под угрозой расстрела чекисты разогнали Епархиальное Собрание, а епископа Серафима и двух слу­жителей церкви арестовали. По приказу советской власти 1 сентяб­ря батальон караульной службы реквизировал здание духовной Кон­систории и выбросил на улицу находившийся там архив, который имел огромную ценность.
Среди принявших мученический венец были известные иерархи Русской Право­славной Церкви, жизнь и деятельность которых оставила глубокий след в становлении и утверждении Православия на Орловской земле. Первым иерархом Русской Православной Церкви, который был расстрелян по официальному приговору советской власти в 1918 году, стал бывший епископ Орловский и Севский Макарий (Гневушев). В мае 1917 года года Владыка был отправлен на покой в Смоленский Спасо-Авраамиев монастырь, а в январе 1918 переведён в Спасо-Преображенский монастырь г. Вязьмы. В Орле, Смоленске, Вязьме он обличал как власть временщиков, так и большевиков. 4 сентября 1918 года по решению Чрезвычайной комиссии Западной области епископ Макарий был приговорен к расстрелу за контрреволюционную деятельность, канонизирован в 2000 году на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви. В то время, начавшиеся гонения против Православной Церкви, встретили резкое осуждение иноверных и инославных духовных руководителей. Пастырь евангелической церкви Вольтер, настоятель Армяно-Григорианской церкви Тер-Грегориан, мусульманин Девлеканов, еврейский раввин Каценеленбоген, — все, как один, высказали свое порицание политике Совета Народных Комиссаров по отношению к православию[9].
После окончания гражданской войны, летом 1921года, в двадцать с лишним российских губерний пришел тотальный голод. К концу года голодали области с населением 20 млн. человек. Сколько миллионов тогда погибло, до сих пор точно неизвестно. Чуткая к страданиям простого народа, церковь сразу же начала искать пути спасения голодающих. Патриарх Тихон обратился к российской пастве, к народам мира, к главам христианских церквей за границей с призывом о помощи:
В храме Христа Спасителя и ряде приходов Москвы патриарх Тихон провел богослужения и призвал верующих к пожертвованию. Одновременно патриарх обратился к властям с письмом от 22 августа 1921 г., в котором заявил о готовности церкви добровольно помочь голодающим и организовать сбор денежных, вещественных и продуктовых пожертвований. Предложение Тихона представляло собой широкую программу помощи голодающим.
«Учитывая тяжесть жизни для каждой отдельной христианской семьи вследствие истощания средств их, мы допускаем возможность духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслет, ожерельев и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом) на помощь голодающим».
Но узурпировавшие власть в голодной, истощенной войной и продразверсткой стране, коммунистические вожди в массе своей отвергли саму мысль о сотрудничестве государства и церкви, решив максимально использовать голод для уничтожения последнего бастиона старой России. Ленин преподнес письмо патриарха как вызов коммунистическому режиму и вместе со своими соратниками разработал детальный план ликвидации духовенства, рассчитывая заодно таким образом осуществить пополнение партийной казны.
23 февраля 1922 года был обнародован декрет ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей», согласно которому уполномоченным органам церковью должны были быть переданы все имеющиеся у нее в распоряжении ценности, а также богослужебные предметы.
Патриарх Тихон назвал этот акт святотатством. «Мы не можем одобрить изъятия из храмов священных предметов, употребления коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство: миряне — отлучением от нее, священнослужители — извержением из сана».
Слова патриарха Тихона советское правительство снова восприняло как прямой вызов режиму. «Для нас, — писал Ленин, — именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на многие десятилетия. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное количество крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету».
Ленин хорошо понимал, что его замысел может увенчаться успехом только при отсутствии сопротивления со стороны народных масс, а сделать это было можно исключительно в условиях тотальной разрухи и голода.
Но даже в этих критических обстоятельствах, которые, как думалось большевистской верхушке, должны были полностью исключить противодействие верующих декрету об изъятии церковных ценностей, власти практически повсеместно встречали жестокий отпор.
Один из первых фактов сопротивления прихожан изъятию церковных ценностей был отмечен 15 марта 1922 года в городке Шуе. С этого момента использование в кампании по изъятию церковных ценностей красных курсантов, частей РККА, ЧОН становится обязательным для всех городов и губерний. Волнения среди верующих также наблюдались в Орле, Владимире и Калуге. По данным центральной прессы, в это время произошло 1414 столкновений между представителями власти и прихожанами церквей. Духовенством предпринимаются попытки предотвращения столкновений с властями, в частности, путем переговоров с комиссиями по изъятию.
Отнестись к происходящему с христианским смирением призвали паству своих епархий митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), псковский епископ Геннадий (Туберозов), предстоятели Суздальской, Витебской, Задонской епархий, духовенство Марийской области.
С воззванием воздержаться от насильственного сопротивления к верующим обратился митрополит Владимирский Сергий (Страгородский).
Силою своего авторитета церковнослужители смогли предотвратить ряд кровопролитных столкновений, каждое из которых неизбежно обернулось бы гибелью десятков людей. Однако безбожная власть действовала иначе. В 1921 году Политбюро принимает решение «применять к попам высшую меру наказания». Каждый православный священник объявлялся врагом государства. В ряде городов большевиками организуются показательные процессы над священнослужителями: В Петрограде более 80 обвиняемых — 4 смертных приговора, в Москве — 54 обвиняемых — 11 казнено.
Судебные процессы над духовенством проходили по всей России. В связи сопротивлением изъятию церковных ценностей большевиками было сфабриковано 250 дел. Только к середине 1922 г. уже состоялся 231 судебный процесс, на скамье подсудимых оказалось 732 человека, многие из них впоследствии были расстреляны.
В 1923 г. в производстве VI отделения СО ГПУ находилось 301 следственное дело, арестовано было 375 человек и выслано заграницу 146 человек.
К концу 1924 г. в тюрьмах и лагерях побывало около половины всего российского епископата — 66 архиереев.
Только в течение 1922-1923 гг. были убиты 2691 священник, 1962 монаха и 3447 монахинь[10].
Что касается культовых зданий, то в них, по требованию Ленина, местными властями были изъяты все находящиеся там ценности, причём «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок»[11]. По утверждению И. Бунича, в то смутное время, было расстреляно 40 тысяч священников, диаконов и монахов, а также многие тысячи верующих, входивших в церковные «двадцатки» и общины [12]. Чистая прибыль изъятых ценностей составила 2,5 млрд. зо­лотых рублей. Из этих средств за границей был закуплен хлеб на 1 млн. рублей, да и то на семена, тогда как через гуманитарную Адми­нистрацию Помощи (АРА) международные организации выделили на помощь голодающей России 137 млн. долларов и спасли от смерти 22 млн. 700 тысяч человек [13]. Однако, по другим данным и мнению известного историка Русской Православной Церкви Одинцова М. И., в 1922 году собрали из церквей всего на 4,5 млн. рублей и было убито 8 тысяч священников [14].
В Орловской губернии как и повсюду, реквизиции церковных ценнос­тей проводились в широких масштабах. Об этом свидетельствует акт, составленный комиссией по изъятию церковных ценностей в мае 1922 года. Из него следует, что реквизиция была произведена в 29 хра­мах города Орла, 55 храмах г. Мценска и Мценского уезда, во всех Болховских церквах, в 14 храмах Малоархангельского уезда и т.д. Собранные за многие столетия церковные богатства: драгоценные камни, золото, серебро, иконы, старинные евангелия, митры, свяще­ннические одежды изымались и отправлялись в государственные храни­лища, а оттуда шли на нужды партии, Коминтерна, ГПУ. Всего было изъято 688 пудов 15 фунтов 9 золотников 61 доля серебра, 7 фунтов 10 золотников 66 долей золота и 15 пудов 32 фунта 75 золотников меди и большое количество камней (1 пуд – 16380,496 г., 1 фунт – 409,5124 г., 1 золотник – 4,26576 г., 1 доля – 44,435 мг.). На проведение этой операции, только по г.Орлу, власти израсходовали более 90 тыс. рублей. Многие цер­ковные предметы, имевшие большую художественную и историческую ценность, были расхищены и безвозвратно утеряны. Немало ценностей было сокрыто, поэтому изъятие церковных сокровищ не прекращалось. Так, 18 сентября 1922 года по постановлению президиума Губисполкома в некоторых храмах г.Орла проводилась новая реквизиция ранее сокрытых церковных ценностей, а 14 октября производится изъятие ценностей и прочего инвентаря из бывшей тюремной церкви при исправдоме. По отношению к тем, кто отказывался сотрудничать с властями или укрывал ценности были организованы судебные процессы.
В г. Орле с 18 по 20 июня 1922 г. проходил показательный суд над правящим enископом Орловским Серафимом и викар­ным епископом Елецким Николаем, а также четырьмя мирянами: И. В. Преображенским, И. М. Тритенко, В. Н. Соповым и Е. Д. Краевич, которых обвиняли в сокрытии и препятствии изъятию церковных ценностей. Подсуди­мые виновными себя не признали. Однако решением губернского рев­трибунала еп. Серафима осудили на 7 лет в Центральную исправи­тельную тюрьму со строгой изоляцией, а еп. Николая — на 3 года. Впоследствии срок заключения для еп. Серафима был сокращён до одного года и 10 месяцев, а в 1924 г. его освобождают по амнистии.
В сентябре 1922 года последовали аресты за сокрытие церковных ценностей среди рядовых церковнослужителей и верующих города Ор­ла. Большинство из них подверглось высылке в северные регионы страны. После того, как в 1927 году появилась известная «Декларация», в которой митрополит Сергий дал согласие на регистрацию органами власти всех православных общин, органов управления и священнослужителей, признал Советскую власть и подчинил ей Церковь, гонения и преследования верующих не уменьшились. Прибывший на Орловскую кафедру епископ Николай Могилевский, смиренно называвший себя «гражданином» и клятвенно заверявший власти подчиняться всем её распоряжениям, правил не долго. Уже в апреле 1930 года его отправили на покой, а 27 февраля 1932 года арестовали и осудили на 5 лет концлагерей [15]. Не смотря на признание Советской власти «сергианцами», 8 апреля 1929 года Президиум ВЦИК принимает Постановление «О религиозных общинах», а в октябре вступила в силу специальная инструкция НКВД, которые развязывали руки властям для полного произвола в отношении Церкви. Только в 1929 году было закрыто 1119 православных храмов, а всего за 20 лет советской власти было закрыто или разрушено более 50 тысяч церквей. Гонения на Церковь сопровождались преследованиями и запугиванием православных христиан. Для этого административные органы на основании инструкций НКЮ и НКВД широко использовали организацию и сбор списков верующих религиозных общин, страхование молитвенных зданий с последующим, по каким-либо причинам, их закрытием, а также лишением избирательных прав священнослужителей, псаломщиков, бывших помещиков, торговцев, перекупщиков, кулаков, бывших жандармов, офицеров, стражников, агентов, эксплуататоров наёмного труда и членов их семей.
Особая роль отводилась чекистам. В 1931 году они пытались сфабриковать дело о контрреволюционном заговоре в Болховском районе. Обвинение было предъявлено 12 священнослужителям и монашествующим. Но за недоказанностью преступлений дело прекратили[16]. Однако, на этом чекисты не успокоились, и на следующий год они «раскрыли» контрреволюционную церковно-монархическую организацию «Ревнители церкви», которую «возглавлял» по их мнению, архиепископ Курский Дамиан. По утверждению работников ГПУ, руководителями Орловского отделения были епископ Николай Могилевский, находившийся на покое, и бывший земский начальник М.И. Воинов, окончивший в своё время Московскую духовную академию и находившийся в Орле в административной ссылке. Он дал перед Богом обет жить как старец – на подаяние. По делу проходило 413 человек. По мнению чекистов, это была разветвлённая организация. В неё также входило Орловское отделение, которое объединяло 3 контрреволюционные группы в составе 46 человек (из них две – в Орле и одна – в селе Куликовка), а Ливенское отделение возглавлялось Понятовским В.И., оно имело связь с Орловской организацией и состояло из двух «контрреволюционных групп», охватывающих 39 человек[17]. В 1932 году Особым совещанием при коллегии ОГПУ «виновных» осудили к различным срокам заключения. Прошли многие годы, и, только 13 мая 1989 года прокуратура Курской области их реабилитировала [18].
Но наиболее жестоким преследованиям Церковь подверглась в период сталинских репрессий. В 1932 г. Сталин объявил о начале «безбожной пятилетки»: к 1мая 1937 года «имя бога должно быть забыто» на всей территории СССР [19]. Несмотря на все усилия, план по искоренению религии провалился. Перепись 1937 года, в которую включён был и вопрос о религиозных убеждениях, показала, что 57 процентов респондентов продолжали считать себя верующими. А с учётом всех возрастов 2/3 сельского населения и 1/3 городского оставались верующими [20]. Данные переписи вызвали у Сталина ярость, что привело к расправе над людьми не только ответственными за её проведение, но и к усилению борьбы с Православной Церковью и другими религиозными конфессиями. К тому же, согласно новой Конституции СССР, принятой в 1936 году, провозглашалось, что «социализм в СССР победил и в основном построен» и утверждалось новое трудовое общество – рабочих и крестьян, в котором не могло быть места представителям старого эксплуататорского общества.
Беспощадная классовая борьба, проводившаяся большевиками после октябрьского переворота 1917 года, привела к радикальному изменению социальной структуры советского общества. Так, если в 1913 году 16,3 процента населения России составляли помещики, крупная и мелкая городская буржуазия, купцы и кулаки, то в 1928 г. на их долю приходилось уже 4,6 процента населения, а к 1937 г. в ходе строительства социализма эксплуататорские классы в СССР были ликвидированы.
Тогда же, на 12 де­кабря 1937 года были объявлены первые всеобщие выборы в Советы, в которых могли принять участие не только трудящиеся массы, но, и так называемые «бывшие люди»: «церковники», «кулаки» и прочий контрреволюционный элемент. Поэтому возникали большие сомнения в том, что все они будут голосовать за кандидатов, которые предлагались от партии коммунистов. Следовательно, весь этот неблагонадежный элемент нельзя было допустить до выборов. Некоторые исследователи, например, священник, кандидат исторических наук Александр Мазырин рассматривают данный мотив как одну из причин подготовки масштабной кампании реп­рессий, которая распространялась и на уже осужденных «контрреволюционеров», находившихся в местах лишения свободы.
Решением Политбюро ВКП (б) от 2 июля 1937 г. было намечено проведение широкомасштабной операции по репрессированию целых групп населения. Во исполнение этого решения 30 июля 1937 года нарком внутренних дел Н. И. Ежов подписал оперативный приказ № 00447 «Об операции по реп­рессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветс­ких элементов». Под «другими антисоветскими элементами» подразумевались: «члены антисоветских партий, жандармы, чиновники царской России,…реэмигранты». В перечне «контингентов, подлежащих репрессии», 6-м пунктом были указаны также «наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сек­тантских активистов, церковников и прочих, которые содер­жатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колони­ях и продолжают вести там активную антисоветскую подрыв­ную работу». «Перед органами госу­дарственной безопасности, — писал сталинский нарком, — стоит задача самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советс­кий народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой про­тив основ советского государства». В соответствии с этим приказом «антисоветские элементы» делились на две категории. К первой относились «все наиболее враждебные из перечисленных элементов», подлежавшие «немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках – расстрелу». Ко второй категории были отнесены «менее активные, но все же враждебные элементы», их ждал арест и заключение в лагеря на сроки от 8 до 10 лет.
Согласно представленным начальниками краевых и областных управлений НКВД учетным данным, из Центра был спущен план по двум категориям репрессируемых. «Если во время этой операции будет расстреляна лишняя тысяча людей – беды в этом особой нет», — писал Ежов в разъяснениях к приказу. С 5 авгу­ста 1937 года органы НКВД начали широкомасштабную репрессивную спецоперацию и закончили ее в четы­рехмесячный срок к предстоящим выборам в Советы, однако, впоследствии она ещё дважды продлевалась.
Репрессии и расстрелы против целых групп населения, в том числе иерархов Церкви, духовенства и верующих достигли в 1937 – 1938 гг. небывалых масштабов. За эти 2 года органами НКВД было арестовано 1 575 259 человек, из их 681 692 человека приговорены к расстрелу. По отчёту Наркома внутренних дел Ежова, только в августе – ноябре 1937 года в СССР было арестовано 31359 церковников и сектантов. Бывший семинарист, школьный учитель села Подъяковлево Новосильского уезда (ныне Орловской области) и будущий маршал Советского Союза А. М. Василевский, отец которого был сельским священником, в своих воспоминаниях писал о том, что с 1926 по 1940 годы вынужден был порвать всякую связь с родителями. Иначе, по его словам, он не смог бы состоять в рядах партии коммунистов, едва бы служил в рядах РККА и тем более в системе Генерального штаба. Во всех служебных анкетах, он указывал, что связи с родителями не имел. А когда за многие годы получил письмо от отца, то немедленно доложил о письме секретарю своей парторганизации Генштаба, который потребовал от него, сохранять во взаимоотношениях с родителями прежний порядок. Но, когда об этом доложили Сталину, он лично сказал Василевскому, чтобы немедленно установил с родителями связь и оказывал им систематическую материальную помощь. К сожалению такие случаи не отражали общую обстановку в стране и были исключением [21].
Тогда же, в годы Большого террора члены Политбюро подписали 383 списка на 43 768 человек, которые были подвергнуты репрессиям по первой категории.
Особенность сталинских репрессий заключалась в том, что они проводились по спускаемому сверху от руководства страны «плану» и носили, прежде всего, идеологический и политический характер. В рамках так называемого «лимита» органы НКВД вынуждены были выполнять этот чудовищный план [22]. Для его исполнения по всей стране действовала не только система судебных, но и внесудебных органов. В нее входи­ли военная коллегия Верховного суда, военный трибунал, Спец­коллегия, Особое совещание при НКВД, Тройка УНКВД, Особая Тройка НКВД, а также путем решений наркома внутренних дел и прокурора СССР по массовым операциям. Судя по материалам НКВД, деятельность этих органов строго контролировалось. Например, то, что было сверх лимита передавалось для исполнения в смежные структуры. Так, в документе УНКВД по Орловской области к сведениям о количестве осужденных имеется запись: «Примечание: в графе тройка УНКВД — указано количество арестованных в порядке приказа № 00447, которые за отсутствием лимитов по особой тройке были осуждены тройкой УНКВД» [23].
Указом НКВД для ускоренного рассмотрения тысяч дел были образованы «оперативные тройки» на уровне республик и областей. В состав тройки входили: председатель – начальник Управления НКВД, члены – областной прокурор и 1-ый секретарь областного, краевого либо республиканского комитета ВКП (б). Для всех регионов Советского Союза устанавливались лимиты по 1-й и 2-й категориям. В отношении лиц, уже осуждённых и, находящихся в заключении, выделялись лимиты «первой категории». Указом устанавливались репрессии по отношению к членам семей приговорённых, которых могли отправить в лагеря или трудпоселки, переселить или выселить за пределы пограничной полосы, крупных городов в другие местности, а дети, как правило, направлялись воспитываться в детские дома. Все семьи репрессированных подлежали постановке на учёт и постоянный надзор. В октябре 1937 года директивой НКВД репрессии в отношении ЧСИР (членов семьи изменников Родины) были расширены с осуждённых членов «право-троцкистского блока» еще на разряд осуждённых соответственно доли «национальных линий» («польская линия», «немецкая», «румынская», «харбинская»). Но уже в ноябре такие аресты были прекращены.
В октябре 1938 года НКВД перешёл к арестам не всех повально жён осуждённых, а лишь тех, кто «содействовал контрреволюционной работе мужей», либо в отношении которых «имеются данные об антисоветских настроениях».
С августа 1937 года по ноябрь 1938 года в соответствии с решениями троек 390 тыс. человек были казнены, 380 тыс. высланы в лагеря ГУЛага.
Репрессиям подвергались практически все слои населения, и прежде всего, они затронули слой зажиточных крестьян, так называемых «кулаков», которых сегодня историки называют «цвет русской деревни». По мнению историка Кузнечевского В. Д.: «Ленин главным своим личным врагом считал интеллигенцию и православное духовенство, а Сталин – ещё и русское крестьянство»[24]. Сроки проведения «кулацкой операции» (как она время от времени называлась в документах НКВД, потому что «кулаки» тогда составляли большую часть репрессированных) несколько раз продлевались, а лимиты пересматривались.
В период усиления репрессий возникла практика, согласно которой родным расстрелянных сообщалось о том, что подследственные были осуждены на «десять лет лагерей без права переписки». При этом в судебных делах указывался настоящий приговор — расстрел. Сложившаяся практика юридически была закреплена 11 мая 1939 в указе НКВД СССР № 00515 «О выдаче справок о местонахождении арестованных и осуждённых».
9 марта 1936 года Политбюро ЦК ВКП (б) издало распоряжение, в котором предусматривались меры по предупреждению от проникновения на территорию СССР «шпионских, террористических и диверсионных элементов». В соответствии с ним был затруднён въезд в страну политэмигрантов и была создана комиссия для «чистки» интернациональных организаций на территории СССР.
Массовые репрессии охватили также и Орловскую область.
Местные органы НКВД усердно исполняли бесчеловечные приказы. Только в Орловской области с 1 октября по 31 декабря 1937 года было осуждено 1667 церковников и сектантов, в том числе расстреляно 1130 человек, а к концу 1941 года всего осуждено по религиозным мотивам 1921 человек, из них 1209 к расстрелу, которые, как правило, приводились к исполнению незамедлительно.
В 1937 году 4-й отдел УНКВД Курской области «раскрыл» и ликвидировал разветвленную контрреволюционную фашистскую организацию церковников. Всего по этому делу арестовали 454 человека. Тройкой УНКВД по Курской области 4 декабря 1937 года, так называемые руководители придуманной организации, включая епископов Курского Артемона (Евстратов Василий Иванович), Орловского Иннокентия (Никифоров Иван Иванович), Иосифа (Жевахов Владимир Давыдович), проживавшего с 1936 года на покое в Белгороде были приговорены к расстрелу и казнены в тот же день. Все реабилитированы 20 мая 1990 года прокуратурой Белгородской области [25]. В годы сталинских репрессий та же участь постигла митрополита Серафима (Чичагова), архиепископов: Серафима (Остро­умова), Александра (Щукина), епископа Иннокентия (Никифорова).
В том же году были арестованы и осуждены по ст. ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР 41 монахиня Орловского женского монастыря, из них 38 к 10 годам ИТЛ, а трое – к 8 годам лагерей.
Репрессии осуществлялись посредством рассмотре­ния дел арестованных по ускоренному варианту, когда в один день ныносились сотни внесудебных приговоров. Так, Особой Тройкой НКВД по Орловской области за 24 дня в ноябре и декабре 1937 года было осуждено к расстрелу 2989 и на различные сроки ис­правительно-трудовых лагерей 7180 человек.
Согласно сведениям о количестве осужденных НКВД (УНКВД) по Орловской области за время с 1 октября по 31 декабря 1937 года было исполнено решений — 13314, из них к высшей мере наказания (ВМН), т. е. расстрелу — 3247, до 10 лет — 7360, до 5 лет 2476. Причем на Особую тройку НКВД (УНКВД) приходится 3000 расстрельных приговоров и 7174 до 10 лет, на решения Наркома внутренних дел и прокурора СССР по массовым операциям к расстрелу было приговорено 242 человека и спецколлегией — 5. Всего из них «церковников» и «сектантов» к высшей мере наказания — 1130, до 10 лет — 537; бывших «кулаков» к расстрелу — 1636 и до 10 лет 5167; «уголовников» соответственно — 188 и 630; «прочий контрреволюционный элемент — 1176 и 1377». Повсеместно происходили массовые аресты неблагонадежных. В фондах бывшего партархива Орловской области сохранились свидетельства о том, что арестованные проходили «обработку» физическую и моральную. В органах НКВД по отношению к ним применялись меры физического воздействия, шантаж, провокации и обман. В результате этих действий следователи добивались ложных показаний о преступной деятельности. Есть письма секретаря Орловского обкома партии Бойцова, где он в переписке со Сталиным подтверждает применение органами НКВД физического воздействия на арестованных. Показания получали от арестованных путём грубейшего нарушения законности. Об этом свидетельствует письмо бывшего члена ВКП (б) Ефименко А.Д.: «Во время хода следствия я подвергался нечеловеческим издевательствам. Я отказался дать вымышленные показания по ранее заготовленному вопроснику. 18 суток держали меня у себя в кабинете на углу табурета, вытянув ноги и руки. В результате чего ноги и руки опухли до такой степени, что на ногах потрескалась кожа и из трещин текла жидкость, причем, в течение 18 суток мне горячей пищи не разрешали давать, а давали кушать хлеба и кружку холодной воды. В течение указанного времени собственноручно – каждодневно зверски избивали меня. Перебили обе ключицы, перебили переносицу, изуродовали позвоночник, дважды давили горло. По позвоночнику били кулаком сверху, а нижний конец позвоночника ударялся о табурет, суставы позвоночника сплюснуты, что подтверждает рентгеновский снимок». Как же фабриковались уголовные дела и кто был свидетелем на процессах? Председатель Орловского областного суда Шерстнев сообщает в обком ВКП (б) в 1939 году: «Особо следует отметить, что в ряде райотделений НКВД имелась группа постоянных свидетелей, по многочисленным делам давали ложные показания на граждан. Что указанные штатные свидетели являлись клеветниками, не могли не знать отдельные работники НКВД. Будучи штатными свидетелями, дали явно вымышленные показания, признав, что они проходили свидетелями по ряду аналогичных дел. Фролов, являясь штатным свидетелем, рассказал, что он перепутал показания потому, что, выступая на шести или более аналогичных дел, не знает, к какому обвиняемому относятся предъявленные эпизоды». Несмотря на подобные факты, шифром ЦК ВКП (б) от 10.01.1939 года секретарям обкомов, крайкомов, ЦК Нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД было направлено «Письмо И. Сталина о применении пыток». В нем говорилось: «ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов – крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным, как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и при том в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдавать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного уско­рив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиновым, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорочивается самый метод, поскольку он правильно применяется на практике. Известно, что все буржу­азные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему со­циалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов народа, как совер­шенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке работников УНКВД руководствовались настоящим разъяснением. Секретарь ЦК ВКП (б) И. Сталин. 10.01.1939 г.» [26]. По словам историка Леонова С. В.: «В огромной степени масштабы репрессий были связаны и с субъективным фактором – деспотическим, мстительным, подозрительным, жестоким характером боровшегося за абсолютную власть «коммунистического диктатора» И.В. Сталина» [27]. По свидетельству одного из охранников Сталина: «Его все боялись и старались на глаза не попадаться, даже генералы не могли ему перечить и делали то, что он приказывал». В интервью американскому режиссёру Оливеру Стоуну президент В. В. Путин сказал: «Мы не должны забыть все ужасы сталинизма, связанные с концлагерями и уничтожением миллионов своих соотечественников». В то же время, он справедливо заметил, что «излишняя демонизация» советского вождя используется с целью показать, что Россия несёт на себе «родимые пятна сталинизма» и является способом атаки на Россию.
Однако, кто же были исполнители смертных приговоров и какими убеждениями они руководствовались, выполняя столь жестокие приказы? Об этом можно судить по письму одного из бывших оперуполномоченных УНКВД по Орловской области, который приводил в исполнение приговоры 1-й категории:
«Я страшно удивлен, как теперь, после ясных указаний ЦК ВКП (б), положений об арестах, люди уже в феврале месяце сумели обманным путем добиться санкций на мой арест не у прокурора, а у самого Наркома Внутренних Дел т. Берия. Лица, писавшие заключение, очевидно, не знают цену советскому человеку, они не видели в ворохе бумаг живого человека, члена ВКП (б) с 10-летним стажем, без взысканий, рабочего. Я не предатель, не жулик, не карьерист, не перестраховщик или подхалим. Я честный член партии и неплохо работал. Нет ни одного партийного или боевого, оперативного задания, чтобы я не выполнил. Мне предписывали предательство. Как у людей только поворачивается язык?! Я лично сам за 1937 год по июль 1938 года вместе с моими десятью товарищами – шоферами и фельдъегерями уничтожил полную армию врагов Советской власти (расстрелял по приговору 1500 единиц). Легче было тому же Симановскому или прокурору написать «расстрелять», а нам их, паразитов, приходилось таскать на собственной горбине. Я, а также мой коллектив это выполняли вполне сознательно, зная, что выполняем ответственное поручение партии, имели классовую ненависть к врагам трудового народа. Так я воспитывал своих товарищей по работе. Эту работу мы выполняли по выходным дням, дабы не в ущерб агентурно-следственной работе» [28].
Арест этого исполнителя смертных приговоров был вызван сменой руководства органами НКВД. 22 августа 1938 года на пост 1-го заместителя наркома НКВД СССР был назначен Л. П. Берия. С сентября 1938 по январь 1939 года он провёл широкомасштабные аресты в НКВД, прокуратуре, милиции ставленников Н. И. Ежова. Ежов был практически отстранён от работы в НКВД. 17 ноября 1938 года были распущены внесудебные Тройки НКВД, но Особое Совещание при НКВД получило огромные возможности и продолжало действовать. 25 ноября 1938 года Л. П. Берия сменил Н. И. Ежова на посту наркома НКВД. 10 апреля 1939 года Ежов был арестован по обвинению в сотрудничестве с иностранными разведками и террористической деятельности, а 3 февраля 1940 года осуждён и на следующий день расстрелян.
В резолюции XVIII съезда ВКП (б) от 10-21 марта 1939 года было прямо сказано о том, что в партию проникли элементы, которые оказались «замаскированными врагами внутри партии, старавшимися путем широкого проведения мер репрессии перебить честных членов партии и посеять излишнюю подозрительность в партийных рядах» [29]. Именно при Ежове появились так называемые разнарядки местным органам НКВД с указанием числа людей, подлежащих аресту, высылке, расстрелу или заключению в лагеря или тюрьмы. На суде Николай Иванович заявил: «В тех преступлениях, которые в обвинительном заключении, я признать себя виновным не могу. От данных на предварительном следствии показаний я отказываюсь. Они мной вымышлены и не соответствуют действительности. На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применяли ко мне избиения. Никакого заговора против партии и правительства я не организовывал, а наоборот, все зависящее я принимал к раскрытию заговора. Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я их мало почистил. Кругом меня были враги народа, мои враги. А я их не разглядел». Согласно утверждению Судоплатова, одного из высокопоставленных работников НКВД, когда этого злодея с двумя классами образования, заявившего, «что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово…», вели на расстрел, «он пел «Интернационал».
В 1939 году в органах УНКВД по Орловской области происходит замена руководящего и оперативного состава. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР бывший начальник УНКВД по Орловской области Пинхус Симановский расстрелян 21 февраля 1940 года, а его заместитель Валик – расстрелян 15 июня 1939 года, Попов, начальник отдела УНКВД 26 сентября 1939 года осужден к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. В 1939 году начальник УНКВД по Орловской области Фирсанов в своем отчете о работе управления пишет в обком ВКП (б): «Областной комитет партии провел большую работу по укреплению органов НКВД. Весь руководящий состав областного аппарата обновлен. Состав тюремных работников обновлен полностью. Руководящий состав районных органов обновлен на 60%. В органы НКВД отобраны и посланы новые товарищи. Только в оперативные подразделения послано 83 члена и кандидата партии и 42 комсомольца».
Однако, последствия религиозно-классовых и политических гонений были крайне тяжелы. 30 октября 2007 г., в День Политического заключенного, когда совершается память всех пострадавших в годы террора, Бутовский полигон, под Москвой, посетили Его Святейшество, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий и Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин. Здесь, стоя у погребальных рвов, в которых было расстреляно более 20 тысяч человек, Владимир Владимировович сказал: «Все мы хорошо знаем, что 1937 год считается пиком репрессий, но он (это 1937 год) был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости. Достаточно вспомнить расстрелы заложников во время Гражданской войны, уничтожение целых сословий, духовенства, раскулачивание крестьянства, уничтожение казачества. Такие трагедии повторялись в истории человечества не однажды. И всегда это случалось тогда, когда привлекательные на первый взгляд, но пустые на поверку идеалы ставились выше основной ценности – ценности человеческой жизни, выше прав и свобод человека. Для нашей страны это особая трагедия. Потому что масштаб колоссальный. Ведь уничтожены были, сосланы в лагеря, расстреляны, замучены сотни тысяч, миллионы человек. Причем это, как правило, люди со своим собственным мнением. Это люди, которые не боялись его высказывать. Это наиболее эффективные люди. Это цвет нации. И, конечно, мы долгие годы до сих пор ощущаем эту трагедию на себе. Многое нужно сделать для того, чтобы это никогда не забывалось. Для того, чтобы мы всегда помнили об этой трагедии». В 1914 году Православная Российская Церковь имела в своём составе 3603 протоиереев, 49631 священника, 15694 диакона[30]. Насчитывалось около 100000 монашествующих. Большинство из них было репрессировано, но подлинных данных о количестве пострадавших от репрессий пока нет. Бесспорно только то, что гонениям подверглись, как служившие в церквах и монастырях России в канун революции, так посвященных в дальнейшем, вплоть до 1950-х годов. По данным председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпова до войны в СССР насчитывалось 3732 церкви, из них около 3350 приходилось на присоединенные западные области и республики, в остальной части СССР оставалось примерно 350-400 действовавших православных храма, в которых служило 5665 священников, в основном в западных районах страны. В начале 1941 г. в СССР православное духовенство практически было разгромлено. В РСФСР в 25 областях не имелось ни одной действующей православной церкви, в 20 – от одной до пяти [31]. Орловский край так­же был подвержен жестоким гонениям. С октября по декабрь 1937 года в Орловской области практически всё духовенство было ликвидировано. К началу 1939 г. организованной религи­озной жизни Православной Церкви на территории Орловского края не было. В начале войны в современных границах области оставались две действующие церкви: в г. Болхове церковь Рождества Христова и св. Николая Чудотворца в с. Лепёшкино Орловского района[32]. Незадолго до своего ареста и расстрела в 1937 году митрополит Серафим (Чичагов) сказал: «Православная Церковь сейчас переживает время испытаний. Кто останется верен святой апостольской Церкви – спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится, и Православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это – золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства»[33]. Теперь эти слова сбылись. «Эпохой мучеников и исповедников для России явился XX век», так охарактеризовал прошедший период истории нашей Родины Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 года, на котором были прославлены для общецерковного почитания в лике святых новомучеников и исповедников более 1200 угодников. На январь 2017 года в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской включены имена более 1760 пострадавших за православную веру. Тысячи священнослужителей и мирян, принявших смерть во время большевистского религиозно-классового, а по словам политолога, доктора исторических наук, профессора С. А. Караганова «социального геноцида», ради веры Христовой, призыва­ют нас не отчаиваться, внимать и проповедовать слово Божие, чтобы спасти человечество от смертных грехов, влекущих в бездну пропасти и саморазрушения. Советское государство, отступившее от Церкви погибло, потому что, как отметил президент Владимир Владимирович Путин в интервью американскому режиссёру Оливеру Стоуну, проблема заключалась в том, что созданная система «сама по себе была негодная», а «после развала Советского Союза 25 миллионов русских людей в одну ночь оказалась за границей, и это реально одна из крупнейших катастроф XX века». Однако, благодаря духовному подвигу мучеников, в наши дни восстанавливаются и строятся храмы и монастыри, распространяется Слово Божие и мы с вами имеем возможность жить полноценной церковной жизнью, возрождая нашу историческую Родину — Россию, наш национальный код. Уроки прошлого требуют от нас огромной ответственности и высокой морали в наших мыслях и поступках, когда вопрос стоит о будущем нашей страны и всего народа. Говоря словами президента Владимира Владимировича Путина: «Мы не должны допустить ожесточения в обществе». 25 мая 2017 года, в праздник Вознесения Господня и 10-летия воссоединения Русской Зарубежной Церкви и Московского Патриархата, Святейший Патриарх Кирилл в присутствии Президента России Владимира Путина совершил чин великого освящения храма Воскресения Христова Новомучеников и Исповедников Церкви Русской в Сретенском ставропигиальном мужском монастыре в Москве и возглавил служение Божественной литургии в новоосвященном храме, а по её окончании призвал к единству нашего общества и единению Церкви. Затем к собравшимся в храме обратился Владимир Путин. По его словам, осознание общности целей, «главная из которых – благополучие каждого нашего человека и нашей Родины в целом, и есть тот ключ, который помогает преодолевать разногласия». «Ярчайшим подтверждением тому служит и восстановление единства Русской Православной Церкви, десятилетие которого мы отмечаем в эти дни», — напомнил Владимир Путин. «Мы должны помнить – отметил он, — и светлые, и трагические страницы истории, учиться воспринимать её целиком, объективно, ничего не замалчивая. Только так возможно в полной мере понять и осмыслить уроки, которые нам преподносит прошлое. Мы знаем, как хрупок гражданский мир, — теперь мы это знаем, — мы никогда не должны забывать об этом. Не должны забывать о том, как тяжело затягиваются раны расколов. Именно поэтому наша общая обязанность – делать всё от нас зависящее для сохранения единства российской нации».

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Кн.6, вып. 1.-М., 1918.-С.72
2. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство, 1917-1941: Документы и фотоматериалы. — Москва: Издательство Библейско-Богословского института св. апостола Андрея Первозванного, 1996.-С. 46.
3. Там же, С.12.
4. Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. — Москва, 1995.- С. 288.
5. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство…, с.12
6. Орловские епархиальные ведомости.- 1918. — № 7-8.- С. 166-167; №15.-С.390-391; №19.- С. 496; Перелыгин А. Святые мученики Болховского уез­да // Московская Патриархия. 2004.-№1 .- C. 76-79; оh же: Русская Право­славная церковь в Орловском крае (1917-1953 гг.) — Орел, 2008.- С. 31-36.
7. Орловские епархиальные ведомости. – 1917.-№ 32-33. – С. 215.
8. Грамматчиков К.Б. Орловская губерния в революции 1917 г./ Столетие великой русской катастрофы 1917 года – М.: РИСИ, ФИВ, 2017. – С. 108.
9. ОЕВ. -1918 — № 3-4.- С. 64.
10. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство…, с. 69.
11. Ленин В.И. Письмо В.М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП (б) от 19 марта 1922 года //Известия ЦК КПСС-1990, №4.-С. 190-193.
12. Бунич И.Л. Полигон Сатаны. Сб.-СПб.: Шанс, 1994.-С. 98-99.
13. Там же, С.92.
14.«Православный» сталинизм. Вопросы и ответы: сб.ст./ Сост. Грамматчиков К. Б./ М.: «Символик», РИСИ, 2016. С. 293, 301.
15. Справка по архивному уголовному делу П-11015 УМБ РФ Курской области.
16. Архив Информационного центра (ИЦ) УВД Орловской области: Список репрессированных священнослужителей и монашества в 1931 году, Болховский район, Орловская область, и реабилитированных 15 сентября 1989 года по арх. № 10642-П.
17. Список репрессированных священнослужителей в 1932 г. По Ливенскому району Орловской области /арх. 10632-П/. Все реабилитированы Прокуратурой Орловской области 17. 05.1989.
18. Справка по архивному уголовному делу № П-11015 УМБ РФ Курской области.
19. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви, 1917-1945 / Л. Регельсон.- Париж : ИМКА-ПРЕСС, 1977. — С. 488.
20. Всесоюзная перепись населения. 1937г. Краткие итоги. Отв. Ред. Ю.А. Поляков. Институт истории СССР АН СССР. — М.,1991.- С.81,106-115; Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви.1917-1990: Учеб. Для православных дух. семинарий.-М.: Моск. Патриархия: Хроника,1994.-С.105.
21. Василевский А. М. Дело всей жизни. Кн. 1. – 7-е изд. – М.: Политиздат, 1990. – С. 105.).
22. Архив ИЦ УВД Орловской области. Ф.4. Д.1. Л.Л. 1-2,15,18-19,
165; Д. 2; Д. 3; Д. 76-а. Л.86.
23. Архив ИЦ УВД Орловской области. Ф. 4. Д. 1. Л. 2.
24. В.Д. Кузнечевский. Сталинская коллективизация – ошибка ценою в миллионы жизней. М.: РИСИ, 2015. – С. 85).
25. Справка по архивному делу № 3742 УМБ РФ Белгородской области.
26. Письмо И. Сталина о применении пыток // Реквием: Книга памяти жертв политических репрессий на Орловщине. — Орёл, 1998. – Т. 4. — С.58-59.
27. Россия и мир: Учебная книга по истории. В 2-х частях. Часть II./ Под общей редакцией проф. А.А. Данилова. – М.: ВЛАДОС, 1994 . – С. 160.
28. Минаева Т. В то смутное время … . Публикацию подготовила главный специалист госархива М. Т. Яковлева // Орловские вести. – 1994.- 9 июня.
29. Восемнадцатый съезд ВКП (б). Москва. 10-21 марта 1939 г. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898-1971. Изд. 8-е, доп. и испр. М., Политиздат, 1971. Т. 5. С. 369.
30. Цыпин В., протоиерей. Русская Православная Церковь в синодальную эпоху. 1700-1917 // Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000. С. 132.
31. Данные о сталинских репрессиях против Русской Православной Церкви приводятся по книге: Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 гг.). – М., 2000 — С. 116, 117, 118.
32. Государственный архив Орловской области (ГАОО). Ф. Р-3660. Оп. 1. Д. 4. Л. 50.
33. Бутовский полигон / Вып. редактор – свящ. Кирилл Каледа. – Отпечатано в типографии ЗАО «ТДДС – Столица-8». Заказ № 1356. – С. 26-27.

Перелыгин Анатолий Иванович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и музейного дела ОГИК (Орловский государственный нститут культуры), председатель церковного историко-археологического отдела Орловско-Болховской епархии.
27