В сентябре 2024 года исполняется 165 лет со дня рождения и 106 лет с момента расстрела на берегу Валдайского озера великого русского публициста Михаила Осиповича Меньшикова. С весны 1901 и вплоть до начала 1917 года он был одним из наиболее влиятельных публицистов в Российской империи, публикуясь несколько раз в неделю в консервативной газете «Новое время».
Нельзя назвать путь, который прошёл М.О. Меньшиков, прямым и простым. Достаточно противоречивыми были и его взгляды, получившие воплощение в записках, дневниках и многочисленных статьях. Однако общий вектор творческого движения Меньшикова, его понимание труда публициста как служения Родине-России и народу не менялись.
Однако, чтобы голос его услышали, чтобы он зазвучал во всю силу, чтобы его публицистический талант смог достичь той значимости в русском обществе, каковую приобрел в начале ХХ века, должно было пройти немало времени и приложено немало сил и самим Меньшиковым, и теми, с кем его сводила судьба.
Формирование характера будущего публициста происходило в крайне бедной провинциальной среде. Из семи детей, рожденных в православной по вероисповеданию семье мелкого служащего и дворянки из обедневшего рода, выжило только три сына [4, с. 8-9]. Об отце, Осипе Семеновиче Меньшикове, выходце из рода священников, у него остались горькие воспоминания как о человеке любящем, религиозном и одновременно жестоком, не способном взять себя в руки, погрязшем в пьянстве и двуличии [4, с. 11-12, 15-17]. Мать Ольга Андреевна была из рода обедневших дворян Шишкиных. Она горячо любила детей, приучала к молитве и труду, несмотря на многие причиняемые мужем страдания и бедность, делала все, чтобы они могли получить образование [4, с. 18].
Меньшиков не раз вспоминал о том, что мог в своем бедном детстве неоднократно погибнуть по самым разным причинам:
«1) День рождения — чуть ли не в бане, принимала вместо акушерки бабушка, попадья Акулина.
2) Огромный нарыв на шее, от которого до сих пор шрам.
3) Тонул в Новоржеве.
4) В Юшкове едва не растерзан был сорвавшейся с цепи собакой (спас пудель).
5) В Заборье тонул у Егурьевского моста.
6) В Заборье нападение собак.
7) В Заборье острый припадок вроде падучей.
8) Опочка — упал потолок в комнате, и я чудом, прижавшись к стене, остался жив.
9) Опочка — чуть не провалился под лед, катался на коньке.
10) Опочка — тяжелая простуда после пожара» [55, С. 33].
Только отличная учёба Меньшикова в Опочецком трехклассном уездном училище, куда он попал благодаря наследству от умершей тетки Агафьи Андреевны [4, с. 26], могла дать ребенку из бедной семьи шанс выскочить из крайней бедности и стать мелким чиновником в провинции, поскольку средств на дальнейшее обучение у семьи не было. К судьбе способного ученика внезапно проявил сочувствие учитель математики Опочецкого училища Андрей Владимирович Баронов (Летопись, с. 34): он помог выпускнику Мише Меньшикову поступить в Техническое училище Морского ведомства в Кронштадте. Благодаря этому в дальнейшем, получив хорошее образование, он стал не только флотским штурманом, но и гидрографом, чьи работы «Руководство к чтению морских карт русских и иностранных» (СПб., 1891) и «Лоция Абоских и восточной части Аландских шхер» (СПб., 1892) востребованы мореплавателями и по сей день.
Горячее чувство любви к большой Родине-России и малой родине Псковщине, к преданиям русского народа, его литературе, культуре, верованиям было воспринято Михаилом Меньшиковым в семье от родителей и впервые выражено в его юношеских дневниках периода обучения в Кронштадте [53, Л. 4–4 об.]. Искреннее и глубокое чувство к родной псковской земле много раз проявлялось в публикациях в течение всей его жизни [11; 13; 18; 23; 39; 42).
Русский голос формировался в детстве молитвами отца и матери, семейным чтением русской классики, материнским терпением в страданиях. Тринадцатилетним подростком уходя из отчего дома, покидая любимую родную Псковщину после обучения в Опочке, Меньшиков был, как свидетельствовали его первые письма родным из Кронштадта, в целом внутренне близким к христианству. Во время обучения в Кронштадте он сердечно заботился о братьях: опекал и поддерживал материально как старшего Леонида, так и младшего Владимира.
1860-1870-е годы – это время политического брожения, распространения в русской молодежной среде революционных идей, а также череды покушений на императора Александра II. Уже со времени учебы в Опочке в будущий публицист был знаком и с «вольтеровским вольномыслием», с именами Белинского, Чернышевского и Добролюбова [40], а позже столкнулся с революционной пропагандой в Кронштадте. В 1915 году 55-летний публицист писал о своем раннем увлечении революционными идеями: «Я со всею страстностью подростка вбирал в себя все идеи, все кружившиеся в вихре начала и лозунги и чувствовал почти сумасшедшее ощущение Колумба, открывавшего новый мир». Меньшиков, раскаянно размышляя в 1915 году о судьбе своего поколения, признается в его страшной несостоятельности, в его неумении справиться со своими задачами: «Мечтали о равенстве – и дождались всесветного грабежа. Мечтали о братстве, об “алюминиевых дворцах” – и дождались ураганного огня и удушающих все живое газов» [40].
В период обучения в Кронштадте будущий публицист вместе с однокурсниками столкнулся с революционными идеями и революционной пропагандой. Меньшиков так вспоминал об этом: «От многих, вероятно, шла в нашем училище революционная зараза, которою я был захвачен одно время до страсти. Не уйди я в Средиземное море на 1½ года, — возможно, что свихнулся бы в революционное подполье. Или нет? Пожалуй, нет, ибо если бы да, то и после было достаточно поводов, и случаев, и даже предложений» [56, с. 25.].
Провидение направляло курсанта, уже погрузившегося революционную стихию, к иному предназначению – общественно-политической и литературной публицистике, к тому, о чем он искренне мечтал. В 1878 году закончена учеба. Началась служба. Это было время первых публикаций, сотрудничества с «Кронштадтским вестником», знакомства с поэтом С.Я. Надсоном. Желанное университетское образование получить Меньшиков не смог: этому мешала военная служба и ее удаленность от Санкт-Петербурга.
Всё же знакомство с радикальными революционными концепциями повлияло на Меньшикова и впоследствии проявилось в ощутимой в дневниках и в ряде разных по времени написания статей предрасположенности к леволиберальным идеям. Так, в записных книжках он в 19 лет писал: «Возможна ли в России конституция? Возможна, но не так скоро… Надо образованье народное поднять хоть наполовину. А впрочем… Чем скорее, тем лучше, лишь бы правительство честно вело себя. У нас, я думаю, хорошо бы употребить строй Соединённых Штатов, так как абсолютная, сосредоточенная республика или конституция при большом расстоянии неудобна» [53, Л. 48]. В 1890-е годы, а также в 1905-1906 и в 1917 годах он писал статьи, в которых выразил умеренно или откровенно либеральные убеждения, а также сочувствие к революционным преобразованиям страпны [См., например: 24; 44; 32; 47; 36].
С юности, со времени первого путешествия в Европу, у публициста сложилось неоднозначное отношение к Западу. С одной стороны, он осознавал негативное влияние Запада на русскую жизнь и образованное общество, начавшееся с петровских преобразований [27, c. 303; 28, с. 384], понимал хищническую природу западного политического самоутверждения [15; 16; 20; 21], что развитие материального богатства в Европе и США ведет к нравственному упадку [28, c. 337]. С другой – в текстах публициста порой проявлялось понимание, что страны Запада – технически и даже культурно передовые, более развитые в цивилизационном плане [43, с. 4, 5, 20, 79-80, 83; 28, с. 171].
На протяжении первой половины 1890-х гг. Запад в работах М.О. Меньшикова как правило идеал политического и гражданского развития, некое мерило успешной реализации в обществе таланта и практичного отношения к жизни, дающего полезные плоды человечеству. Так, в статье «Работа совести» Меньшиков говорил о редком появлении великих людей не только в России, но даже на Западе, среди «самых даровитых и образованных рас на свете» [28, с. 320], в статье «Газетное наводнение» — указывал на серьёзное отставание России в области печати [5], в 1893 году Меньшиков выпустил в «Неделе» целый цикл статей о культурной и технической слабости России, малом производстве сельскохозяйственной и иной продукции по сравнению с Западом [10]. Однако уже в конце 1896-1897 годах в понимании публицистом сущности западной цивилизации начинается отрезвление. Публицист видит лицемерие европейских правителей, их стремление, прикрываясь Евангелием, утверждать свое мнение при помощи «железного кулака» [15]. В статье «На очереди XV» публицист «сталкивает» свои светлые юношеские воспоминания о немецком городе Киле, его жителях – добрых, трудящихся, строгих нравов, любящих чувствительную поэзию, и новое осознание сущности германской политики, проявившееся в карательных операциях германских колониальных войск в Китае. В этой же статье Меньшиков выражает мысль о цивилизационном антагонизме России и Запада в отношении к народам: если Европа стремится расширить свои границы за счет мира язычников, при этом европейцы-христиане совершают зверства по отношению к язычникам-неграм и азиатам, то русская политика в отношении соседних племен – «ждать, когда ближайшие народности сами запросятся в нашу черту» [15, cтб. 1634]. Через два года, в 1899 году, в статье «Отклики XХV» зазвучит уже не просто голос здравомыслящего человека и публициста, а по-настоящему русский голос М.О. Меньшикова, который вслед за А.С. Пушкиным, А.С. Грибоедовым, Ф.И. Тютчевым, Н.В. Гоголем, И.В. Киреевским, А.С. Хомяковым, братьями Аксаковыми, Ф.М. Достоевским, Н.Н. Страховым и другими осознал гибельность поклонения Западу и его цивилизации для России: «Потеряв народные инстинкты, тайну самобытного творчества, уважение к своему разуму, своей совести, тогдашнее (в XVIII веке. – Н.К.) общество поклонилось чужим богам, признало дух народный Запада более истинным, чем культурный дух собственного народа. Развился гипноз слепого подражания иностранцам и, как влюбленные, мы были так счастливы, имея перед глазами видимый, осязаемый идеал жизни. Но под конец девятнадцатого века – если не всеми, то очень многими образованными русскими чувствуется, что в этом идолопоклонстве ложь» [20, cтб. 1391].
Еще большее впечатление на М.О. Меньшикова оказали трагические известия с театра англо-бурской войны, когда весь мир облетели сообщения о зверствах войск архицивилизованных британцев. Меньшиков, размышляя об этом, отмечал, что Запад теряет свое христианство [22].
Однако усвоенные Меньшиковым в юности революционные идеи иногда проявлялась в его творчестве даже в период работы в «Новом времени». Так, в пору подписания царского манифеста о даровании свобод в 1905 году на страницах газеты появилась статья «Привет свободе!». В ней Меньшиков с горячим чувством приветствовал осуществление чаяний многих поколений «борцов» за свободу, соединив в один ряд русских князей и полководцев, протопопа Аввакума и староверов, деятелей декабристского движения и революционеров 1840-1860-х гг.: «Торжественные дни – первые дни свободы. <…> Свершилось государственное дело, самое важное после свержения татарского ига, самое священное, после крещения Руси. Распался многовековой плен, сложившийся когда-то в плену внешнем. <…> Отныне вновь Россия принадлежит себе. Отныне вновь она принадлежит христианской просвещенной семье народов. <…> Не забудем благородный, вечно незабвенный сонм декабристов, мечта которых только теперь – через восемьдесят лет – осуществилась! <…> Не забудем наших “первых граждан”, что подняли свой благородный голос в эпоху рабства: Герцена, Белинского, Грановского, Некрасова, Чернышевского и многих других» [44]. Некоторое время в период собирания I Государственной Думы Меньшиков даже активно поддерживал партию конституционных демократов, посвятив своему политическому увлечению публицистические работы [37].
Эти и некоторые другие примеры проявления либерально-революционной риторики в публицистике М.О. Меньшикова блекнут на фоне множества работ, посвященных борьбе за русское национальное начало, за сохранение традиционных национальных ценностей, за укрепление русской империи, за утверждение христианского идеала и оздоровление русского народа.
Еще в период работы в «Неделе» Меньшиков на страницах еженедельника затрагивал проблему необходимости укрепления государственной власти и роли государствообразующего русского народа [См., например: 9], вопрос отсутствия внятной национальной политики России на завоеванных национальных окраинах и сепаратизма окраинных народов отечества [См., например: 7; 12], оскудения жизни и исчезновения деревень в центральной России [14]. Именно цикл статей «На очереди», созданный на рубеже 1897-1898 годов (в большей степени, чем ранние циклы «Отклики», «Новые инстинкты», «Заметки») является предтечей нововременских «Писем к ближним» Меньшикова. Здесь ощутима широта взгляда, национальная проблематика, стремление подходить к рассматриваемому явлению с разных сторон, умение пользоваться публицистическим даром убеждения, стремление не отходить от высокого народного и христианского идеала человека. Особенно интересно то, что еще в 1898 году в статье упомянутого нами цикла Меньшиков заметил, что в пространстве отечественной культуры существовали некоторые табу, связанные с указанием этнического происхождения героев произведений: так, высмеивание русских взяточников в России приветствуется, а если вдруг дело коснется иных национальностей, чьи представители нечисты на руку, – то это недопустимо и всячески осуждается. Такой вывод публицист сделал после запрета цензурой пьесы И.Л. Щеглова, где высмеивались взяточники евреи-репортеры [17]. При этом несправедливость к человеку, очернительство и стремление всячески унизить независимо от национальности всегда в глазах публициста оставались низменными, подлыми чертами. Если Меньшиков видел несправедливость и неправду, то всегда противостоял им, отстаивая идеалы совести и правды. Так было, например, в случае защиты литературного критика-еврея С.А. Венгерова от несправедливых нападок русского беллетриста Максима Белинского [6].
Весной 1901 года М.О. Меньшиков, уйдя из близкой к народничеству газеты «Неделя», начал работать в «Новом времени» А.С. Суворина. Здесь набирал силу русский голос публициста: с первых публикаций он, как справедливо отметил один из исследователей, старался выступать в первую очередь как человек национально мыслящий, стремящийся выразить национальные основы бытия России в самых разных областях русского бытия [См.: 1].
Особо значимыми работами, в которых мощно, на всю страну зазвучал голос Меньшикова, нам видятся статьи в «Новом времени», созданные в борьбе с революционной идеологией [46; 30; 38 и др.]. Особую роль развращения населения России, распространения в ней революции, по мнению Меньшикова, сыграла «интеллигенция – разночинный междусословный класс, у которого историческое миросозерцание было заменено философским, притом дурного сорта» [50]. Именно она наводнила своими разрушительными идеями школу, при выходе из которой «юноша болтается в пространстве, вне общества, вне родины, вне истории» [50]. «Наша интеллигенция, современная Достоевскому, казалась ему стадом свиней, в которое вселились бесы» [48], – писал публицист в 1907 году, совпадая в оценке бесноватой денационализированной интеллигенции с автором «Братьев Карамазовых».
Меньшиков стоял у истоков русского национального политического движения, получившего название Всероссийский национальный союз. Для его организации и активной поддержки, для объединения всех здравомыслящих национальных сил страны публицист использовал трибуну «Нового времени», где опубликовал десятки статей: «Великорусская партия» (цикл из восьми частей, май- сентябрь 1907), «Национальный союз» (5 июня 1908), «Национальное движение» (18 июня 1908), «Собирание земли» (30 октября 1908), «Народное единодушие» (цикл из трех статей, ноябрь-декабрь 1909) и др. Публицист в сложные межреволюционные годы, с 1907 по 1916, становится глашатаем необходимости укрепления и развития русского национального сознания.
Огромное число актуальных, злободневных проблем затрагивал публицист в своих статьях: положение национальной обороны и военного ведомства страны, народное здоровье, борьба с пьянством, жизнь национальных окраин, межнациональные противоречия, развитие парламентаризма в государстве… Много критики, порой не всегда взвешенной, звучало из уст Меньшикова в адрес современной ему России и русского народа, его истории, Русской православной церкви и ее служителей, но, как справедливо отметил М.Б. Смолин, публицист критиковал «всегда искренне»: «Это тот случай, когда критика идет от лица любящего Родину, а не от безразличного критикана» [57, с. 23].
По мере развития таланта русский голос Меньшикова все громче звучал в его литературно-критических выступлениях. В начале своего публицистического поприща, в первой половине 1890-х гг., он выступал как критик с самобытным мировоззрением, близким народничеству Н.К. Михайловского и Н.А. Протопопова [59, с. 203], отстаивавший идеалы «реальной» критики В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова и противостоявший критике декадентской [59, с. 220-221]. При этом в значительной степени его интерес концентрировался на русских классиках-современниках: Л.Н. Толстом, Н.С. Лескове, Я.П. Полонском, А.П. Чехове и др. Однако народническое отношение к литературе, как и любое другое узкое и направленческое, стесняло критика. Он с середины 1890-х всё более «правел», отходя от социально ориентированного осмысления литературы к объективному и национальному русскому традиционному взгляду, связанному с критической традицией, заложенной А.С. Пушкиным и Н.В. Гоголем и развитой в трудах А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского, И.С. Аксакова, Н.Н. Страхова и др. Именно Страхов сформулировал суть такого подхода: объективная критика – это та, «которая судит о произведениях писателя по отношению к его личности, измеряет их не посторонними мерками, а их происхождением из обстоятельств жизни, из эпохи и развития писателя» [58, с. 142]. При этом оценка личности и творчества дается в контексте национальных ценностей и идейных противоречий эпохи, в которой живет писатель.
Наглядным примером воплощения этого критического метода в творчестве М.О. Меньшикова в середине – второй половине 1890-х годов можно назвать некрологи-статьи, посвященные Н.С. Лескову, Я.П. Полонскому, Н.Н. Страхову, в которых публицист отмечал прежде всего черты личности и творчества литераторов, обусловленные обстоятельствами жизни, а также указывал на причастность каждого из творцов к вековым народным и христианским началам, на их вклад в развитие национального самосознания. Так, по мнению М.О. Меньшикова, Н.С. Лесков был «на ножах» «с циниками либеральной идеи», выступал против «варваров прогресса» [28, с. 607]. Я.П. Полонский охарактеризован публицистом с не меньшей любовью и с чутким пониманием природы его творчества: «Человек русский, переживший с Россией почти десятую часть всей истории ее, вобравший в себя весь дух народный, Полонский был – как и народ наш – глубокий консерватор, но консерватизм его был, как и в народе, жизненный…» [28, с. 612]. Формулируя главные черты творчества Н.Н. Страхова, Меньшиков отмечал его умение идти против русофобской общественной моды («Он без большого блеска и без всякого треска высказывал огромную для того времени ересь: говорил об ошибках революционного нигилизма, о бесплодности слепого преклонения пред Западом, о необходимости независимой, самобытной работы русской мысли, об односторонности дарвиновской теории и пр., и пр.» [28, с. 623]), умение быть первооткрывателем русских талантов («Страхов был Колумбом, открывшим для русской публики огромный талант Л. Н. Толстого, которого в то время еще признавали “незрелым” и незначительным. Страхов первый разъяснил значение Аполлона Григорьева, беспристрастно оценил Тургенева, выдвинул Н. Я. Данилевского, боролся за поэзию Пушкина, знакомил русскую публику с корифеями западной мысли» [28, с. 624]) и проявлять необычайные бесстрашие, напористость и любовь к миру народных традиций в критических и научных работах («Все это он делал не спеша, сдержанно, просто, но очень настойчиво, а главное – с величайшим бесстрашием, совершенно пренебрегая литературными “лагерями”»; «Он шел особняком… против нигилизма, материализма, дарвинизма, западничества (в его “модных” эфемерных видах), и в то же время влюбленный в вековые, народные, христианские начала, в поэзию самобытных сил, в идею нравственного блага, он защищал всякую “особенность” от наплыва пошлости» [28, с. 624]).
М.О. Меньшиков одним из первых оценил национальный талант А.П. Чехова, указав, что писатель и в малой, словно чеканной, форме способен не только изображать недостатки русского человека и общества (а именно таким видели писателя многие «левые» критики во главе с Н.К. Михайловским), но и видеть величие и красоту русского мира. Так, размышляя о рассказе «Мужики», он отметил авторское глубокое «знание народа», которое Чехов проявил вопреки распространенному «интеллигентному невежеству» [49, с. 100].
Литературные явления, разрушавшие традиционную ткань отечественной словесности, противостоявшие национальному идеалу, публицист, обнаружив и выяснив их природу, стремился максимально «обезвредить» своим словом. Так, покушение на творчество А.С. Пушкина со стороны Д.С. Мережковского, желавшего «перетянуть» великого поэта в стан язычников и народоненавистников-русофобов [34, с. 145], находит достойный отпор в статье Меньшикова «Клевета обожания». А внезапный взлет популярности творчества М. Горького в конце XIX века побуждает публициста вникнуть в суть произведений писателя и посвятить ему несколько статей («Красивый цинизм» (1900), «Борьба миров» (1907), «Антипод Максима Горького» (1912) и др. ), в которых он хотя и признавал наличие таланта у автора «Челкаша» и «Фомы Гордеева», но все же указывал на нелитературное в значительной степени происхождение славы писателя [35, с. 2-6, 8-10], на неуравновешенность дарования, слова и мысли [35, с. 19-21], на отдаленность Горького от народного идеала [35, с. 22], на воспеваемый писателем эгоистическое, ницшеанское «нравственное настроение цинизма» [35, с. 22], на ощутимую в его произведениях интеллигентскую чуждость народу [35, с. 35-39]. И главное – Меньшиков увидел в Горьком воспевание разрушения русского национального идеала и пропаганду революции (см. статьи «Борьба миров», «Антипод Максима Горького»).
Неприятие революционных идей соединялось в критическом сознании Меньшикова с отторжением творцов и творений декадентства и модернизма во всех сферах искусства, проявившемся в статьях «Критический декаданс» (1893), «Среди декадентов» (1903), «Императорская сцена» (1908).
С 1903 года Меньшиков окончательно порвал с революционным народничеством в искусстве, указав, что критические выступления Н.К. Михайловского наполнены ненавистью к Отечеству, что позволило публицисту присвоить лидеру народников «титул» библейского Хама («Библейский титул г. Михайловского» (1903)). В 1906 году в статье («На славном посту» Меньшиков добавил к этому «титулу» критика-народника еще одну меткую характеристику – «литературный жандарм».
Трагические события русско-японской войны публицист «Нового времени» переживал очень тяжело. Тягостны были известия о неудачах на фронте, о потере флота, о сдаче Порт-Артура, о гибели и пленении десятков тысяч русских воинов. Названия статей этого периода говорят о том, что волновало публициста: «Родина и герои» (1904), «Памяти великого адмирала» (1904), «Кто главный враг» (1904), «Щит и меч» (1904), «Неотложный вопрос» (1904), «Есть ли у нас флот?» (1904), «Наши пленные в Японии» (1904), «Сохранение здоровья нашей действующей армии» (1904), «Еще о теплой обуви для армии» (1904), «Действительность Дальнего Востока» (1905), «2-я эскадра Тихого океана» (1905). Меньшиков не принял «миротворческой», анархически-антивоенной позиции Л.Н. Толстого по отношению к конфликту с восточным соседом, как не принял впоследствии и антигосударственные анархические заявления писателя в печати. Поэтому публицист выступил с резкой отповедью в адрес «великого Льва», при этом оставаясь неизменным поклонником художественного таланта выдающегося русского писателя (см. статьи «Лев Толстой, Менделеев, Верещагин» (1904), «Толстой и власть» (1907), «Фальшь толстовщины» (1912) и др.).
Русский голос Меньшикова-критика во всю мощь звучал при защите национальных святынь во второй половине 1900-х – начале 1910-х годов в статьях об А.С. Пушкине («Пушкин и крепостное право» (1911)), Н.В. Гоголе («Он не ваш!» (1909), Ф.М. Достоевском («Свиньи и бесы» (1907), «Памяти Ф.М. Достоевского» (1911)), В.Г. Белинском («Драма Белинского» (1911)), Т.Г. Шевченко («Быть ли России великой?» (1911), «Могильщикам России» (1914), «Сеятели ветра» (1914)) и о других литераторах.
Борьба за самостояние русского народа, за пробуждение национального самосознания и за целостность России против тех, кто расшатывал изнутри русскую державу, прежде всего, против революционного лагеря – вот тематика выступлений русского публициста в 1910-е годы.
«Революционная зараза», «красные иезуиты», «нашествие чертовщины», «свиньи и бесы» — эти и другие слова и выражения использовал Меньшиков, подчеркивая свое отношение к разбушевавшейся в России революционной стихии. В то время как первая волна революции начинала стихать под напором правительственных мер, в декабре 1906 года он провидчески отмечал: «Если ленивые умы у нас думают, что, слава Тебе, Господи, война прошла, проходит революция – и все пойдет как встарь, то они забавно ошибаются. Ничто не прошло, – все серьезное только еще начинается. И война, и революция – только прелюдия к назревающим великим войнам и великим бунтам, и пророчество это не требует какого-либо откровения свыше…» [41]. Сильное распространение революционных выступлений публицист связывал со слабостью центральной власти, не способной остановить даже кровавую охоту на русских монархов и высших чиновников. «Мы переживаем постыдные годы бунта, где народные отбросы в союзе с инородцами терроризируют власть, срывают парламент, лишают возможности культурного законоустройства, предают трудовую часть нации разгрому и грабежу. <…> Нам нужна не какая-нибудь, а сильная власть», – писал публицист в статье «Власть как право» (1907) [29]. Саму же революционную социалистическую идеологию Меньшиков воспринимал как «экономическое продолжение реформации», имеющее «догмы, делающие его религией обездоленных классов» [45, c. 37].
Причины ослабления государственной власти Меньшиков связывал с несколькими факторами. Первый – и он представлял, по мнению публициста, смертельную опасность для России – это засилье в высших кругах, военном руководстве, экономике, журналистике, искусстве инородцев по духу, не желающих русифицироваться и чтить традиционные для России ценности [51, c. 143]. Десятки статей Меньшиков посвятил проблемам национальных окраин, центробежным тенденциям российской политики. Наиболее злободневные из них объединены в цикл «Кавказ разваливается» (1908), а также посвящены польскому и финскому вопросам («Не спешите с кровью» (1905), «Польша и евреи» (1906), «Поляки и Цусима» (1908), «Поляки и Порт-Артур», (1908), «Польские позиции» (1908), «Поляки в Кремле» (1909), «Польский гнет» (1909), «Австро-польские замыслы» (1910); «Финский нож» (1906), «В стране претензий» (1907), «Финская дерзость» (1909), «Финский задор» (1910), «Шведская идея» (1910), «Бароны и Россия» (1910), «Ошибка в титуле» (1910) и др.).
Не углубляясь в различные аспекты, приведем квинтэссенцию взглядов Меньшикова по вопросу финского сепаратизма с теми или иными поправками может быть отнесена и к пониманию положения в других национальных окраинах: «Финляндия создана Россией, она живет в значительной мере за счет русского народа и его безграничным великодушием. Правда великодушие русское в данном случае сродни глупости и объясняется не столько добрыми чувствами, сколько изменой России со стороны полуинородческой нашей бюрократии. <…> Не богатство природы, бедной здесь до нищеты, не гений народа, вообще мало одаренного – Финляндию вывела в люди бездарная политика наших властей, давно переставших понимать интересы своего народа» [26, c. 593-594].
В 1911 году публицист обозначает один из центральных вопрос национально-исторического бытия Российской империи и русского народа, связанный с расширением государственных границ и присоединением окраин: «Для кого воевала Россия?». В одноименной статье, размышляя прежде всего о Закавказье, он отвечает на это вопрос, показывая, как заселялись казенные земли этого теплого края: туда были переселены вюртембергские немцы, затем персидские и турецкие армяне, после – мусульмане, греки и опять армяне, в 1879 году управлявший краем (исправлявший должность наместника) князь Меликов «испросил закон, воспрещающий русским селиться вне городов…, имевший главным образом целью не допустить перехода сельской земельной собственности в русские руки» [31]. По подсчетам публициста, «в итоге такой “национальной” политики на Кавказе за 100 лет государство на завоеванных им пустопорожних землях поселило 1200000 инородцев и всего лишь около 240000 человек русских» [31]. Меньшиков делает закономерный вывод: «Россия завоевала для себя и своего потомства благодатное царство – а хитрые людишки отвоевали его и, увы, уже, кажется, совсем отвоевали. <…> …Россия потерпела ряд внутренних поражений – и в Финляндии, и в Польше, и в Литве, и на Кавказе – всюду, где когда-то победоносная стихия поникла и заглохла перед торжеством инородцев». То есть во внутреннем поражении виновата непоследовательная «национальная» политика [31]. Таким образом, по мысли Меньшикова, отсутствие продуманной государственной национальной политики в Российской империи – одна из важнейших причин ее ослабления как на коренных русских землях, так и на окраинах. А если мы отвлечемся от текстов Меньшикова и посмотрим на дальнейшую судьбу страны и ее национальных окраин, то станет очевидным, что промахи имперской России в этой области были помножены на крайне недальновидную национальную политику руководства СССР, приведшую к концу 1980-х годов самое большое государство земного шара к распаду и отделению входивших в его состав национальных республик.
Другая смертельная опасность для государства исходила, по мнению автора «Писем к ближним», от гибельной неспособности бюрократического аппарата государства адекватно реагировать на многие вызовы современности. Эта проблема волновала Меньшикова и ей он «уделял особое внимание» [2, c. 179] на протяжении практически всего творчества. Ещё со времени работы в «Неделе» публицист на конкретных примерах бюрократической волокиты он показывал нежелание чиновников работать и решать конкретные проблемы (в том числе и связанные с национальными вопросами) провинциальной жизни [7; 8], а также общее стремление чиновников не «работать и молиться», а «управлять и развлекаться» [20]. В период сотрудничества в «Новом времени» публицист более глобально и в разных аспектах осмыслил проблему деятельности бюрократического аппарата.
Меньшиков свидетельствовал, что в целом в империи власть «утверждена прочно, но осуществление ее в руках бюрократии ослаблено иной раз до полного паралича» [29]. В связи с этим особые надежды публицист возлагал на парламентский контроль, который «создан у нас не для борьбы с властью, а, напротив, для непрерывной помощи ей» [29].
Особенно его волновало соблюдение представителями бюрократического аппарата интересов России и государствообразующего русского народа. Вопрос засилья инородцев среди чиновничества ключевого в государстве ведомства – министерства иностранных дел – Меньшиков эмоционально рассмотрел в статье «Почти иностранное ведомство» (1908). Неспособность бюрократического аппарата к решению элементарных задач особенно ярко раскрыта в статье «Законодательный паралич» [33], посвященной 30-летней волоките замены статуса селения Кубанской области Армавир на городской [3]. Показав на кубанском примере то, как государственная машина пробуксовывала из-за несогласованности работы ведомств, нежелания исправлять ситуацию и взяточничества, Меньшиков задал вопрос: «…как же существовать при таких условиях?» [33]. Ответ на него не мог внушать оптимизма современникам. И вскоре, всего через три года, он трагически проявился в февральских и октябрьских событиях 1917-го.
Во время Первой мировой войны М.О. Меньшиков выступал в публицистике с искренней верой в силу русского воинского духа, подвергая критике всё, что мешает сражаться с врагом как в области военной тактики, стратегии, снабжения войск и тыла всем необходимым, так и в области политики, печати, культуры. Его большой цикл статей «Должны победить» (1914-1915), отдельные материалы «Машинная война» (1915), «Накопление и удар» (1915), «Развитие энергии» (1916), «Новые орудия войны» (1916), «Служба героев» (1916), «Подготовка разгрома немцев» (1916) – это искренние переживания об успехах и поражениях русского воинства на фронте, выражение веры в победу, попытки осмыслить происходящее в контексте развития промышленности, оружия, политических событий.
Русский голос Меньшикова, порой с противоречивыми и даже скороспелыми высказываниями, громко и искренне «озвучивал» в печати практически каждый актуальный вопрос эпохи конца XIX – начала ХХ века. Не случайно именно по его настроению, эмоциональному накалу, тембру, тематике, отзвукам, сохранившимся в печати, сегодня изучают это сложное и судьбоносное для России время [52].
Однако не стоит забывать, что голос публициста звучал не в «безвоздушном пространстве», но в атмосфере доминирования либеральной и революционной печати, в атмосфере все более разрастающейся в империи русофобии, ненависти к русской истории, культуре, литературе, Православию и церкви. Оппонентами публициста выступали такие известные на всю страну «левые» писатели, публицисты, партийные деятели, как В.Г. Короленко, Н.К. Михайловский, А.И. Богданович, А.Л. Волынский, М. Горький, К.И. Чуковский, П.Б. Струве, Л.Д. Троцкий, В.И. Ленин, А.А. Аверченко, Саша Чёрный, П.Н. Милюков, М.П. Неведомский, П.М. Пильский, И.И. Колышко и многие другие деятели отечественной печати, имя которым легион. Большинство «левых» столичных и провинциальных общественно-политических и сатирических изданий еженедельно печатали едко-злобные комментарии о статьях публициста. При этом надо понимать, что значительная часть критики обрушилась на Меньшикова именно в период его работы в патриотическом суворинском «Новом времени».
Трезво оценивая обстановку в отечественной печати начала ХХ века, Меньшиков искренне предупреждал молодого журналиста А. Селитренникова (Ренникова), собравшегося устроиться в «Новое время» Суворина: «Имейте в виду, что быть “нововременцем” – это в русской литературе клеймо. С нашим клеймом вас уже ни в какой толстый журнал или в книгоиздательство, кроме суворинского, не пустят. Если вы напишете книгу, ни в одной левой газете об вас никакого отзыва не дадут даже ругательного. Левый лагерь, от которого зависит в России успех или неуспех писателя, накладывает на “нововременца” настоящее библейское прещение до седьмого поколения. Всероссийская критика приговаривает нас к гражданской смерти. К такой расправе, например, над Лесковым открыто призывал в печати Писарев, прося критиков не писать о Лескове абсолютно ничего, ни хорошего, ни плохого. <…> …живопись, литература, музыка – своего рода оранжерейные цветы, которым нужен и уход и поливка. Самостоятельно и независимо они не в состоянии существовать. <…> …теперь, когда признание и средства к существованию зависят … от международных банкиров и революционной печати, все представители литературы и искусства принуждены искать почвы и поливки в либерально-социалистических кругах…» [55, c. 150-151].
Современные исследователи справедливо отметили, что на протяжении всей жизни «Меньшиков в центр своих рассуждений ставил счастье России» [2, c. 179]. А мы добавим: и русского народа. В первый день Рождественских празднеств 1904 года в письме А.С. Суворину Меньшиков искренне признавался, что именно живущее в сознании национальное чувство побуждает его открыто высказываться перед читающей публикой: «Когда я говорю о России, я чувствую, что во мне говорит Россия, те миллионы предков, которые за тысячелетия наживали каторжным трудом, страданиями, увечьями, свирепою борьбой за родину именно то сознание, которое я имею. Я не придумываю то, что я пишу, я только передаю. Россия говорит тысячами голосов, и каждый из них – голос России, и все они, если искренны, законны» [54, Л. 47].
Однако, чтобы М.О. Меньшиков смог громогласно вещать на всю страну, необходимо было совпадение множества факторов, действие которых выдвинуло публициста на авансцену эпохи. В первую очередь это ничем не истребимое и возникшее еще в юности желание Михаила Меньшикова служить печатным словом своей стране и своему народу. Желание настолько сильное, что оно заставляло так и не получившего систематическое высшее образование молодого человека постоянно читать самые разные статьи и книги, писать свои многотомные дневники, стремиться выступать на страницах доступных периодических изданий. Кроме этого, нужно было множество русских людей, искренне помогавших способному Меньшикову. Так, семья отдавала последние гроши на обучение в Опочецком училище. Учитель математики из Опочки Андрей Владимирович Баронов взял на себя труд помочь тринадцатилетнему подростку поступить в 1873 году в Кронштадтское морское техническое училище. А внезапный уход в дальнее плавание в 1878 году «спас» от ухода в революцию.
Для развития творческих способностей нужен был юный поэт Семен Надсон, разглядевший в Меньшикове (который был старше поэта на 3 года) писательский талант и передавший ему свое место в редакции гайдебуровской «Недели», позволив тем самым молодому публицисту выйти на столичное поле русской журналистики и попасть в круг выдающихся литераторов.
Нужен был чуткий и по-семейному заботливый Павел Гайдебуров, давший возможность не только творить и зарабатывать отставному штабс-капитану, самостоятельно воспитывавшему малютку-сына, но и развивать свой талант литературного критика, журналиста, редактора. Нужен были внимательный и сердечный Николай Семенович Лесков, незадолго до смерти искренне похваливший и благословивший на творчество способного критика. Необходимы были встретившиеся на широкой дороге творчества Михаила Меньшикова душевно-мягкий, вдумчивый и милосердный Яков Петрович Полонский, безгранично талантливый и нравственно требовательный Лев Николаевич Толстой, критично мыслящий и по-разному проявлявший свою русскость почти ровесник публициста Антон Чехов.
В конце концов, нужен был зоркий на таланты и национально-русский редактор и издатель Алексей Сергеевич Суворин, который, пригласив Меньшикова в 1901 году в свою газету, смог сделать так, чтобы талант публициста развивался свободно, а голос зазвучал на всю Россию. И зазвучал так громко, что даже через почти полтора года после ухода Меньшикова из «Нового времени», случившегося в начале 1917 года, этот голос набатом раздавался в ушах ненавистников России, которые в сентябре 1918 нашли в провинциальном Валдае русского публициста, виновного лишь в том, что он беззаветно любил свою страну и свой народ, и расстреляли на глазах его детей.
Использованные источники:
1. Жаворонков, Д.В. Начало работы М. О. Меньшикова в газете «Новое Время» (1901 г.). // Управленческое консультирование. – 2014. – № 4. – С. 180-188.
2. Козлова, Н.Н., Александров, А.А. Феномен бюрократии в политической философии М.О. Меньшикова. // Вестник ТвГУ. Серия «Философия». – 2019. № 4. – С. 178–186.
3. Крижановский, Н.И. Михаил Меньшиков о проблеме преобразования Армавира в город. // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2014. – Т. 6. – № 6-1. – С. 254-258.
4. Летопись жизни и творчества М. О. Меньшикова : монография / Н. И. Крижановский, С. М. Санькова, Е. В. Алехина [и др.]. – Москва : Знание-М, 2022. – 572 с.
5. М. Газетное наводнение // Неделя. – 1891. – № 26. – Стб. 817-821.
6. М. Заметки // Неделя. – 1893. – № 6. – Стб. 192-195.
7. М. Заметки. // Неделя. – 1892. – № 11. – Стб. 368-371;
8. М. Заметки. // Неделя. – 1892. – № 42. – Стб. 1370-1371.
9. М. Культурно-бытовые картинки. // Неделя. – 1894. – № 17. – Стб. 538-544
10. М. Наша отсталость. // Неделя. – 1893. – №№ 20, 21, 25, 35.
11. М.О.М. На очереди II. // Неделя. – 1897. – № 37. – Стб. 1184-1187.
12. М.О.М. На очереди VII. // Неделя. – 1897. – № 42. – Стб. 1341-1345.
13. М.О.М. На очереди VIII. // Неделя. – 1897. – № 43. – Стб. 1376-1379.
14. М.О.М. На очереди XII. // Неделя. – 1897. – № 47. – Стб. 1514-1517.
15. М.О.М. На очереди XV. // Неделя. – 1897. – № 50. – Стб. 1632-1636.
16. М.О.М. На очереди XVII. // Неделя. – 1897. – № 52. – Стб. 1708-1712.
17. М.О.М. На очереди XХ. // Неделя. – 1898. – № 3. – Стб. 101-105.
18. М.О.М. Отклики VIII. // Неделя. – 1899. – № 10. – Стб. 382-385.
19. М.О.М. Отклики XXIII. // Неделя. – 1899. – № 40. – Стб. 1311-1314.
20. М.О.М. Отклики XХV. // Неделя. – 1899. – № 42. – Стб. 1390-1393.
21. М.О.М. Отклики XХХV. // Неделя. – 1900. – № 10. – Стб. 348-351.
22. М.О.М. Отклики XL. // Неделя. – 1900. – № 15. – Стб. 531-534.
23. М.О.М. Отклики LXXIV // Неделя. – 1900. — № 27. – Стб. 938-940
24. М.О.М. Право веровать. // Неделя. – 1896. – № 19. – Стб. 596-600.
25. Меньшиков ,М.О. Красивый цинизм. // Меньшиков М.О. Критические очерки. – СПб., 1902. – 502 с. – С 1-44.
26. Меньшиков, М.О. В стране претензий. // Меньшиков, М.О. Письма к ближним. Год VI. – СПб., 1907. – 848 с. – С. 593-594.
27. Меньшиков, М.О. Великорусская идея / Сост., предисл., коммент. В. Б. Трофимовой / Отв. ред. О. А. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2012. – Т. I. – 688 с.
28. Меньшиков, М.О. Великорусская идея / Сост., предисл., коммент. В. Б. Трофимовой / Отв. ред. О. А. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2012. – Т. II. – 720 с.
29. Меньшиков, М.О. Власть как право. // Новое время. 1907. № 11293 (21 августа).
30. Меньшиков, М.О. Выше свободы. // Новое время. – 1906. – № 10885 (4 июля).
31. Меньшиков, М.О. Для кого воевала Россия. // Новое время. – 1911. – № 12621 (3 мая).
32. Меньшиков, М.О. Жалеть ли прошлого? // Новое время. – 1917.– № 14720 (7 марта).
33. Меньшиков, М.О. Законодательный паралич. // Меньшиков, М.О. Письма к ближним. Год VIII. – СПб., 1914. – С. 158-162.
34. Меньшиков, М.О. Клевета обожания. // Меньшиков, М.О. Критические очерки. Т. 2. – СПб., 1902. – 520 с.
35. Меньшиков М.О. Красивый цинизм // Меньшиков М.О. Критические очерки. – СПб., 1902. – 520 с.
36. Меньшиков, М.О. Кто кому изменил. // Новое время. – 1917.– № 14730 (18 марта).
37. Меньшиков, М.О. Левый центр. // Новое время. – 1906. – № 10790 (28 марта).
38. Меньшиков, М.О. Недоношенный социализм. // Новое время. – 1906. – № 10919 (7 августа).
39. Меньшиков, М.О. Новгородское начало. // Новое время. – 1901. – № 9144 (19 августа).
40. Меньшиков, М.О. Письма к ближним. (О лучшем будущем. – Источник революции) // Новое время. – 1915. – № 14171 (23 авг.)
41. Меньшиков, М.О. Письма к ближним. (Открытые двери. – Школа борьбы. – Рыжие варвары) // Новое время. – 1906. – № 11044 (10 декабря).
42. Меньшиков, М.О. Письма к ближним. (Псковский вечер. Общество псковичей) // Новое время. – 1909. – № 12119 (6 декабря).
43. Меньшиков, М.О. По портам Европы. 1878-1879. Очерки заграничного плавания на фрегате «Князь Пожарский». Ч. 1 / М. О. Меньшиков. – Кронштадт : Типография «Кронштадтского вестника», 1884. – 390 с.
44. Меньшиков, М.О. Привет свободе! // Новое время. – 1905. – № 10646 (22 октября).
45. Меньшиков, М.О. Разгром социализма. // Меньшиков М.О. Письма к ближним. Год VI. – СПб., 1907. – 848 с.
46. Меньшиков, М.О. Революция и бунт. // Новое время. – 1905. – № 10658 (16 ноября).
47. Меньшиков, М.О. Речи к народу. // Новое время. – 1917.– № 14726 (14 марта).
48. Меньшиков, М.О. Свиньи и бесы. // Новое время. – 1907. – № 11347 (14 октября).
49. Меньшиков, М.О. Слово о мужиках. // Меньшиков М.О. Критические очерки. Т. 2. – СПб., 1902. – 520 с.
50. Меньшиков, М.О. Сословный строй. // Новое время. – 1907. – № 11284 (12 августа)
51. Меньшиков, М.О. Чье государство Россия? // Меньшиков М.О. Письма к ближним. Год VII. – СПб., 1908. – 814 с.
52. Начапкин, М. Н. «Письма к ближним» консервативного публициста М. О. Меньшикова как источник по истории российской повседневности начала XX века / М. Н. Начапкин // Научный диалог. – 2020. – № 5. – С. 450–464.
53. ОХДЛСМ. Ф. 202. Оп. 1. Д. 2. Л. 4-4 об. Л. 48.
54. РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Ед. хр. 2628. Л. 47.
55. Ренников, А.М. Минувшие дни. – New York: Rossiya publ., [1954]. – 353 с.
56. Российский архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.) Выпуск IV. М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. // – М. : Студия «ТРИТЭ» — «Российский Архив», 1993. – 271 с.
57. Смолин, М.Б. Имперское мышление и имперский национализм М. O. Меньшикова // Меньшиков, М.О. Письма к русской нации. – М. : Издательство журнала «Москва», 2002. – 560 с.
58. Страхов, Н.Н. Некрасов и Полонский. // Страхов, Н.Н. Заметки о Пушкине и других поэтах. – Киев, 1897. – 281 с.
59. Трофимова, В.Б. М.О. Меньшиков как литературный критик. // Литературоведческий журнал. – 2014. – № 35. – С. 198-224.