ВЛАДЫКА ФИЛАРЕТ

vladika-filaret

Родившийся в 1779 году в семье многодетного священника Орловской епархии, будучи ее четвертым ребенком, в раннем детстве почти «слепенький», он рос под неусыпным вниманием деда-иерея, как бы предопределившего жизненный путь своего внука стать честным и преданным служителем Богу, вере Христовой и людям православным.

Служение свое ФИЛАРЕТ начал с учительства в родной Севскои семинарии. Как свидетельствует «История русской церкви», впоследствии он был ректором нескольких семинарий, «сначала претерпев много тяжелого от своих епархиальных архиереев. Потом, будучи очень близок с митрополитом Филаретом (Дроздовым) (Московским.— Л. И.), когда он еще и не занимал высокого положения, был недолго инспектором преобразованной Петербургской академии, где в 1814 году удостоен степени доктора богословия, затем ректором Московской академии».

Святительствуя затем в епархиях Рязанской, Казанской, Ярославской и Киевской, прослыл истинным подвижником, неколебимым в православии, строго державшимся консервативного направления во всех церковных делах.

Мудрый наставник, ревнитель святого подвижничества, монахолюбец, аскет, нищелюбец, он сам так определял свой образ действий: «Иди всегда прямым путем, это было моим постоянным правилом, и было хорошо. Часто случалось мне, с самых первых пор службы, бывать в большой тесноте обстоятельств, сверху давят и со стороны теснят, а я все держался одного прямого пути и так рассуждал: как люди ни хитрят и ни усиливаются, а Бог всех перемудрит и пересилит».

В 1819 году отец ФИЛАРЕТ (Амфитеатров) был рукоположен епископом Калужским. Многим обязана ему Оптина Пустынь в эти шесть лет служения на ниве Божией (1819—1825 гг.— Л. И.), где именно при нем, его гением, усилиями и молитвой зачалось и пышно расцвело великое старчество оптинское…

Еще в бытность свою инспектором и ректором Орловско-Севской семинарии, будучи одновременно настоятелем Брянского Свенского монастыря, о. Филарет установил тесную связь с проживавшим в соседнем Чолнском монастыре схимонахом ФЕОДОРОМ, учеником Паисия Величковского, и настоятелем обители о. ЛЕОНИДОМ (Наголкиным), земляком и духовным сыном Феодора. «Епископ ФИЛАРЕТ,— сообщает та же «История»,— нашел месторасположение Оптиной Пустыни весьма удобным для уединенной монашеской жизни и решил ввести там благоустроенное общежитие со скитом для иноковаскетов, способных к созерцательной жизни. Взор его обратился на известных по духовным подвигам старцев: Досифея, Варнаву, Никиту, Иакова, Василиска, Зосиму, Адриана, Афанасия и присоединившихся к ним в 1811 году Моисея и Антония, проживавших в рославльских лесах Смоленской губернии, на земле помещика Броневскаго. Епископа Филарета осведомил о них схимонах Вассиан. Лично Владыка познакомился с о. Моисеем, представленным ему настоятелем Оптиной Пустыни игуменом Даниилом. 15 декабря епископ ФИЛАРЕТ предложил начальнику рославльских старцев переселить часть их в Оптину Пустынь «для безмолвнаго и отшельническаго жития, по примеру св. отцев пустынножителей».

Владыка позволил выбрать подходящее место, и рославльские монахи во главе с о. Моисеем 6 июня 1821 года пришли в Оптину Пустынь, где на пасеке монастырской и поселились. О. Моисей (Путилов) стал первым устроителем скита.

В 1825 году после перевода игумена Даниила в другую епархию его место в управлении Оптиной Пустынью занял о. Моисей. Тридцать шесть лет его настоятельства стали временем наибольшего ее развития как в духовном отношении, так и в хозяйственном.

Желание Владыки Филарета об установлении в монастыре Оптиной Пустыни благоустроенного общежития с высшими аскетическими подвигами вполне осуществилось с привлечением им в обитель старцев: вначале Леонида, затем Макария.

Преподобный ЛЕОНИД,

в схиме ЛЕВ (Наголкин)

Преемник о. Моисея архимандрит Исаакий (Антимонов), сын богатого курского купца, с детства глубоко религиозный, будучи 38 лет от роду, выехав однажды на ярмарку, свернул на пути в Оптину Пустынь, где после беседы со старцем ЛЕОНИДОМ, который, не зная его, назвал по имени, так и остался в обители…

Иеромонах ЛЕОНИД (Наголкин), один из учеников Паисиевых, стал первым из монастырской братии, установившим особенности подвижничества в Оптиной Пустыни.

В миру ЛЕВ, он родился в 1768 году в семье мещан города Карачева Орловской губернии. Известно, что в молодости он был купцом, а в 1797 году ушел в Оптину Пустынь, где прожил два года.

Последующий путь его подвижничества таков: перейдя из Оптиной в Белобережскую Пустынь, где вскоре братия избрала его настоятелем, он сблизился с земляком своим о. ФЕОДОРОМ, также учеником великого старца Паисия Величковского, и так же, как о. ЛЕОНИД, склонным к уединенной созерцательной жизни. А потому, пробыв недолго в настоятельстве, вместе со своими единомышленниками, старцами Феодором и Клеопой, ушел в лес, где поселился в уединенной келии.

Некоторое время впоследствии о. Леонид подвизался в Валаамском и Александро-Свирском монастырях, а по смерти в 1822 году о. Феодора перешел на родину, в Чолнский монастырь Орловской епархии, но полное успокоение душевное снискал себе у Бога, лишь окончательно придя в Оптину Пустынь…

Поселившись в скиту Оптиной Пустыни, о. Леонид сделался средоточием духовной жизни обители, ее первым старцем. «Он отличался необычайной живостию и яркостию внутренней жизни обители, но старался прикрывать свои дарования некоторыми видами юродства. В нем не было ничего напускного, заученнаго, формальнаго. Епархиальное начальство относилось к нему недоброжелательно, налагало на него разные ограничения, даже запретило носить схимническое одеяние»,— вспоминали очевидцы.

Но хорошо известно, что игумен Моисей и оба митрополита Филарета (Филарет Амфитеатров и Филарет, митрополит Московский (Дроздов).— Л. И.) всегда защищали его.

Старец ЛЕВ скончался в 1841 году 72 лет от роду, оставив после себя целый сонм учеников и последователей, подвизавшихся в старчестве.

Известны ученицы старца ЛЬВА: настоятельница Белевского Крестовоздвиженского женского монастыря Тульской епархии Павлина, Магдалина-казначея и Анфия, благодаря которым «обычай руководства старцами» в начале сороковых годов XIX века перешел в этот монастырь.

Преподобный МАКАРИЙ (Иванов)

За семь лет до кончины старца Леонида в скиту Оптиной Пустыни поселился иеромонах МАКАРИЙ, в миру Михаил Николаевич Иванов.

Родился он в 1788 году в семье, как сообщает «История», дворянина Орловской губернии. Иноком Карачевского Николаевского Одрина монастыря был прадед Михаила Иоанн, в монашестве Иосиф, известный строгой постнической жизнью. Дед и бабка были также людьми благочестивыми.

Мать Михаила Елизавета Алексеевна, рано осиротившая детей, при жизни больше других любила этого сына и часто повторяла, будто сердце ее чувствует, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное.

Она часто возила детей в Калужский Лаврентьев монастырь, настоятель которого архимандрит Феофан был духовником семьи Ивановых.

В приходское училище Михаил поступил в г. Карачеве, куда из родового имения семья переехала в 1797 году. С 14 лет служил по бухгалтерскому делу, но вскоре вышел в отставку и поселился в деревне, в уединении, о котором мечтал непрестанно.

О доброте его ходили легенды. Снисходительный к крестьянам и работникам, однажды, когда мужики покрали у него зерно, он, призвав их к себе, долго уговаривал и вразумлял словами Священного Писания. И они, к изумлению родных, ранее подсмеивавшихся над его подобными «чудачествами», были изумлены до уязвления совести.

В 22летнем возрасте, уйдя в монастырь Богородицкой Площанской Пустыни, в мир Михаил больше так и не вернулся.

Ему повезло: в Площанской Пустыни в то время жил ученик Паисия Величковского Афанасий, в полное послушание которому и отдал себя Михаил.

Далее судьба его монашеская складывалась следующим образом: в том же 1810 году он был пострижен в рясофор с именем Мелхиседек. Через пять лет с именем МАКАРИЙ (в честь (преподобного Макария Великого) Преосвященным Досифеем, Епископом Орловским и Севским, рукоположен в сан иеродиакона, еще через два года — в сан иеромонаха.

В 1825 году умирает старец Афанасий, и о. Макария назначают духовником Севского женского монастыря. С приездом в обитель о. Леонида (Наголкина) осиротевший без о. Афанасия о. Макарий в его лице вновь обретает духовного отца и учителя и через некоторое время вослед за своим духовником переезжает в Оптину Пустынь. Уезжает, «со слезами простившись с Площанской Пустынью, где провел четверть века и о которой до конца жизни сохранил благодарную память».

В 1834 году о. Макарий поселяется в скиту Оптиной Пустыни, где спустя два года становится духовником обители, а в возрасте 51 года назначается скитоначальником.

Протоиерей С. Четвериков писал: «Семь лет продолжалась совместная жизнь и деятельность старцев ЛЕОНИДА и МАКАРИЯ. Тесная дружба связала их. Нередко они даже писали общие письма своим духовным детям за своею общею подписью. Между тем они были совершенно не похожи друг на друга ни по внешности, ни по характеру. Отец ЛЕВ, из купцов, крупный и представительный, был прям, грубоват и резок и отличался не столько начитанностью в духовных писаниях, сколько духовно-практической мудростью. Отец МАКАРИЙ, из дворян, был слабого сложения, некрасив, с неправильностью в устройстве глаз и в речи, обладал мягким и кротким характером, эстетическими наклонностями, в молодости даже играл на скрипке, знал и любил церковное пение, любил цветы, был очень начитан в церковной литературе, имел склонность к ученым, кабинетным занятиям. Оба старца как бы дополняли друг друга».

19 лет, со смерти о. Леонида до кончины своей 7 сентября 1860 года, послушно нес на себе о. Макарий тяжелое бремя монашеского старчества, окормляя и монахов оптинских, и ежедневно осаждавших монастырь сотен и сотен паломников, ближних и дальних, и, что было новым в истории Оптиной Пустыни,— представителей российской науки, культуры, литературы. С участием последних, в числе которых были: орловские дворяне, супруги Иван Васильевич и Наталия Петровна Киреевские; о. Амвросий (Гренков), впоследствии знаменитый старец оптинский; о. Леонид (Кавелин), впоследствии наместник Троице-Сергиевой лавры; о. Климент Зедергольм, магистр философии Московского университета; о. Ювеналий (Половцев), впоследствии епископ Курский и Литовский — и многих других духовных лиц, литераторов и ученых, чьим духовным наставником стал о. Макарий, им было зачато и получило широкий размах оптинское их совместное издательство. Первым православным изданием стали труды великого старца Паисия Величковского, до тех пор хранившиеся в рукописях и предварявшие издание жизнеописанием его, составленным его учениками после его смерти, а также его друга и единомышленника старца Василия Поляномерульского.

О том, каких великих трудов стоило подвижникам это многотомное издание и какой богатой эрудицией обладали его издатели, свидетельствует их непрерывная переписка в те годы.

После кончины издателей печатание святоотеческой литературы Оптиной Пустынью не прекратилось. Его некоторое время поддерживали Наталия Петровна Киреевская с Тертием Ивановичем Филипповым, отцом Амвросием, о. Леонидом (Кавелиным), о. Климентом Зедергольмом, переехавшим в Оптину Пустынь к старцу Макарию по совету Наталии Петровны, и другие…

Прошумела над Россией ее нелегкая полуторавековая судьба-история с многочисленными войнами, революциями, гражданской войной, сменами режимов и властей, уничтожением монастырей и церквей с попыткой низвергнуть из русских сердец православных их великий божественно-благодатный дух и уничтожить память о прошлом…

Не обошло стороной это мятежное время и Оптину Пустынь: монахов и старцев большевики изгнали из монастыря и скита, монастырь закрыли и разграбили, храмы исковеркали бездарной переделкой или уничтожили, снеся с лица земли,— но вот чудо!..

На моем письменном столе лежит объемистый, в 850 страниц том: это «Душеполезные поучения преподобного МАКАРИЯ, старца оптинского», издание Свято-Введенской Оптиной Пустыни. 1997 год… Тысячи и тысячи писем духовным чадам, монахам и мирским, написанных за долгие годы монашеского подвига старцем Макарием…

А это значит, что вновь возродилась Оптина Пустынь: отстраивается, обновляется, подновляется, издает святоотеческую литературу — а с нею живут в наших сердцах и душах и ее необычные авторы, вся жизнь которых есть великий учительский подвиг…

«Учение твердое, основанное на адаманте отеческих правил,— вот что поражает в письмах, исполненных при этом глубочайшего смирения»,— писал о письмах о. Макария игумен Антоний (Бочков), оптинский монах.

Сам же Макарий в одном из них писал: «Сердце обливается кровью при рассуждении о нашем любезном отечестве России, нашей Матушке. Куда она мчится? Чего ищет? Чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое, оно обманывает себя в своей надежде, юное поколение питается не млеком учения Святой нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным, ядовитым, мутным заражается духом. И долго ли это продолжится? < … > Нам надобно, оставя европейские обычаи, возлюбить Святую Русь и каяться о проведшем увлечении оными, надо быть твердым в православной вере, молиться Богу, приносить покаяние о прошедшем».

Преподобный АМВРОСИЙ

(Гренков)

«Старец ЛЕОНИД с любовью принял под свое ближайшее руководство и, умирая, передал Амвросия отцу МАКАРИЮ, сказав при этом: «Передаю тебе его из полы в полу. Уж больно он ютится к нам, старцам».

Иеросхимонах АМВРОСИЙ, в миру Александр Михайлович Гренков, не является по рождению орловцем. Он родился в Тамбовской губернии в 1812 году, в трудную пору иноземного нашествия на Россию. Учился в духовной семинарии в Тамбове, преподавал в Липецком духовном училище, затем учительствовал в частных домах. Познав мирскую суетную жизнь, пустую и бесцельную, Александр стал задумываться о монастыре, но, вероятно, был для такого подвига еще не готов, как вдруг опасная болезнь разрешила все его колебания…

Архимандрит Моисей, настоятель Оптиной Пустыни, куда пришел юноша, сразу провидев в нем усердного в будущем молитвенника, немедленно послал прошение Преосвященному Тамбовскому Арсению об определении указом А. М. Гренкова в число оптинской братии, «каковой указ и был получен 2 апреля 1840 года».

Спустя два года Александр был пострижен в монашество с именем АМВРОСИЙ…

Старцы ЛЕВ и МАКАРИЙ полюбили молодого монаха и, «провидя в нем избранный сосуд Божий», говорили про него: «Амвросий будет великий человек».

Вскоре о. Амвросий стал келейником и помощником старца Макария во многих его начинаниях, в том числе и в издательском деле, которым не перестал заниматься и после смерти о. Макария. У него как бы и не было склонности к книжным, кабинетным занятиям, зато, хорошо познав женскую душу во всех ее исканиях и проявлениях (от паломниц к о. Амвросию особенно отбоя не было), он глубоко прозрел необходимость основания женских общин и старался об их умножении, «склоняя преданных ему состоятельных людей к устроению женских общин», впоследствии, как правило, обращенных в монастыри.

Старец Амвросий стал не только вдохновителем, основателем и устроителем лежащей неподалеку от Оптиной Пустыни Шамординской Свято-Казанской женской пустыни, но окормлял и орловских насельниц: его заботами и руководством устроена была такая община в Кромском уезде Орловской епархии, названная им по имени оптинского скита: Свято-Иоанно-Предтеченский женский монастырь.

Об этом монастыре, о его процветании и жестокой судьбе, постигшей его и его насельниц в советское время, мы поговорим в другое время, теперь же процитируем несколько строк «Из жития и наставлений преподобного АМВРОСИЯ оптинского»:

«Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в открытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Легким, никому не заметным намеком он указывал людям на их слабости и заставлял их серьезно подумать о них < … > Благодать Божия в изобилии почивала на старце, являясь источником тех духовных дарований, которыми он служил ближним, утешая скорбящих, утверждая в вере сомневающихся и всех назидая на путь спасения». Говорят, подобным даром обладал о. Георгий Коссов. Вот как писали об о. Егоре Чекряковском (протоиерее ГЕОРГИИ КОССОВЕ) его духовные дети: «… И на все запросы, на всякий крик сердечного, давно наболевшего горя у отца Егора находилось слово привета, утешения, совета. В каждом его слове, в каждом совете его чувствовалось такое знание человеческого сердца, такое проникновение в самую глубь народного быта, душевной жизни народа, что ни один подходивший, иногда приступавший к нему с глазами, красными от невысохших слез, не уходил от него с лицом непросветленным.

Чувствовалось, что каждый получал от него утешение именно то, которое жаждала и без отца Егора не находила его скорбная, измученная душа».

Сходными оказались и жизненные дороги о. Амвросия и о. Георгия: учеба в духовном учебном заведении, учительство, тяжелый недуг, подвигнувший молодых людей на молитвенный подвиг, обернувшийся впоследствии даром Божиим.

Но если бы не отец Амвросий…

Будучи 29летним, в «худой» приход села Спасо-Чекряка Болховского уезда Орловской епархии в 1884 году поступил отец Георгий. В приход, с поспешностью оставленный перебравшимся поближе к городу священником Михаилом Афанасьевым. А переночевав, понял, что недаром предшественник его так рвался вон из Спасо-Чекряка

«Когда я сюда приехал,— рассказывал о. Георгий писателю С. А. Нилусу,— меня оторопь взяла — что мне тут делать? Жить не в чем, служить не в чем. Дом старый-престарый, церковь — пойдешь служить, того и гляди самого задавит. Доходов почти никаких, прихожане удалены и от храма, и от причта. Народ бедный, самому впору еле прокормиться. Что мне было тут делать? Священник я в ту пору был молодой, неопытный, к тому и здоровьем был очень слаб, кровью кашлял. Матушка моя была сирота бедная, без всякого приданого. Поддержки, стало быть, ниоткуда не было, а на руках у меня еще были младшие братья. Оставалось бежать. Так я замыслил.

На ту пору велика была слава отца Амвросия. Пустынь Оптинская от нас верстах в шестидесяти. Как-то по лету — ночь бессонная — взгомоздился я от думушек… Ни свет ни заря котомку за плечи, да и пошел к нему отмахивать за благословением уходить мне из прихода. Часа в четыре дня я уже был в Оптиной. Батюшка меня не знал ни по виду, ни по слуху. Прихожу в его келью, а уж народу там — тьмы: дожидает выхода батюшки. Стал и я в сторонке дожидаться. Смотрю — он выходит да прямо меня через всех к себе манит:

— Ты, иерей, что там такое задумал? Приход бросать? А? Ты знаешь, кто иереевто ставит? А ты бросать?! Храм, вишь, у него стар, заваливаться стал! А ты строй новый, да большой каменный, да полы в нем чтоб были деревянные: больных привозить будут, так им чтоб тепло было. Ступай, иерей, домой, ступай, да дурь-то из головы выкинь!.. Помни: храм-то, храм-то строй, как я тебе сказываю…

А на мне никакого и знака-то не было. Я слова не мог вымолвить…»

Далее следовало бы подробно описать искушения, вновь приведшие о. Георгия Коссова в Оптину Пустынь к о. Амвросию: тоска на него вдруг навалилась такая, что с людьми не хотелось говорить. По ночам голоса жуткие повелевали уходить из Чекряка, молитвенное состояние стало вдруг оставлять его — и в ужасе от новых напастей молодой священник вновь предстал перед старцем. А тот его новую беду словами развел:

— Ну, чего испугался, иерей? Он один, а вас двое!

— Как же это так,— говорю,— батюшка?

— Христос Бог да ты — вот и выходит двое! А враг-то — он один. Ступай,— говорит,— домой, ничего впереди не бойся, да храм-то, храм-то большой каменный, да чтоб теплый, не забудь строить! Бог тебя благословит!

О том, как встал на ноги молодой священник, простой орловский иерей, как он стал известен всей России и за ее рубежами, о новом молитвеннике народном, нашем земляке, протоиерее Георгии Коссове написаны книги. Не зарастает тропа к его одинокой могиле и святому источнику, колодец которого паломниками и сейчас порой выбирается до самого дна. Здесь, у могилы о. Георгия, в полностью разоренном селе его святыми молитвами спасается православный люд. Поверженный ниц еще совсем недавно, встает он с колен, получая поддержку и помощь — по молитвам батюшки АМВРОСИЯ…

Карагандинский старец преподобный СЕВАСТИАН (Фомин)

В 1966 году в поселке Михайловке, что под Карагандой, оканчивал свой земной путь схиархимандрит СЕВАСТИАН…

Исхудавший, почти бестелесный, он все не переставал наставлять своих духовных чад о Боге, все беспокоился о храме, прихожанах, которых вверял в надежные руки своих сотаинников и помощников, своих верных сподвижников по вере Православной…

Иногда же блуждающий от лица к лицу взор его вдруг на мгновение замирал, словно уходя мыслию в родные дали, туда, где по-над тихой речкой Жиздрою, вся окутанная нежной голубоватой дымкой, золотыми куполами множества храмов сияла навстречу его милая Оптина…

Белоснежная, вся утопающая в зелени, она манила его к себе, навевая воспоминания полувековой давности, когда Божественным покоем и благолепием веяло далеко-далеко, на все четыре стороны света…

В очередной раз очнувшись от забытья, старец говорил своим духовным чадам:

«Я сейчас лежал и вспоминал, как в Оптиной умирали старцы. Отец Иосиф очень долго болел, а о. Анатолий «маленький» совсем не болел, ни одной минуты. Он чудесно умер… Таинство это… очень чудесное. Он по духу своему, своему великому смирению был ближе всех к моему старцу р. Нектарию. После революции двое старцев умерли и были похоронены на оптинском кладбище. О. Феодосии, скитоначальник, умер в 1920 году, когда в Оптиной все еще было по-старому. А как гражданская война окончилась, в двадцатом году, все изменилось. Особенно в 1922 году было много преследований, обысков, арестов. Дошла очередь до старца о. Анатолия. 28 июля пришли к нему, делали долго обыск. Потом сказали: «Ну, собирайтесь». Он стал просить дать ему отсрочку до утра, собраться. Они согласились, строго наказали келейнику, чтобы он к утру собрал старца и приготовил к отъезду. Ушли. Старец стал на молитву. Келейник подождал часа два — он все молится. Тогда он входит к нему и говорит: «Батюшка, будем собираться». А тот отвечает: «Ступай, не мешай мне». Пришел еще раз, просит: «Батюшка, будем собираться». «Да что ты все беспокоишься? Я с ними никуда не поеду, ступай». Келейник пришел в третий раз, а о. Анатолий лежит на койке своей, сложил руки на груди — мертвый. Ну, келейник позвал кого надо, облачили старца, положили его на стол, свечи зажгли. Вскоре пришли за ним, говорят: «Готов старец?» Келейник отвечает: «Готов, пройдите». Они входят, а он мертвый на столе лежит. Конечно, поразились очень. О. Анатолия похоронили последнего на оптинском кладбище, рядом со старцем МАКАРИЕМ. Когда копали могилу, повредили гроб старца Макария и обнаружили нетленные мощи старца».

Преемником Оптинского старчества, пройдя через горнило советского ада, был — и до конца остался — карагандинский старец СЕВАСТИАН.

В миру Степан Васильевич Фомин, он родился в 1884 году в селе Космодемьянском Ливенского уезда Орловской епархии в бедной крестьянской семье. Младший из трех сыновей Фоминых, он при святом крещении наречен был Стефаном — в честь преподобного Стефана Савваита, «творца канонов», в день памяти которого он родился. < … > Стефан был привязан к среднему брату Роману за его нежную душу и мягкое сердце. Но Роман избрал путь иноческой жизни и в 1892 году упросил старшего брата Иллариона отвезти его в Оптину Пустынь, где был принят послушником в Иоанно-Предтеченский скит.

Рано оставшись сиротой, Стефан все же хорошо учился, окончил трехклассную церковно-приходскую школу. Будучи слабым здоровьем, трудился на пастьбе скота, благо там было сколько угодно свободного времени для чтения книг и молитвы, в зимнее же время навещал в монастыре среднего брата Романа. А когда подрос, стал проситься в монастырь.

Роман же в 1908 году в монастырском храме во имя преп. Марии Египетской был облечен в мантию, после чего Стефан, еще более утвердившись в своем желании, приехал к брату в монастырский скит и остался в нем — келейником великого старца, иеросхи-монаха Иосифа, приобретя себе в нем мудрого, доброго наставника, бывшего при жизни о. Амвросия его верным учеником. И жили они в убогой хибарке Амвросия, «проникнутой заветами великих старцев Льва и Макария, пройдя в этих намоленных стенах самую высокую из наук — монашество».

В 1910 году в Оптиной Пустыни Стефан видел Льва Толстого после тайного отъезда его из Ясной Поляны и так передает об этом: «Старец Иосиф был болен, я возле него сидел. Заходит к нам старец Варсонофий и рассказывает, что о. Михаил (гостинник.— Л. И.) прислал предупредить, что Л. Толстой к нам идет. «Я,— говорит,— спрашивал его: а кто тебе сказал?» Он говорит: «Сам Толстой сказал». Старец Иосиф говорит: «Если приедет, примем его с лаской, почтением и радостью, хоть он и отлучен был, но раз сам пришел, никто ведь его не заставлял, иначе нам нельзя». Потом послали меня посмотреть за ограду. Я увидел Льва Николаевича и доложил старцам, что он возле дома близко ходит, то подойдет, то отойдет. Старец Иосиф говорит: «Трудно ему. Он ведь к нам за живой водой приехал. Иди, пригласи его, если к нам приехал. Ты спроси его». Я пошел, а его уж нет, уехал. Совсем еще мало отъехал, а ведь на лошади он, не догнать мне было. < … > Потом со станции Астапово пришла к нам телеграмма о болезни Л. Н., в ней от его имени просили старца приехать к нему. О. Варсонофий сразу выехал, но окружающие Толстого не допустили его ко Льву Николаевичу < … > О. Варсонофий очень тяжело пережил это все, сам почти больной вернулся и всегда волновался, вспоминая это. И говорил: «Хоть он и Лев, а цепей порвать не мог. А жаль, очень жаль…»

В 1911 году преставился старец Иосиф, и в его келью перешел старец Нектарий, духовный сын о. Анатолия (Зерцалова) и о. Амвросия. Стефан остался при нем келейником и перешел под его старческое руководство. Пострижение в рясофор состоялось в следующем году, а пострижение в мантию Стефана с именем СЕВАСТИАН (в честь мученика Севастиана, память 18/31 декабря) состоялось в роковом 1917 году, с которого и началось время гонений на Церковь Христову…

Оптина Пустынь в последующие за тем годы была полностью разорена, монахи ее разбрелись по стране, а о. Севастиан все не уходил из скита, заботясь о старце, и в 1923 году, за два месяца до полного закрытия монастыря, принял рукоположение во иеродиакона.

Последующий его путь стал поистине жестокими мытарствами…

Арест и кончина старца Нектария, своего дорогого духовника, скитания по городам, селам и весям, служба в Ильинской церкви города Козлова, неутомимая борьба все это время с обновленческой церковью, в 1933 году арест, Тамбовское ОГПУ, заседание «тройки» и жестокий приговор: «Фомина Степана Васильевича, обвиняемого по ст. 58—10 П УК, заключить в исправтрудлагерь сроком на семь лет, считая срок с 25/2—33 года».

За то, что никогда, ни на одно мгновение не изменил вере своей неколебимой, Богу и людям…

Жаркие степи Центрального Казахстана, Карагандинские лагеря… Здесь морили голодом, били, истязали, сажали в барак к уголовникам, требовали одного: «Отрекись от Бога!»

Далеко не молодой, немощный физически, с верой своей великой, отец Севастиан выдержал все невзгоды и испытания. Его духовная дочь шамординская монахиня матушка ЕВСТОЛИЯ (Евдокия Петровна Парыкина в миру) рассказывала автору: «Рассказывала мне о нем моя духовная мать, мать Пахомия. Она прожила рядом с ним десять лет, она была его чадой, и он ей все-все рассказывал: как сидел в тюрьме за Карагандой, потому что власти говорили ему: отрекись от своего Бога, тогда мы не тронем тебя, будешь жить, где захочешь. А он говорил им: «Ни за что!» И давали ему пятнадцать лет тюрьмы…

— Он был прозорливый, батюшка-то Севастиан…

— Вот сколько-то лет он просидел, на работу их гоняли, даже священников, и он хорошо познал тюремщиков и стал потихоньку к ним как бы подходить: увидит, что кто подобрее, и начинает с ним как бы невзначай беседовать. Так сперва с одним маленьким начальником, потом побольше, что, мол, это они делают, что Господь воздаст за это по суду, что делаете вы не нам хуже, а себе, и некоторые тюремщики стали делать ему и другим батюшкам послабление.

Потом слухи о нем стали доходить до начальника тюрьмы, он стал зазывать его к себе и подолгу слушал, что говорил батюшка Севастиан. Потом говорит: «Ну что, отец, как я погляжу, ты больно знатный… Но я хоть и начальник тюрьмы, но не такой большой, чтобы отпустить тебя на волю. Но я тебе сделаю документы. В Оптине, правда, не будешь жить, я тебя отошлю вроде как на ссылку, а когда на ссылку тебя отошлю, ты там делай, что хочешь. Это уже не наше будет дело».

Верно, годика два после этих разговоров прошло, пришли документы, что он освобожден и отправляют его на ссылку в Караганду. Тогда же мать Пахомию отправили, Нину-хохлушку и еще одного батюшку, я его не знаю, не могу о нем сказать.

Вот они и приехали туда. Там были ссыльные чечены. А тут как раз — было это после войны — вышел указ, что им можно возвращаться домой. Стали чечены потихоньку уезжать, и батюшки купили хатку у чеченов, большую, немножко ее кверху подняли и сделали из нее церковь. Приехала матушка Анастасия-прозорливая, приехали матушка Евпраксия, матушка Ираида и матушка Евфросинья и еще двое-трое, все приехали в Караганду из тюрьмы, и батюшка сколотил там тайную общинку и стал там служить. Это было в Михайловке, за Карагандой…»

Стоит на окраине Караганды новый великолепный храм, совсем еще недавно освященный во имя Рождества Пресвятой Богородицы… Высокий, многопрестольный, благолепный, по виду он, конечно же, ничем не напоминает ту крошечную хибарку с приподнятым верхом, где в былое лихолетье запрета на веру Христову православную оптинский батюшка Севастиан тайно окормлял свою многострадальную паству…

Приглядевшись повнимательнее и зная его предысторию, среди множества божественно-прекрасных новых образов святых можно заметить и старые, домашние и бедноватые, принесенные сюда из церкви, что стояла неподалеку от этого пышного храма, чадами о. Севастиана…

И покоятся в этом великом храме святые мощи преподобного старца оптинского СЕВАСТИАНА… Со всех концов страны притекает сюда, к его чудотворенной усыпальнице, люд российский православный, чтобы припасть к плоти нетленной, к мощам этим святым, освященным светом и молитвами Его, преемника великого оптинского старчества…

«Грешник, оставь свои страсти и греховные привычки, тебя зовет небо, паче девяноста девяти праведных! Об одном покаявшемся грешнике радуются ангелы на небе. Твоего спасения ищет небо. Только покайся, и обратись, и отстань от греха.

Ради тебя сам Господь родился в яслях бессловесных и пострадал: заушен был, заплеван, тернием увенчан и рукою создания своего пригвожден был ко кресту. Пострадал и умер, чтобы потом прославиться и вознестись. А ты, человек, чем тебе гордиться, что у тебя есть своего собственного, для вечности годного? Богатство не возьмешь, честь, слава и здоровье — временные. Будем богатеть для будущности, туда собирать свое богатство для нищих, бедных, болящих. Ты — житель неба, зачем же так прилепляться к земле? Ты — наследник Царства небесного, имеющий душу бессмертную, которую искупил Сам Сын Единородный крестною смертью Своею»,— так говорил батюшка СЕВАСТИАН, старец земли Российской — наш великий современник и земляк…

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *