Революция мне напоминает старого садовника, совершенно обезумевшего от похмельного синдрома, срывающего с деревьев то зеленые, то желтые листья, сгребающего их в кучи. Но поднимается ветер и листья разлетаются в разные стороны, унося в неизведанные просторы.
Таким вот листочком и оказался Иван Созонтович Лукаш (1892–1940) – замечательный писатель и выдающийся публицист первой волны русской эмиграции.
Собственно, сам Иван и родится то был не должен, благодаря революционерам-террористам. Его отец – Созонт Лукаш, ветеран русско-турецкой войны, служил в Финляндском полку. Он должен был заступить в караул в тот февральский день 1880 года, когда Степан Халтурин устроил взрыв в Зимнем дворце, с целью уничтожить императора Александра II. Но по семейным обстоятельствам, Созонта на службе отсутствовал. А вот его товарищи погибли.
Иван Лукаш появился на свет и вырос в столичном Петербурге. Этот город он любил до самозабвения. Выходец из солдатско-крестьянской семьи, он получил недурственное университетское образование, увлекался музыкой, живописью и литературой. Начинал же Иван творческую деятельность, как поэт, примкнув к модному направлению эгофутуристов. Положа руку на сердце, надо честно признать, что стихи у Ивана Лукаша получались слабенькие, хотя многим экзальтированным барышням и поэту Игорю Северянину они и нравились. Успех в дальнейшем ему принесли проза и публицистика.
Февральскую революцию 1917 года Лукаш встретил с восторгом. Тогда Ивану Созонтовичу не хватило для правильного понимания происходящих событий хотя бы и житейского опыта вкупе со здравым смыслом, как у Ивана Лукьяновича Солоневича, хотя последний и был старше всего на год.
Однако, все мечтания развеялись подобно дыму от потухшей сигары. И наш герой гораздо позже признавался, что ему стыдно до боли за восторженное визжание в честь Февраля.
Октябрьский переворот большевиков Иван Лукаш совершенно не принял. Старший унтер-офицер Лукаш оказался в рядах Белого движения…
Лист понес ветер истории.
Далее были: бои, работа в антибольшевистских газетах, Крым, Галлиполи… и в итоге, Париж.
О Лукаше по-настоящему заговорили после выхода в 1922 году книги «Голое поле» (здесь в названии автор обыграл слово «Галлиполи»). Тот, кто хочет лучше понять суть трагедии Белой армии, обязательно должен прочитать это произведение.
В эмиграции Иван Созонтович Лукаш видит многие европейские города, скитаясь по ним. Его грызет неутолимая печаль о родной России. Все нелепые ранние увлечения и заблуждения отброшены и перед нами предстает православный монархист и великолепный русский писатель.
В 1933 году Лукаш с антибольшевистским романом «Вьюга» принимает участие в международном конкурсе, организованном Академией общественного воспитания, под патронажем Ватикана. Среди членов жюри от Великобритании был, между прочим, выдающийся эссеист Г. К. Честертон. И. С. Лукашу присуждается за роман одна из первых премий. Но вмешалась Католическая церковь. И Лукаш, вместе с другим русским писателем Т. Таманиным, исключаются из призового листа, так как их произведения признаются слишком православными и не соответствующими доктрине Католической церкви.
В 1936 г. Лукаш публикует «Вьюгу» сам.
Интересно, что в произведениях И. С. Лукаша иногда слышится перекличка с тем же Честертоном или К. С. Льюисом (1898—1963). Здесь, скорее всего, сказался сам дух XX века и христианское мировидение. Прямые параллели очень хорошо прослеживаются, например, в концовках «Летучего Голландца» (1923) Лукаша и «Последней битвы» Льюиса (1956). Давайте сравним небольшие фрагменты и ощутим схожесть в символике и в отношении к Миру Божьему.
Лукаш: «У Бога рай для людей так устроен: та же земля, те же моря и земли, и океаны, та же Голландия и тот же Гаарлем. Но живут в Его райских странах только добрые люди, только светлые и счастливые.
Смотрел Бог, как торопится к Его берегам Летучий Голландец и как машет ему с берега белым платком молодая невеста Елизабет и старая госпожа Ван-Остаде.
Смотрел Бог и улыбался.»
Льюис: «Орел прав, – начал лорд Дигори. – Послушай, Питер, когда Аслан сказал, что ты никогда не вернешься в Нарнию, он имел в виду ту Нарнию, которую ты знал. Но это была не настоящая Нарния. Та имела начало и конец. Она была только тенью или копией настоящей Нарнии, которая всегда была и будет; так же, как и наш собственный мир. Англия и все остальное – это только тень или копия чего-то в настоящем мире Аслана. И не надо оплакивать Нарнию, Люси. Все, что было важного в старой Нарнии, все добрые существа, вошли в настоящую Нарнию через Дверь. Она, конечно, в чем-то отличается – как настоящая вещь от копии или бодрствование – от сна.»
Христианское понимание Лукашем реальности, в полной мере позволяет ему разоблачить то, что угнездилось на Руси после 1917 года: «Дьявол – убийца, разрушитель души и мысли, змей, жалящий жизнь… О, я понимаю и вижу: дьявол захватил и мою Россию, и весь мир… Дьявол – земная грязь, отравляющая душу, искажающая ее ложью… во имя развращения плоти уничтожающая вечное Слово и вечную Мысль… Дьявол – вдохновение, сокрушающее все необъятностью мертвой материи…
Я понимаю, что материя всегда борется с мыслью, что большое количество пережженного шлака может затушить любой огонь, но мне не понятна эта толпа, эти служащие материи, кем бы они ни были – профессора, лжепророки, революционеры – все они, как слепые мыши, хотят одного: заменить вечную жизнь вечной смертью…»
Большевиков Иван Созонтович критикует беспощадно, причем, проникая в ядро самого большевизма: «Они обещают нам завтра все, но власть над нашими душами и жизнями захватывают сегодня. А завтра и все никогда больше не наступают.
Они хотят перестроить жизнь, но среди них нет ни одного, кто умел бы делать свое дело. Ни одного настоящего художника, ученого, дельного инженера, рабочего.
Но они все знают, понимают, объясняют. Они совершенно сыты своим ничтожным духом и совершенно пошлы. Они гении пошлости… И они не знают ни угрызений совести, ни раскаяния. Они оправдывают все свои злодейства. Сам праведный суд Божий не убедил бы их, что они виновны.
Они пошлые мошенники во всех человеческих чувствах и мыслях. Они не мошенничают только в беспощадности своей власти и похоти.»
Писатель все равно не впадает в пессимизм, он чувствует в эмиграции, как русская культура преодолевает крабовый панцирь советской власти: «В России остались русские. Страна снова возвращается к России. И в советские души уже хлынул русский свет. А Пушкин и Гоголь сумеют постоять за себя против любых Карлов Марксов.
Рухнул пролеткультный человек, рухнули и все его «теоретики». Где теперь идеологи марксистского коммунизма в России? Бешеных псов расстреляли. Был последний вертлявый пес Бухарин. Расстреляли и его.»
А еще Лукаш верит в возрождение своего Отечества: «Революцией разверзся рок над Россией. Революция заключила роковой круг российской истории, но не кончаются революциями истории великих народов и наций…
Россия и революция сошлись лицом к лицу. Но революция неминуемо несет в себе свое поражение.
Россия победит.»
Листок, насильно оторванный от родного древа, не пропал, но упал на воду и превратился в корабль. Нам осталось только встретить судно в гавани и использовать его груз для самих себя, для России.
Александр Гончаров