Активист Екатеринбургского регионального отделения Общества русского исторического просвещения «Двуглавый орёл» представил новые факты об о. Иоанне Кронштадтском. В одной из замечательнейших книг об отце Иоанне, ставших библиографической редкостью – «Источник воды живой» (издания 1910 года) приводится множество фотографий. Среди них есть фотография метрической книги церкви села Сура с записью о рождении Ивана.

Наблюдательному генеалогу эти записи позволяют сделать очень интересные выводы. Из документа видно, что Иван Сергиев родился 19 октября, а крещён был 20-го, то есть уже на следующий день после памяти Иоанна Рыльского. Так написано в метрике. В житии же сообщается, что мальчик родился в ночь с 18 на 19 октября – и в ту же ночь был крещён, ибо родители «не надеялись сохранить его жизнь».

Записи в метриках, судя по подписи, вёл дьячок – то есть отец мальчика. Значит, либо он «прибавил» один день (что говорит о его довольно свободном обращении с записями в церковных документах), либо о том, что никто из ранних агиографов святого не догадывался заглянуть в документы и прочитать их, хотя даже и публиковали их копии.

Отсюда следует короткая авторская ремарка: не относись строго к церковной отчётности и заглядывай в документы прежде их публикации.

Дьячок Илья Сергиев, делавший записи в метрических книгах, писал просто и по-народному – не Иоанн, Димитрий, Стефан, а Иван, Дмитрий, Степан… Такое встречалось нередко в 1820-е годы. Но это может дать нам косвенные выводы о том, что отец мальчика был человеком простым, близким к народу (окончил Пинежское Духовное Училище), хотя и был сыном священника.

О дедушке Вани, священнике Михаиле Никитиче Сергиеве, говорит та же метрика. Крестил мальчика тоже дедушка, а крёстной его стала родная тётя, младшая сестра отца Дарья.

В одном из своих воспоминаний отец Иоанн свидетельствует об их древнем священническом роде Сергиевых, насчитывавшем более трёх столетий. Все они служили именно в этом храме.

Жила семья дьячка в своем маленьком домике, отдельно от отца-священника. Везде в житиях пишется, что они были бедными. Но дерзну предположить, что бедность царской России отличалась от глухой советской и постсоветской нищеты. Сын священника – дьячок, при всей своей бедности всегда, думаю, мог обратиться к отцу – и уж в самом необходимом ему точно бы не отказали. Приход был хоть и небогатым, но по тем меркам, и сегодня он бы показался любому сельскому батюшке большим. Всё-таки за первые 10 месяцев года в селе и прилегающих к нему деревнях, окормляемых батюшкой, родился 61 ребёнок (37 мальчиков и 24 девочки), а это ни много ни мало 6 человек в месяц. Редкое село и нынче может похвалиться такой рождаемостью.

До семилетнего возраста (до 1836 г.), покуда дед его служил батюшкой в церкви, думаю, семья Сергиевых имела некоторую поддержку. А вот после ухода отца Михаила наступили времена не самые лучшие. Возможно, этот контраст и обострил память о бедности семьи, которой делился в воспоминаниях праведный пастырь.

О слабости здоровья младенца, святого праведного Иоанна, нам известно фактически из каждого его жития (как и о том, что его крестили в тот же день). Хотя, как мы увидели, это не сходится с документами. Однако о том, что из пяти младенцев, крещённых отцом Михаилом, все пять были крещены на квартирах с формулировкой «за слабостью здоровья», что также видно из метрических книг. Двое крещены в тот же день, двое – на следующий, один – на третий.

Это заставляет задуматься о том, не было ли такого рода крещение в приходе села Сура повсеместной практикой священника, связанной либо с временем года (осень новорожденных нести в церковь – значит, подвергать их опасности заболеть), либо с практикой самого батюшки – старенького сельского пастыря, который не ставил строгих условий своим чадам-прихожанам, не накладывал на них тяжкие бремена, а предпочитал сам приходить к родящим и справлять таинство на дому.

Если это так, то понятно, что любовь к людям и желание помогать им, а также простота и свобода от каких-то формальностей, часто загораживающих нам путь к Богу, явились у праведного Иоанна наследственной чертой, доставшейся ему от своих простых и благочестивых предков – священников Северной Руси.