Последняя Царевна. К 140-летию В.К. Ольги Александровны

Незадолго до роковых событий февраля 1917 года Государь Император посетил с инспекционной поездкой госпиталь, в котором служила его сестра, Великая княгиня Ольга Александровна. Государь выглядел усталым и измученным, т.ч. многие даже заподозрили нездоровье хозяина земли русской…

Напоследок Николай Александрович неприметно вручил сестре конверт. В нём было то, чего эта исстрадавшаяся женщина ждала и вымаливала тринадцать лет – разрешение на развод с мужем, женою которому она так и не стала ввиду совсем иных его предпочтений.

Много позже Великая княгиня скажет о себе и всей династии беспощадно: это мы первые виноваты во всём случившимся, так как забыли свой долг. Она имела ввиду морганатические браки и распутный образ жизни отдельных представителей Дома Романовых, не исключая и любимого брата Михаила. Что поделаешь, в то время, как одни представители династии (Великий князь Сергей, семья Константиновичей) давали пример жизни праведной, другие предпочитали «жить для себя», не тяготясь «условностями». Ольга Александровна говорила, что династия должна была подавать пример следования долгу, она же давала пример обратный. Насколько справедлив был этот суровый счёт? Праведность последней Царской Семьи в конечном итоге никого не наставила на истинный путь. И скорее не представители династии подавали пример, но лишь сами следовали дурному примеру передового общества, сливаясь с ним. Должно, однако, признать, что уже самое это слияние было вредно и для династии, и для России.

Тем не менее, менее всего могла бы упрекнуть Великая княгиня себя. Истинная дочь своего великого отца, она была глубоко предана России и своему народу, но чужда великосветскому обществу. Вычурным нарядам предпочитала она простое ситцевое платье, балам и раутам загородное уединение, прогулки по лесам, светским ритуалам – занятия живописью и забавы со своими многочисленными питомцами. Ольга Александровна очень любила животных, и в её доме их всегда жило во множестве. Она легко находила общий язык с солдатами и казаками, в казармы которых в детстве убегала вместе с Михаилом, с крестьянами. «Читать» лес выучил свою любимицу ещё отец, бравший детей с собой на пикники без какой-либо челяди, и учивший всему: рубить дрова, разводить костёр, запекать на нём еду. Великий Государь тоже не любил света, предпочитая балам и прочим ритуальным мероприятиям рыбную ловлю, походы за грибами, игры с детьми. И из всех мундиров не было у него одежды любимее, нежели простая крестьянская рубаха…

Когда-то в детстве Император недурно рисовал. Его преподавателем был выдающийся колорист Боголюбов. Государственные дела не оставляли ему время на это прекрасное занятие, а потому особенно возрадовался отец, угадав талант в дочери. Она точно воплощала то, чего не успевал он… Государь нанял для Ольги лучших преподавателей, и даже на уроках по арифметике и иным наукам, она рисовала – так ей легче было усвоить мудрёные предметы.

Отец был главным человеком в её жизни. Никто так не понимал её, как он. В раннем детстве она после завтрака прибегала в его кабинет, и пока он пил чай с матерью, пряталась под столом с его любимой лайкой Камчаткой, привалившись к её тёплому боку. А потом отец показывал ей свои детские рисунки – нарисованной им с братом Николаем сказку про город Мопсополь…

С ранним уходом отца Ольга оказалась очень одинокой. С матерью их отношения были сложными из-за большой разницы вкусов. Мария Фёдоровна была создана для света, блистала в нём и упивалась своею ролью. Их отношениям с отцом это не мешало, они удивительно дополняли и понимали друг друга. Но дочь – дело иное. Дочь всегда обречена быть в положении подвластной… И иногда даже самые лучшие матери злоупотребляют этой властью и из самых благих побуждений причиняют своим детям зло.

Так вышло и с Ольгой. Ей не хотелось уезжать за границу, а матери отпускать её от себя. Именно поэтому и устроила она «равный брак» внутри России, выдав дочь за сына своей подруги – принца Петра Ольденбургского.

Несчастнее брак трудно было себе представить. Принц не интересовался женщинами и всё время проводил за карточным столом, спуская своё и жены состояние. Отдушиной Ольги была живопись и… племянницы, дочери любимого брата Николая, с которыми возилась она с полной душевной отдачей, так как своих детей у неё не было. К тому же её собственная юность помогала ей лучше понять подрастающих девочек, и они очень привязались к своей всегда бодрой и весёлой тётке.

А ведь так нелегко бывало быть и бодрой, и весёлой… На одном из смотров она познакомилась с мужественным офицером, капитаном Павлом Куликовским. Это была любовь с первого взгляда, оба они поняли, что не смогут жить друг без друга. Ольга потребовала у мужа развод, но тот отказал. Вместо этого принц устроил назначение Павла в свой караул с тем, чтобы он всегда находился в доме Ольденбургских, рядом с его женой. Человек прогрессивных взглядов, муж прямо заявил, что, ведя свою жизнь, не будет препятствовать супруги вести свою.

Но Ольга Александровна была воспитана иначе. Жить в адюльтере, рожать детей от любовника и давать им имя мужа – подобная низость и пошлость была для неё неприемлема. Молодая женщина хотела свою семью. Но ни в ком не находила понимания…

Как раз в это время любимый брат Миша оскандалился, сойдясь вопреки воле матери и Государя, с разведённой особой, не ровней ему. Николай запретил брату возвращаться в Россию… После этого не могло быть и речи, чтобы ещё и сестра развелась с мужем и сочеталась браком с простым офицером!

И Ольга смиренно ждала и терпела. А с нею вместе ждал и терпел Павел. Их любовь оказалась настоящей, и долгие годы ожидания подтвердили это. Не каждый мужчина способен столько лет ждать свою возлюбленную практически без надежды соединиться с нею. Надежду теряла и Ольга. Иногда находило отчаяние: ещё несколько лет, и женский век её будет окончен, и с мечтой о настоящей семье, своих детях можно будет проститься.

Но, вот, грянула война, и Павел отбыл на фронт. И Ольга Александровна устремилась следом. Ей было недостаточно служить раненым в столичном госпитале, она хотела заботиться о них на передовой… Дочь и сестра Государя, рискуя жизнью, в тяжелейших условиях, она перевязывала раненых, мыла их, выносила судна, стирала бельё…

Из поезда, увозившего её на фронт, Великая княгиня писала своей племяннице, Татьяне Николаевне: «Была толпа – из знакомых сестёр и родственники их – и когда наконец мы тронулись все нас крестили в открытые окна. Спала я не особенно хорошо, так как нас всех клопы заели! Мерзость такая – ба! Татьяна Андреевна очень милая и весёлая. Затем рядом со мною монашенка очень симпатичная простая – мы с нею клопов ловили сегодня утром и она чистила диван мой своей головной щёткой. Такая трогательная, но меня этим смутила ужасно!Едем в вагоне 2-го класса – коридор по середине – купэ с одной стороны, а кресла с другой, в которые на ночь делают тоже постели. Мылись мы по очереди. Все со мной ужасно милы».Условия, в которых пришлось служить Великой Княгине, были нелегки, но Ольга Александровна никогда не жаловалась на них, хотя и выражала радость, что племянницы всего этого не видят. «Наш госпиталь считается раем, — писала она им из Ровно. – Военные госпиталя довольно плохи, ничего у них нет; кормят плохо не перевязывают по 8 дней, потому что материала нет. Перевели 2 госпиталя вперёд, а их больные попали к нам. Они и рассказывают……Офицеры угрюмы и озверелые когда приносят – но быстро тают в нашей обстановке и делаются ручными через день. К некоторым приезжают родные – и это тоже душераздирающе видеть как несчастная жена видит своего любимого мужа в бессознательном положение, который не может с нею говорить даже! Это ужаснее всего для меня…» Страдания раненых августейшая сестра принимала близко к сердцу, переживая за каждого из них: «Умерло 10 человек и один офицер (28 лет). Я плакала над каждым – ужас как это раздирает душу, ведь привыкаешь и любишь тяжело больных как ребёнка – и вдруг он умирает. Но, конечно, много отрадного в тоже время. Первые 5-6 дней мы почти совсем не спали и было очень много тяжёлой работы – теперь же как-то меньше или мы попривыкли. Возят их всё по ночам – в 3-4 часа и мы встаём и идём принимать их с носилок, раздеваем, одеваем в чистое бельё и укладываем в кровати, напаиваем чаем или молоком, а затем по 2 несут на перевязки, а там, Боже, как приходится их, — бедных ангелов, мучить! Несчастные ноги и руки перебиты, животы, груди и головы прострелены и надо всё это чинить кое-как. Если очень плохо и терпеть им нет сил – усыпляем хлороформом, — тогда легче всё делать и не боишься им больно сделать. Почти целый день не выходя бегаю по госпиталю – иногда днём хожу на вокзал в вагон дяди Сандро и мы чай пьём вместе и до этого я купаюсь в его ванне – у нас нет ванны вовсе – только одна в госпитале. Пошла раз до приезда больных в баню с Татьяной Андреевной и мы скребли друг другу спины мочалкой – очень трогательно. Вообще ужасно дружно живём. Иногда вечером собираемся в кучку на кровати уже лежащей сестры – и долго разговариваем уютно, но это редкое удовольствие. Обыкновенно мы все спать хотим до бешенства и кидаемся на постели, засыпая моментально…Меня ангелы – наши, правда, любят! Ах, какая радость! Если я как-нибудь редко подхожу к кому-нибудь, они мне же жалуются: «Почему же сестрица вы, ко мне давно не приходили посидеть – посидите у меня на койке». (…) Уезжая, все говорят, что ужасно грустно прощаться, что так привыкли и любят – а я то как привыкаю и люблю их! Ужасно всё-таки отрадно здесь работать и у меня чувство полного удовлетворения…»Присутствие в госпитале сестры Императора вызывало любопытство. «Было очень смешно, потому что многие спрашивали: «Сестрица, которая из вас сестра Государя?» и мне пришлось ткнуть себя в грудь с виноватым видом!»Сестра Государя трудилась в лазарете наравне со всеми. Она не только ходила за ранеными, подчас самостоятельно делая даже мелкие операции, но в свободные минуты шила чехлы на их искалеченные ноги. У неё практически не было свободно времени, и потому даже письма её обычно написаны наспех, украдкой. В одном из писем Татьяне Николаевне Великая Княгиня привела поразившее её письмо матери сыну-офицеру, напечатанное во фронтовой газете: «”Твой отец был убит далеко от на за Ляояном, тебя я отдала святому делу, на защиту нашей милой родины от близкого и страшного врага. Помни, что ты – сын героя! Моё сердце сжимается и глаза плачут когда говорю тебе «Будь его достоин!». Ведь я знаю роковой ужас этих слов и всё-таки в муке за тебя, повторяю их. Нас всех не будет, что наша жизнь? Это – капля в океане прекрасной России. Нас всех не будет, но пусть цветёт и радуется она. Я знаю, мы будем забыты, наши счастливые потомки и не вспомнят тех, кто истлеет в братских могилах… Целуя и благословляя тебя – я простилась с тобою. Когда тебя пошлют на подвиг, не помни моих слёз, помни только моё благословение… Да хранит тебя Бог, мой дорогой, светлый, любимый… ещё одно: ВРАГИ, везде пишут это, ЗЛЫ И ДИКИ, НО НЕ ПОДДАВАЙСЯ СЛЕПОЙ МЕСТЕ. НЕ ПОДЫМАЙ РУКУ НА ЛЕЖАЧЕГО И БУДЬ МИЛОСТИВ К ТЕМ КОГО СУДЬБА ОТДАСТ В ТВОИ РУКИ”… Письмо это найдено на замученном сыне…»Письма в условиях войны доходили трудно. Письма из Царского села однажды шли 27 дней, шесть писем Государя, отправленные им подряд, не дошли вовсе. «Вообще письма не доходят, — жаловалась Ольга Александровна. – Наши сёстры и доктора совсем не получают, а когда получат, оказывается, что им пишут чуть ли не ежедневно».Через год самоотверженного служения накопленная усталость стала сказываться на здоровье Великой Княгини. Явилась бессонница, и силы временами изменяли ей. Но Ольга Александровна сохраняла бодрость и не оставляла своих трудов. «Мои больные меня любят, — писала она Татьяне Николаевне, — и никому ни за что не даются перевязывать – если кто подойдёт с этим намерением – подымается вопль: «Оставьте меня пожалуйста – только желаю чтоб сестричка меня перевязала, она легко делает и потом не болит» — и манят меня рукой. Я очень бываю довольна.Правда ведь – это самая большая награда – и если было бы наоборот – я бы уехала отсюда!»В Киеве Великая Княгиня открыла свой госпиталь. Здесь она также трудилась наравне с другими сёстрами: «Мы тут имеем много работы и вчера днём около 6 ч. привезли нам 50 человек. Я их мыла, скребла и одевала вместе с 2-мя другими сёстрами и женой одного из наших санитаров……Мы час работали усиленно затем тащили их на носилках – или кто пешком – наверх и клали в кроватях и давали ужинать. Вот хорошо ели! Голодные были очень. Некоторые прямо из окопов, другие из Госпиталей Проскуровского и Винницких (Государ. Думы). Такие милые все и несчастные – некоторые.Теперь давно я одна работаю в нашей перевязочной, т.к. сестра одна больна плевритом и долго лежала. Мне было очень радостно что её не было и мне было много работы и время быстро летит…»Великий Князь Александр Михайлович писал об Ольге Александровне, что даже заклятые враги династии «не могли сказать ничего, кроме самого хорошего о её бескорыстной работе по уходу за ранеными. Женщины с душевными качествами великой княгини Ольги представляют собой редкое явление.Всегда одетая как проста сестра милосердия и разделяя с другой медсестрой скромную комнату, она начинала свой рабочий день в 7 часов утра и часто не ложилась всю ночь, когда надо было перевязывать вновь прибывших раненых. Иногда солдаты отказывались верить, что сестра, которая так нежно и терпеливо за ними ухаживала, была сестрою государя и дочерью императора Александра III».

Случались среди фронтовых будней и праздники.

18 мая 1915 г. почётный караул ахтырских гусар во главе с командующим дивизии генералом Маннергеймом ожидал на станции Снятын военно-санитарный поезд Великой Княгини Ольги Александровны — шефа Ахтырского полка. После нескольких часов ожидания решено начинать торжества без высокой гостьи. В одном из амбаров были накрыты праздничные столы, и пир начался. Мало кто заметил, когда в амбар тихо вошла сестра милосердия и присела за стол рядом с Маннергеймом. 

— Барон, вы же знаете, что я не люблю церемоний, — шепнула она на ухо изумлённому генералу. — Продолжайте обед и не забудьте налить мне вина, я ведь знаю, что вы галантный кавалер, не в пример нашим общим знакомым… И прошу простить за опоздание — мой поезд не пропустили из-за боязни немецких налётов. Я села на лошадь — вы меня как наездницу знаете — и вот у вас с моим ненужным мне конвоем… И прикажите пригласить к столу моих опекунов. 

Карл-Густав, действительно, был одним из первых кавалеров своего времени. После трапезы он предложил Великой Княгине руку, и вдвоём они открыли бал полонезом. 

На следующий день Ольга Александровна принимала торжественный парад ахтырцев. Спустя годы она подарила генералу свою фотокарточку с памятной надписью: «…Посылаю Вам снятую в период войны карточку, когда мы больше встречались и когда, как любимый начальник 12-й кавалерийской дивизии, Вы были вместе с нами. Это напоминает мне о былом…»

А к концу третьего года войны пришёл и самый долгожданный праздник. Ольга была в палате своего киевского госпиталя, когда её порог переступил небритый, усталый офицер. Павел! Через миг она была уже в объятиях жениха…

Обвенчались они сразу, здесь же, в Киеве. На свадьбе гуляли сотрудники госпиталя и господа офицеры. Через девять месяцев на свет появился первенец Ольги. Вот, только этот порфирородный младенец родился уже совсем в иной стране, в стране, стремительно летящей в пропасть, в которую столкнул её роковой февраль.

После революции и прихода к власти в Киеве большевиков госпиталь Великой Княгини Ольги Александровны был разгромлен. По воспоминанием начальника находившегося рядом госпиталя Красного Креста Ю.И. Лодыженского, в больницу «ворвались красные, убили нескольких раненых офицеров и, раздев, избили сестёр на глазах старшего врача, который тщетно пытался защитить и сестёр и больных. Доктор Николай Степанович Мокин поплатился тяжёлым нервным расстройством. Приютив его позднее в своём госпитале, едва его с женой выходили». По счастью, самой Великой Княгини в Киеве в ту пору уже не было.

Когда большевики расправлялись с Романовыми, Ольгу Александровну спасло замужнее положение. Отныне она была всего лишь г-жой Куликовской, женой русского полковника… Полковник, как и подобало русским офицерам, желал служить Отечеству в рядах Белой армии. С огромным риском удалось супругам вместе с двумя маленькими сыновьями пробраться на Дон. И что же? Генерал Деникин встретил их надменным отказом: де, Добровольческая армия в Романовых не нуждается… Так и прожили Куликовские в приютившей их казачьей семье до той поры, пока Армия не начала стремительно откатываться к морю…

Покинуть Россию Великой княгине удалось чудом. Оказавшись заграницей, она с семьёй поселилась в Дании. Куликовские завели свою ферму, Ольга успешно занималась живописью, продавая свои картины. Кто бы мог подумать, что занятия живописью однажды помогут ей прокормить свою семью!

Но, вот, настал 1945-й год, и Куликовским пришлось бежать вновь. Нет, они не поддерживали немцев, ведь сугубо мирный и аполитичный образ жизни. Однако, когда в дом Великой Княгини приходили русские перебежчики, она не считала возможным прогнать их, принимала, выслушивала. Советские власти, разумеется, предъявили ей обвинение в пособничестве «фашизму». Человеконенавистническая большевистская система, украсившись теперь лавровым венцом победы, добытой кровью русских людей, ныне во что бы то ни стало стремилась добраться до тех, кто сумел выскользнуть из её когтей четверть века назад.

Дания не готова была к противостоянию с СССР, и, дабы не рисковать самим и не ставить в трудное положение родину Императрицы-матери, Куликовские уехали в США. Там купили они другую ферму и показали себя умелыми и рачительными хозяевами.

Своего мужа Ольга Александровна пережила лишь на два года. Незадолго до смерти она успела надиктовать свои воспоминания, бесценный документ для понимания жизни последних русских Императоров. Последняя русская царевна, дочь и сестра Императоров, она уходила из жизни скромной американской фермершей, признанной по обе стороны океана художницей, матерью, бабушкой замечательных внуков, чьи потомки и ныне продолжают род Императора Александра Третьего, преданной дочерью своей страны – великой России.

Е. Фёдорова

Русская Стратегия   

https://bastyon.com/strategiabeloyrossii?s=e8272199975410a8e961d8c3b2b6244fae7a6124f561497cb47f442f4907dd70&mpost=true