Русский хронограф. «Взгляд её на дела был истинно государственным». Великая княгиня Елена Павловна (к 150-летию памяти)

Её брат говорил, что Бог оказался слишком щедр к ней, наделив слишком многими талантами, большая часть которых ей не понадобится. Вряд ли он оказался прав, ибо наследие, оставленное этой выдающейся женщиной своего (и не только) времени воистину огромно. Бог, давший ей таланты, дал и возможность применить их. Но велика была цена, заплаченная за это: нелюбовь мужа и потеря четырех из пяти детей…

Детство Шарлотты Вюртембергской прошло в Париже, где её отец, младший сын короля Пруссии Фридриха, вращался в кругу виднейших ученых и деятелей искусства. Ампер и Стендаль, Гумбольд и Мериме, Кювье и Делакруа – всё это были люди, под влиянием которых росла и развивалась юная принцесса. Когда девушке было 15 лет, ей определили жениха – российского Великого князя Михаила Павловича. Жениху было 24 года, он был хорош собой, но из книг, как шутили о нём, не прочёл ни одной, кроме армейского устава. А, самое главное, он настолько не любил свою наречённую, несмотря на её красоту и дарования, что даже не находил нужным этого скрывать.

Но юная Шарлотта ещё мечтала о счастье. В Россию она желала приехать русской и принялась лихорадочно изучать язык и историю своей будущей Родины.

Граница… Казаки встречают важную гостью громогласным «ура»…

— Спасибо, ребята! – обращается к ним 16-летняя принцесса, приводя их в восторг.

— Я чувствую, что въезжаю в Отечество, — сказала она уже на французском своей свите.

Отечество встречала её с удивлением и восхищением. «8 октября 1823 года наречённая невеста Великого князя Михаила Павловича прибыла в Гатчину. Всех без изъятия она с первого раза пленила! – вспоминал князь Ю.А.Оболенский-Нелединский. — Представь себе девицу 16 лет, к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всякими молвит по приличности каждого. Значительные имена у ней были затвержены, и ни разу не замешкавшись всякому всё кстати сказала: Н.М.Карамзину она заметила, что читала его «Историю Государства Российского» в подлиннике, с А.С.Шишковым говорила о славянском языке, с генералами – о походах. Умница редкая! Все в этом согласны. Но, кроме ума, она имеет зрелый рассудок, и были примеры решительной её твердости… и в 16 лет… Это нечто чудесное! Личико у неё имеет черты правильные, взгляд живой, вид ласковый». Князю Голицыну, министру народного просвещения, в ведении которого находилось и почтовое сообщение, принцесса мило улыбнулась: «Я вам весьма обязана за ту быстроту, с которой мне сменяли подставы на каждой станции».    

— Ваше сочинение мне известно, и не думайте, чтоб я читала его только в переводе, я читала его также по-русски, — говорит юная принцесса Карамзину, и пожилой историограф покорен этим.

Министром духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицын был не менее поражен, услышав: 

— Я вам весьма обязана за ту быстроту, с которой мне сменяли подставы на каждой станции. 

«Это меня более всего удивило, — комментирует Нелединский. — Видите ли, как она все подробно разведала и обдумала? Довольно бы затвердить, что князь Голицын министр духовных дел и народного просвещения, нет! Она узнала, что и почты его ведомства…»

Историк Михайловский-Данилевский подтверждает: «Она как феномен обратила на себя внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров; я не видел ни одного человека из представленных ей, который бы не отзывался с восхищением об уме ее, о сведениях ее и о любезности… Смотря на нее, я воображал, что Екатерина II, вероятно, поступала таким же образом, когда привезена была ко двору Елизаветы Петровны».

Равнодушен к принцессе Шарлотте остался лишь один человек – её будущий муж. Её холодность была оскорбительна настолько, что девушка сперва умоляла отправить её назад к родителям, так как она не нравится жениху, а, значит, не сможет прижиться в новом Отечестве.

Но чувства молодых людей (Великий князь Михаил был влюблён во фрейлину своей матери и хотел жениться на ней) никого не волновали, как часто бывает это в династических браках. В скором времени после свадьбы старший брат Михаила, Константин Павлович, подавший ему пример отказа от долга и сочетания морганатическим браком с любимой женщиной, с сокрушением писал о судьбе новой родственницы, принявшей в Православии имя Елены Павловны: «Положение оскорбительно для женского самолюбия и для той деликатности, которая вообще свойственна женщинам. Это — потерянная женщина, если плачевное положение, в котором она находится, не изменится». Императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра Первого, надеялась «что при настойчивости с её стороны время изменит эти грустные отношения». Но время… привело лишь, по слову мемуариста, что Михаил «простил ей, что она была выбрана ему в жены, тем дело и кончилось».

Великий князь был в известной степени Скалозубом. Но был безукоризненно предан своему брату Императору Николаю, был отличным офицером, в военной среде был своим среди своих, его в ней любили, и он чувствовал себя в ней, как дома. Дома же страдал и заставлял страдать жену. Михаил Павлович отчаянно мечтал о сыне. Сына он мог бы учить единственному, что в совершенстве знал сам – военному делу. Мог бы растить из него воина, как некогда растили из него самого… Но супруги оказались не счастливы и в этом: одну за другой Елена Павловна родила пятерых дочерей. Две умерли во младенчестве, ещё две – успев достигнуть совершенных лет. Недолго прожил и сам Великий князь. В 50 лет его сразил удар, и Великая княгиня, которой исполнилось 42 года, осталась вдовой. До конца дней она не снимала траур по мужу и детям…

Такова была печальная личная судьба великой женщины. Судьба же общественная сложилась много счастливее. Граф Киселев свидетельствует: «Это женщина с обширным умом и превосходным сердцем. На её дружбу вполне можно положиться, если она раз удостоит ею. Воспитанная под надзором Кювье, друга её отца, принца Вюртембергского, она сохранила воспоминания о всём, что видела и слышала в молодости. Выданная молодой замуж, она не переставала изучать науки и быть в сношениях со знаменитостями, которые приезжали в Петербург или которых встречала во время своих путешествий за границей. Разговор её с людьми сколько-нибудь замечательными никогда не был пустым или вздорным: она обращалась к ним с вопросами, полными ума и приличия, вопросами, которые просвещали её… Император Николай Павлович говорил мне однажды: «Елена – это учёный нашего семейства; я к ней отсылаю европейских путешественников. В последний раз это был Кюстин, который завёл со мной разговор об истории Православной Церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает…».

Елена Павловна всю жизнь стремилась чему-нибудь учиться. «Всё её интересовало, она всех знала, всё понимала, всему сочувствовала. Она вечно училась чему-нибудь», — отмечал поэт В.Ф. Одоевский. Ей читали лекции лучшие профессора Петербургского университета: Агроном Лоде и лесовод Петерсон, этимолог академик Ф.Ф.Брандт и историк К.И.Арсеньев. Последний, в частности представил Великой княгине труд «Первые опыты военной статистики». Ознакомившись с ним, она, по свидетельству Милютина, «обратила внимание на такие подробности, на которых едва ли останавливались многие даже из учёных специалистов». Д.А.Оболенский в лице Елены Павловны впервые «увидел женщину, которая ясно знала и понимала, что такое Гражданская палата».

Её внимание распространялось на деятельность Университета, Академии наук, Вольного экономического общества. Церкви. Хорошо зная историю Православия, Великая княгиня вела долгие богословские беседы с епископом Порфирием Успенским, а также с архиепископом Иннокентий Херсонским. Последний вспоминал, что был «удивлён и почти унижен», когда великая княгиня захватила его некоторыми вопросами врасплох, так что он был вынужден попросить время для поиска ответов. «Чтобы познакомить иностранцев с красотою и глубиною нашего богослужения и облегчить принявшим православие понимание наших молитв», Елена Павловна заказала перевод и издание на французском языке литургии Святого Иоанна Златоуста, краткого молитвослова и покаянного канона Андрея Критского. Позже при её помощи была возведена Петропавловская церковь в Карлсбаде.

Елена Павловна обладала изысканным, утонченным вкусом. По воспоминаниям Модеста Корфа, её двор представлял собой «соединение в одно прекрасное целое всех обаяний роскоши, изобретений воображения и изящного вкуса… …Для достойного описания этого праздника надо было совокупить живопись с поэзией, кисть Брюллова с пером Пушкина».

И с тем, и с другим Великую княгиню связывали дружеские узы. Пожалованный в камер-юнкеры Пушкин писал жене: «Я поехал к её величеству на Каменный остров в том приятном расположении духа, в котором ты меня привыкла видеть, когда надеваю свой великолепный мундир. Но она была так мила, что я забыл и свою несчастную роль и досаду». 8 января 1835 года Александр Сергеевич отмечал в дневнике: «Великая княгиня взяла у меня «Записки Екатерины II» и сходит от них с ума». Эти «Записки» были запрещены для чтения членам Императорской фамилии. Пушкин нередко бывал на праздниках Елены Павловны, беседовал с нею на самые разные темы. Однажды он прочитал ей экспромт под названием «Циклоп»:

    Язык и ум теряя разом,

    Гляжу на вас единым глазом:

    Единый глаз в главе моей.

    Когда б судьбы того хотели,

    Когда б имел я сто очей,

    То все бы сто на вас глядели.

Великая княгиня высоко ценила Гоголя. Его посмертное собрание сочинений было издано на её средства. Гостями её бывали также Тютчев и Тургенев.

В 1857 году Елена Павловна увидела в Риме монументальное полотно А.А.Иванова «Явление Христа народу». Великая княгиня перевезла величайший шедевр русской живописи в Россию и заказала изготовление фотокопий картины. Она много помогала Карлу Брюллову, написавшему один из её портретов, и Ивану Айвазовскому. 

Будучи большой меломанкой, Елена Павловна также поддерживала композиторов, музыкантов, певцов… Михайловский дворец славился своими музыкальными вечерами. При её активном участии были созданы Русское музыкальное общество и первая в России Петербургская Консерватория. На её создание Великая княгиня ежегодно перечисляла крупные пожертвования, в том числе вырученные от продажи лично принадлежавших ей бриллиантов. 

Не обойдены вниманием были и ученые. Путешественник Николай Миклухо-Маклай посвятил Елене Павловне свои исследования о Новой Гвинее. 

Но наук и искусств мало было для необыкновенно одарённой и деятельной натуры этой удивительной женщины. Во второй половине своей жизни она стала принимать участие и в делах государственных. Довольно сказать, что она рекомендовала Императору Николаю кандидатуру А.Н. Муравьева, некогда бывшего её пажом, на пост генерал-губернатора Восточной Сибири, а затем поддерживала его неустанные труды там. Так что в присоединении к России Амура и Уссурийского края есть заслуга и Елены Павловны.  

«Взгляд её на дела был истинно государственным», — отмечал славянофил А.И. Кошелев. 

Неудивительно, что салон Великой княгини постепенно изменялся. Былая роскошь стала много скромнее, на смену балам пришли встречи, на которых обсуждались самые насущные для России вопросы. В них принимали участие как сановники, так и ученые, писатели, «разночинцы», славянофилы и западники, либералы и консерваторы…  Один из посетителей салона на Каменном острове, К.П. Победоносцев свидетельствует: «На вечерах великой княгини встречались государственные люди с учёными, литераторами, художниками». Четверги Елены Павловны посещал даже Император Николай Павлович. «Маленький круг делает большой вред; он суживает горизонт, он развивает предрассудки; из твердости правил он зарождает упрямство, — говорила Великая княгиня графине Блудовой. — Для сердца нужно водиться только с друзьями, но для ума нужны элементы новые, нужно противоречие. Надобно знать, что делается и вне вашего дома. Поверьте, нет такого тупого или невежественного человека, от которого бы нельзя было узнать чего-нибудь полезного, если хочешь дать себе труд поучиться». Д.А. Милютин вспоминал, что в обществе Елены Павловны «всякий чувствовал себя… свободно, непринужденно». 

В 50-е годы Михайловский дворец становится, по словам К.П.Победоносцева, «стал центром, в котором разрабатывался план желанной реформы, к которому собирались люди ума и воли, издавна замышлявшие и теперь подготовлявшие её». Редакционная комиссия по подготовке отмены крепостного права заседает и даже живет на Каменном острове. Ярая сторонница отмены крепостничества, Великая княгиня прочла множество трудов на эту тему. Будучи обладательницей крупных поместий в Полтавской губернии, она решила поставить первый эксперимент на себе и освободить крестьян своего имения Карловка. План она разрабатывала лично совместно с управляющим, бароном Энгельгартом. Согласно нему крестьяне освобождались вместе с земельным наделом, за который должны были внести выкуп. Как ни странно намерение Великой княгини не встретила энтузиазма не только у её венценосного племянника Александра Второго, но и у вернейших единомышленников, П.Д.Киселёва и Н.А.Милютина. Они рекомендовали Елене Павловне повременить с личными реформами. Император не утверждал её план в отношении собственного имения целых три года… А потом утвердил реформу общегосударственную и наградил тётку золотой медалью «Деятелю реформ». Знаменитый юрист А.Ф.Кони называл Великую княгиню «главной и, во всяком случае, первой пружиной освобождения крестьян».

«У нее ум мужской, а душа женская», — говорила о Елене Павловне графиня Блудова. Женской душе близко было поприще милосердия. Императрица Мария Федоровна, некогда избравшая принцессу Шарлотту в жёны младшему сыну, умирая, вверила ее попечению повивальный и Мариинский женский институты. Елена Павловна прибавила к ним училище святой Елены, впервые устроенное без принятия во внимание сословных различий воспитанниц, Елисаветинскую детскую больницу и детские приюты Елисаветы и Марии в память умерших дочерей. 

Но главным делом Великой княгини стала организация первого в мире корпуса фронтовых сестер милосердия. Великий хирург Н.И. Пирогов впоследствии недоумевал, почему родоначальницей этого явления считают – и даже в России – англичанку…

Их знакомство состоялось ещё в 1847 году. Пирогов вернулся в столицу с Кавказа, где впервые с успехом испытал хлороформ при проведении ампутаций. С этим открытием он, не озаботившись переодеванием, пришёл на приём к военному министру Чернышеву. И был сразу обруган им за неподобающий наряд. Великий хирург получил строгий выговор. Нервы Николая Ивановича сдали и он готов был покинуть Россию, но тут в дело вмешалась Елена Павловна, которая не могла допустить, чтобы Отечество потеряла столь выдающегося ученого. Она пригласила Пирогова к себе, и, как вспоминал он сам, «возвратила мне бодрость духа, она совершенно успокоила меня и выразила своей любознательностью уважение к знанию, входила в подробности моих занятий на Кавказе, интересовалась результатами анестизаций на поле сражения. Ее обращение со мною заставило меня устыдиться моей минутной слабости и посмотреть на бестактность моего начальства как на своевольную грубость лакея».

С началом Крымской войны хирург обратился к начальству с прошением отправить его в действующую армию. Не получив ответа, он написал Елене Павловне и был тотчас принят ею. На этой встрече Великая княгиня изложила Николаю Ивановичу «гигантский план основать организованную женскую помощь больным и раненым на поле битвы, предложив мне самому избрать медицинский персонал и взять управление всего дела. Никогда я не видел великую княгиню в таком тревожном состоянии духа, как в этот день, в эту памятную для меня аудиенцию. Со слезами на глазах и с разгоревшимся лицом она несколько раз вскакивала со своего места, как будто бессознательно прохаживалась большими шагами по комнате и говорила громким голосом: «И зачем вы ранее не обратились ко мне, давно бы ваше желание было исполнено, и мой план тогда тоже давно бы состоялся… Как можно скорее приготовьтесь к отъезду… времени терять не следует»». На другой день Великая княгиня и великий хирург уже обсуждали детали создания женской службы — с перевязочными пунктами и подвижными лазаретами. 

Свой дворец Елена Павловна обратила в медицинский склад. Как вспоминает графиня Блудова, «взявшись помочь раненым и больным, она позаботилась о том, чтоб все было доставление верно, и скоро и сохранно… Все отправления транспортов были… материально обеспечены, и нравственно, так сказать, застрахованы ее заботливыми распоряжениями… Госпитальные принадлежности уже не гнили и не залеживались на пути. Хины у нас было слишком мало. Великая княгиня воспользовалась своими сношениями за границей и через брата своего, принца Августа, выписала в это время громадное количество хины из Англии. Везде, где была потребность, она узнавала о лучшем способе удовлетворения и к этому способу прибегала с неутомимой деятельностью и умением. Все в ее дворце работали по ее примеру. Внизу тюки принимались, разбирались, уставлялись, распределялись; вверху у фрейлин — свои и посторонние шили, кроили, примеряли, делали образцы чепцов, передников, воротников для сестер, записывали их имена. В конторе, с раннего утра и до поздней ночи, принимали ответы. Посылали отзывы, писали условия с подрядчиками, с врачами, с аптекарями. У самой великой княгини являлись лица, нужные для этой новой деятельности, составлялся устав и инструкции для общины сестер милосердия Воздвижения Креста». 

Вместе с Пироговым они уговорили встать во главе Крестовоздвиженской общины Екатерину Михайловну Бакунину. Именитая аристократка, выросшая в холе и неге, имевшая большое влияние в высших сферах, Бакунина всецело посвятила себя заботе о больных и раненых, работая в лазаретах, как простая сиделка, объезжая самые отдалённые госпиталя, лично проверяя запас медикаментов и провианта. Екатерина Михайловна сочетала в себе огромную силу воли и великое смирение. Кроткая, терпеливая и любящая с ранеными и сестрами, она была требовательной и строгой начальницей, наводившей страх на госпитальное начальство, не терпящий никаких оправданий нерадивости. «Вы единственная, которая может быть призвана (на высокий пост настоятельницы)… — писала ей Елена Павловна. – У Вас хватит мужества исполнять это призвание во всей полноте… Я обращаюсь к Вашему сердцу!» Бакунина всецело оправдала надежды высокой покровительницы.

Уже после войны Великая Княгиня поручила Екатерине Михайловне организовать и устроить жизнь постоянной, не только для нужд войны, но для мирного времени, общины сестёр милосердия. Стараниями Бакуниной Крестовоздвиженская община стала образцом для последующих учреждений такого типа.

Во время же подготовки к отъезду на фронт сестры в целях медицинской практики прошли курс обучения при больницах, оказывая помощь при операциях и в последующем лечении. Елена Павловна сама нередко присутствовала на операциях, помогала при перевязках больным, находя необходимые ободряющие слова, а порой и осуществляла финансовую поддержку пациентам.

Создавая Крестовоздвиженскую общину, Великая княгиня обратилась с призывом к женщинам, не имеющим семей и желающим послужить делу милосердия на фронте. Откликнулись сотни девушек и вдов. «Октября 25-го 1854 г. был утвержден устав Крестовоздвиженской общины, 5 ноября после обедни растроганная великая княгиня сама надела каждой из первых 35-ти сестер крест на голубой ленте, а 6-го они уже уехали, — вспоминал Кони. — За первым отрядом последовал ряд других, и так возникла первая в мире военная община сестер милосердия. В этом деле Россия имеет полное право гордиться своим почином. Тут не было обычного заимствования «последнего слова» с Запада — наоборот, Англия первая стала подражать нам, прислав под Севастополь недавно умершую мисс Найтингель, со своим отрядом».

Более двухсот сестёр милосердия отправились на фронт за время войны. 29 из них погибли.

Заслуги Елены Павловны были всё же признаны в мире. В 1896 году основатель Международного Комитета Красного Креста Анри Дюнан заявил: «…если сегодня Красный Крест охватывает мир, то это благодаря примеру, поданному во время войны в Крыму Ее Императорским Высочеством Великой княгиней Еленой Павловной…»

В последние годы жизни она была занята идеей устройства лечебного заведения, в котором врачи могли бы совершенствоваться в практической деятельности и которое, в то же время, могло стать объединяющим центром для научной и учебной деятельности врачей. Для его создания Великая княгиня получила надел земли в центральной части Петербурга, но увидеть реализацию своего замысла не успела. «Клинического института Великой Княгини Елены Павловны» (Еленинский клинический институт), на создание которого она завещала 75 000 рублей, откроется в 1885 году. Её начинание доведут до конца дочь, Екатерина Михайловна, принявшая на свое попечение все благотворительные проекты матери, и личный врач, профессор Э.Э. Эйхвальд.

Самой Елены Павловны не стало 12-ю годами раньше. Она умерла в 1873 году. «Сегодня скончалась почти внезапно после трёхдневной болезни Великая Княгиня Елена Павловна, — записал в день её кончины министр внутренних дел Валуев. — Последняя представительница предшедшего царственного поколения угасла. В её лице угас блистательный умственный светильник. Вторая половина жизни покойной была ознаменована разнообразными видами деятельности и многочисленными оттенками разных влияний. В её дворце происходил роковой разговор Императора Николая с английским посланником (Гамильтоном-Самуром), который оказался предисловием к Восточной войне. В том же дворце пребывала несколько лет сряду Адулламская пещера известных деятелей Редакционной комиссии по крестьянскому делу Н. Милютина, князя Черкасского, Ю. Самарина… В нём … встречались представители главных стихий петербургского мира – от членов Императорского Дома до приезжих литераторов и артистов… Ни одна из областей человеческих знаний и искусств ей не была чуждою. Она покровительствовала многому и создала многое».

Русская Стратегия

http://rys-strategia.ru/news/2023-02-01-16224