Венок на могилу Фёдора Артуровича Келлера. Крестный путь

Итак, Фёдор Артурович Келлер 6 марта 1917 года направил Николаю Второму телеграмму, в которой предлагал подавить революцию силами своего корпуса, но ответа на своё предложение так и не дождался. Тем временем новые «хозяева» страны постарались избавиться от «слишком» консервативного военного, в результате чего граф Келлер, дважды георгиевский кавалер и ветеран двух войн, оказался в ссылке в Харькове.

В Харькове Фёдор Артурович, как сообщает современный исследователь Белого Движения Андрей Кручинин, вёл уединённый образ жизни. Время своего вынужденного бездействия он посвятил… написанию мемуаров о Первой Мировой войне. Остановимся на этом факте. Возможно, это и было формой психологической защиты, попыткой не сойти с ума… если бы речь  шла не о Келлере, характер которого мы хорошо знаем. Логичнее предположить,что, несмотря на катастрофу, постигшую страну, Келлер продолжал верить в её грядущее возрождение и освобождение. А веря — понимал, что после освобождения в возрождённой России осмысление опыта Первой Мировой войны будет очень востребовано. За плечами же Келлера имелся богатый опыт успешных боевых операций, в которых он на полную силу использовал возможности вверенных ему войск и собственные наработки по части их обучения. Став ещё до войны популярным военным теоретиком, Келлер оставался им и теперь. И лишившись возможности работать шашкой, стал работать пером.

Весной 1918 года большевики заключили предательский Брест-Литовский мир. Территория Украины по этому договору отходила к немцам, причём восточную границу «Украины» немцы провели так, как им было выгодно, включив в состав оккупационной зоны русский Донбасс. В Харьков пришли немецкие войска. Графа Келлера возмущал вид вражеских солдат на улицах, а ещё больше возмущала собственная беспомощность: будь у него сейчас под рукой его корпус, ни одной немецкой каски мигом бы не осталось в Харькове — всю войну Келлер успешно бил этих заносчивых «представителей цивилизованного мира», считавших русский народ «неисторическим». Но русская армия давно была развалена революционными экспериментами, а здесь, в Харькове, у Келлера не оставалось ни единого верного человека. Келлер ещё сильнее замкнулся в себе. Генералу Б.И. Казановичу, разыскавшему его в июне, Фёдор Артурович сказал, что почти не выходит на улицу, ибо не выносит вида немецких касок.

Немецкие оккупанты на Украине

Тем более решительно отверг Келлер приглашения некоторых монархистов, начавших под эгидой немцев формировать всевозможные «монархические армии» численностью меньше батальона. Воевать за возрождение монархии Келлер был готов  в любую минуту — но не под покровительством чужеземных захватчиков. Он уже тогда, в безумном 1918 году, понимал то, что некоторые наши «монархисты» нежелают понимать до сих пор: никакие внешние враги России, что бы они ни говорили икакими бы именами ни прикрывались, законной монархии русским людям не дадут. Им не нужен самодержавный царь, несущий всю полноту ответственности перед Богом за Россию — ибо такой царь обречён быть патриотом. Им нужна послушная марионетка в декоративной короне, которая увековечит их владычество над русскими территориями и грабёж русских ресурсов, освятит этот грабёж силой религиозного авторитета. Немцам не нужен Николай Второй или его законный наследник — им нужно второе издание Гришки Отрепьева. А в эти игры Келлер, немец по крови, но русский по духу, играть не собирался.

Когда в Киеве возникла группа «Наша Родина» во главе с герцогом Лейхтенбергским (он был известен своей безоглядно прогерманской ориентацией) и приступила к формированию «Южной Армии», Келлер  отнёсся к этой идее скептически. В частности,  своему бывшему подчинённому полковнику Топоркову Келлер советовал не носить шеврон «Южной Армии», «чтобы не быть скомпрометированным впоследствии». «Наша Родина» платила графу той же монетой, даже не рассматривая вопрос о возглавлении «южной армии» Келлером. Формально — из-за немецкой фамилии графа, фактически же — из-за его принципиальной антинемецкой позиции.

Примерно в это же время Келлер услышал (вероятнее всего, от Казановича) о созданной на Дону Корниловым и Алексеевым Добровольческой Армии и её первых успехах в борьбе против большевиков. Келлер и сам рвался принять участие в Белом Движении, однако неопределённость лозунгов ДобрАрмии его смущала, а личность Корнилова — человека, как считал Келлер, ярко выраженных демократических убеждений, участвовавшего в аресте царской семьи — не внушала доверия. Келлер слишком хорошо помнил, каким развалом обернулись демократические лозунги в армии, и не хотел повторения. К тому же он оставался убеждённым монархистом и столь же убеждённым сторонником Николая Второго. В конце концов, Келлер решился написать Алексееву, которого, несмотря на всё произошедшее, он продолжал уважать и ценить. А затем — и нанести визит в освобождённый ДобрАрмией Екатеринодар. Вокруг этого визита и этой переписки нагорожено много домыслов, мифов и откровенных сплетен. Я уже касался этой темы, повторяться особого смысла не вижу. Скажу лишь, что вопрос о присоединении Келлера к Добровольческой Армии имел отнюдь не только идеологическое измерение. Да, в том 1918-м Келлер и Алексеев не смогли договориться между собой о лозунгах, хотя Алексеев на какое-то время под влиянием Келлера и собирался поднять монархическое знамя. Однако помимо всех разногласий существовала и ещё одна трудность: в маленькой Добровольческой Армии, которой руководил генерал-лейтенант (!!!) просто не существовало должности, пригодной для генерала Келлера. Это Врангель, начинавший Первую Мировую командиром эскадрона, в случае необходимости готов был снова пойти на эскадрон. Назначать же командиром эскадрона или ставить в строй рядовым бойцом такого полководца, как Келлер, было нерациональным расходованием человеческих ресурсов. И даже инспектором всей добровольческой кавалерии его было не назначить — ибо Келлер рвался к боевой деятельности, а не к синекурам. Уступать же ему руководство всем делом тоже представлялось опасным — многих ветеранов-первопоходников, проникшихся доверием к своим старым командирам, это могло бы оскорбить. Вспомним, что назначение командующим Добровольческой Армией Врангеля несколько месяцев спустя едва не привело к отставке первопоходника Казановича. В общем, появление в Екатеринодаре Келлера ставило перед Деникиным и Алексеевым сложную кадровую задачу, решения которой они тогда найти не смогли.

Впрочем, пару слов о разногласиях между Келлером и руководством Добровольческой Армии я всё же скажу. Суть этих разногласий сводилась к тому, что Фёдор Артурович требовал немедленного и открытого провозглашения монархического лозунга, в то время, как Алексеев и Деникин полагали этот лозунг до свержения большевизма несвоевременным, будучи при этом убеждены, что Россия естественным ходом своей истории подойдёт к восстановлению монархии. Опасения Келлера, что немцы могут разыграть «монархическую карту» в ущерб национальным интересам России и делу Добровольческой Армии, имели под собой основания. Но идеи Келлера к августу 1918 года, когда был освобождён Екатеринодар, безнадёжно устарели. 17 июля 1918 года законный император Николай Второй, верность которому столь трогательно и бескомпромиссно провозглашал Келлер, был уже убит большевиками. Вместе с ним были уничтожены все, кто мог бы, хотя бы теоретически, считаться законным наследником — дети и брат низложенного императора. Из оставшихся в живых великих князей ни один не имел безусловного права на престол, а главное — все они так или иначе запятнали себя участием в февральском перевороте. И отнюдь не случайно впоследствии, за границей, монархическая эмиграция никогда не представляла из себя единого целого, разделившись на противоборствующих друг другу сторонников великого князя Кирилла Владимировича, провозгласившего себя «императором всероссийским», и не признающих Кирилла сторонников великого князя Николая Николаевича, старейшего в роду. Открытое провозглашение монархического  лозунга при отсутствии «конкретного имени» (а Келлер и сам утверждал, что «собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определённому лицу») только привело бы к внутренним распрям внутри антибольшевистского лагеря, что грозило поражением, столь же безоговорочным, сколь и бесславным. Принципиально, в теории — позиция Келлера была более правильной и справедливой, нежели позиция Алексеева. Но эта позиция к августу 1918 года уже становилась абстрактным идеализмом, пребывавшим вне времени. Стремление же Алексеева и Деникина к возрождению России через свержение большевиков, военную диктатуру и пресловутое «народное волеизъявление» после успокоения страны (примечательно, что способ этого «волеизъявления» ни Деникин, ни Алексеев не конкретизировали, так что причин обвинять их в приверженности к умозрительному либерализму нет никаких оснований), хоть и давало формальный повод отождествлять их с «февралистами» (при том, что как Алексеев, так и Деникин в период между Февралём и Октябрём с февралистами активно боролись), представляется более соответствующим тогдашним реалиям. В конечном итоге, даже такой безукоризненный монархист, как М.К. Дитерихс, провозгласивший монархический лозунг во Владивостоке, не нашёл ничего другого, кроме апелляций к будущему Земскому Собору. Келлер уехал из Екатеринодара разочарованным — но в основе этого его разочарования, увы, лежала его собственная неправота.

Командование Добровольческой Армии
в августе 1918 г. — А.И. Деникин и М.В. Алексеев

Вместе с тем, противоречия между Келлером и Добровольческой Армией не стоит и абсолютизировать. Да, договориться они не смогли, но разногласия между ними носили тактический характер — о своевременности или несвоевременности провозглашения тех или иных лозунгов. Стратегически же цели их сходились. Как Келлер, так и руководство Добровольческой Армии полагали необходимой бескомпромиссную борьбу против большевиков. Как Келлер, так и руководство Добровольческой Армии считали неприемлемым сотрудничество с немецкими оккупантами, и само письмо Келлера Алексееву, которое так любят цитировать современные ненавистники Белого Движения, было написано не в последнюю очередь именно из опасения, что немцы в своей борьбе против национальной России могут разыграть монархическую карту. Наконец, как Келлер, так и руководство Добровольческой Армии полагали необходимым объединение усилий всех антибольшевистских формирований для совместной борьбы. Келлер не вступил в Добровольческую Армию — для этого имелись как субъективные, так и объективные причины. Но Келлер получил добро от генерала Деникина на формирование собственной армии. И примечательно, что свою кандидатуру в качестве командующего этой армии Фёдор Артурович счёл необходимым согласовать с Деникиным. Таким образом, говорить об участии Келлера в Белом Движении мы можем со всей определённостью.

Фёдор Артурович возвращается в Харьков. Ситуация на Украине к этому времени начинала радикальным образом меняться. Пришедший к власти при содействии немецких оккупантов гетман Скоропадский, сумевший на какое-то время обеспечить им требуемую стабильность политического режима (а заодно — приютивший большое количество русских офицеров, спасавшихся от большевистского террора) так и не сумел сформировать под своим началом полноценную боеспособную армию (в значительной степени — из-за того, что в существовании такой армии немцы не были заинтересованы). А сама Германская империя доживала последние дни, и перспектива её поражения в Мировой войне в самое ближайшее время вырисовывалась вполне отчётливо. Означать это могло только одно: в скором времени Скоропадский должен был лишиться последней своей опоры. А против него собирались силы украинских национал-сепаратистов во главе с Петлюрой. Келлер понимал, что Петлюра — сознательный враг России. Но и в Скоропадском чёткой пророссийской ориентации не видел, полагая его, пусть умеренным, но всё же сепаратистом и ставленником немцев. Сражаться же против одних сепаратистов рука об руку с другими сепаратистами же противоречило его принципам (вспомним, что даже в Добровольческой Армии он отказался служить). И когда в октябре Келлера навестили несколько депутатов бывшей Государственной Думы, предложив ему возглавить формируемые во Пскове белогвардейские отряды, Фёдор Артурович с радостью за эту возможность ухватился. Эти белые отряды Келлер планировал объединить в Северо-Западную монархическую армию. Примечательно, что Келлер немедленно телеграфировал генералу А.И. Деникину: «Признаете ли Вы меня командующим Северной Псковской монархической армией или мне следует сдать эту должность? Если признаете, то с какими полномочиями? Необходимо разрешение принять меры к охране разграбляемых в Малороссии военных складов, воспользоваться украинскими кадрами и продолжать формирование, для чего необходим немедленный отпуск денег, которые можно добыть в украинском правительстве». Таким образом, говорить о каком бы то ни было противостоянии Келлера Добровольческой Армии не приходится. Новую армию Келлер планировал формировать не в противовес Добровольческой, а в тесном союзе с ней и в согласии с её командованием. Согласие было немедленно получено — и Келлер приступил к формированию штаба.

Около 30 октября (старого стиля) 1918 года Келлер выпустил воззвание под красноречивым заголовком «Призыв старого солдата», в котором, обращаясь к русским офицерам, писал (текст приводится в статье Андрея Кручинина): «Во время трех лет войны, сража­ясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал час­то рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою и сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков. За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы – настало время исполнить свой долг. Время терять некогда – каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью впе­ред за Веру, за царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

Одно из последних фото
Фёдора Артуровича Келлера

12 ноября 1918 года Келлер приехал в Киев, где продолжил набирать офицеров для Северо-Западной Армии. Там же Фёдор Артурович придумал и эмблему этой армии — нарукавную нашивку в форме православного восьмиконечного креста (впоследствии такая нашивка использовалась в Западной Добровольческой армии П.Р. Бермондт-Авалова). Из Киева он направляет генерала А.Н. Розеншильд-Паулина в Яссы на переговоры с союзниками по Антанте. Розеншильд должен был решить с союзниками вопрос о кредитовании своих войск, а также просить о занятии англо-французскими флотами портов Ревеля и Либавы. Келлер также рассчитывал, что в распоряжение его будущих войск будут переданы склады с военным имуществом во Пскове, Двинске и Вильно, оказавшиеся под контролем немецких оккупационных властей. Казалось, что мечта о монархической армии обретает конкретные очертания. Келлер был полон оптимизма: «Мы с тобой через два месяца поднимем императорский штандарт над Кремлём!» — говорил он генералу Кислицыну. Уже к середине ноября Келлер счёл свою работу по формированию новой армии законченной, а себя — готовым убыть к новому месту службы. За несколько дней до его предполагаемого отъезда киевский митрополит Антоний (Храповицкий) отслужил молебен в Киево-Печерской лавре о даровании победы Келлеру и преподал генералу своё благословение.

Увы, планам Келлера в очередной раз не суждено было сбыться. Если бы у него получилось прибыть во Псков, он нашёл бы там только небольшие и разрозненные партизанские отряды, всецело зависимые от немцев и не признающие ни дисциплины, ни собственного командования. Члены же «Совета обороны Северо-Западной области», предложившие ему возглавить свою армию, привезли во Псков откровенную фальшивку за «подписью» графа, в которой тот признавал право «совета» назначать и смещать командующего и полную подконтрольность армии этому самому «совету». Можно себе представить возмущение и разочарование Келлера, попадись этот совершенно «февралистский» по духу «документ» в его руки!

Келлер так и не узнал о том, что едва не сделался тем, чем он становиться ни при каких обстоятельствах не желал — «удобным» знаменем в политических игрищах немецких оккупантов, ширмой для прикрытия вражеских геополитических происков. Первая Мировая война закончилась, немецкие войска эвакуировались с Украины — и тут оказалось, что гетман Скоропадский остаётся, по сути, один перед лицом восставших против него петлюровцев. Защищать Киев гетману было нечем. И, как утопающий хватается за соломинку, Скоропадский ухватился за Келлера и его офицерские дружины.

Гетман предложил Фёдору Артуровичу должность главнокомандующего «всех вооружённых сил, действующих на территории Украины». Всех — а стало быть, не только собственно украинских. Отказ означал бы предать Киев на разграбление бандам сепаратистов, отдать без боя на поругание древнерусские православные святыни. И поскольку гетман теперь уже не был формально связан с оккупантами (немецкая оккупация Украины прекращалась), Келлер ответил согласием.

Гетман Павло Скоропадский

Как Андрей Кручинин, так и Руслан Гагкуев сходятся в том, что Фёдор Артурович воспринял предложение Скоропадского как начало давно чаемого объединения всех антибольшевистских сил на Юге России. И примечательно, что о своём новом назначении граф не преминул поставить в известность Деникина, верховное руководство которого он недавно фактически признал. Чтобы русские офицеры, не питавшие симпатий к Скоропадскому, не уклонились от этого объединения, Келлер издал приказ, в котором писал: «До сведения моего дошло, что некоторые из призванных… отказываются принимать участие в подавлении настоящего восстания, мотивируя это тем, что они считают себя в составе Добровольческой армии и желают драться только с большевиками, а не подавлять внутренние беспорядки на Украине. Объявляю, что в настоящее время идет работа по воссозданию России, к чему стремятся Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астраханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим начальством. На основании этого все работающие против единения России почитаются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна, а не желающие бороться будут предаваться военно-полевому суду». Помимо мобилизации всех имеющихся на Украине патриотических сил на борьбу с петлюровцами, этот приказ должен был пресечь панические слухи, которые поползли было по городу. Одновременно Келлер решительно пресёк слухи о готовящемся, якобы, в Киеве погроме: «Все, кто любит Родину и стремится к ея воссозданию, будут всеми сила­ми поддерживаться правительством, враги же порядка и спокойствия бу­дут преследоваться беспощадно – ни национальность, ни политиче­ские взгляды роли в этом играть не могут и не должны», — писал он в другом своём приказе.

Решительность Келлера возымела действие. Вскоре «сердюки» — личная гвардия Скоропадского, набранная преимущественно из юнкеров и кадет, перешли в наступление и не только отбросили от Киева пропетлюровские части «сечевых стрельцов» (украинские формирования, созданные австро-венграми и принимавшие участие в Первой Мировой войне на их стороне), но и захватили у них четыре орудия. Келлер лично вёл своих новоявленных бойцов в атаку, опираясь на трость.

Поддержал Келлера и Деникин. «Генерал Ломновский имел от меня общее указание предоставить добровольческие отряды в оперативном отношении высшей украинский власти (т.е. Келлеру — М.М.) в интересах борьбы и спасения Малороссии от большевизма», — вспоминал Антон Иванович.

Вскоре после своего назначения Келлер образовал Совет обороны, в который вошли представители различных монархических группировок. Эти представители с большим трудом удержали графа от немедленного официального провозглашения монархического лозунга. Поскольку вся территория Украины распоряжением Скоропадского объявлялась театром военных действий, Келлер счёл, что назначение его главнокомандующим означает передачу в его руки диктаторских полномочий. Однако 26 ноября к нему явились представители украинского «правительства» и заявили, что он «неправильно понимает существо своей власти» и «говорит об единой России, игнорируя вовсе Украинскую державу». В итоге Скоропадский издал приказ о его отставке.

Келлер, считая подобное решение губительным, а немедленное провозглашение военной диктатуры — единственным способом остановить петлюровцев, ушёл, «громко хлопнув дверью»: в своём прощальном приказе он объявил по армии, что готов положить свою голову только для воссоздания великой нераздельной единой России, а «не за отделение от России  федеративного государства». К этому времени под командованием графа находились полторы тысячи вполне боеспособных войск — менее полка мирного времени, но при надлежащем руководстве и эта сила могла бы дать отпор недисциплинированным ордам петлюровцев. Увы, Келлер, похоже, был единственным человеком в Киеве, кто реально готов был драться и понимал, ради чего он дерётся. 14 декабря 1918 года в Киев практически без боя вступили петлюровцы. Ни Скоропадский, ни назначенный им на место Келлера князь Долгорукий не только не смогли организовать отпор, но попросту бежали из города, переодевшись немецкими офицерами.

В этих условиях группа офицеров явилась к Келлеру и вновь, уже по собственной инициативе, предложила ему командование. Возглавив небольшой добровольческий отряд, Келлер выдвинулся с ним к Крещатику, где наткнулся на передовые части петлюровцев и дал им бой, завершившийся вничью, несмотря на громадное численное превосходство бандитов. После боя Келлер отвёл свой поредевший отряд в Михайловский монастырь и там распустил. Ничего другого ему не оставалось. Лишь несколько наиболее верных офицеров оставались с Фёдором Артуровичем.

Михайловский монастырь в Киеве. Современное фото.
На сегодняшний день монастырь захвачен еретическим «киевским патриархатом».

О дальнейшем Руслан Гагкуев и Сергей Балмасов пишут: «Вечером того же дня (14 декабря 1918 года — М.М.) к нему приехал майор германской армии, предложивший ему укрыться в немецкой комендатуре, где его жизнь была бы в безопасности. Федор Артурович отказался. Находившийся в тот вечер с ним Н. Д. Нелидов вспоминал, что несмотря на это «мы вывели графа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды». По просьбе немецкого майора на Келлера накинули германскую шинель, а его огромную папаху заменили фуражкой. Однако когда майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза, Федор Артурович «с гневом сбросил с себя шинель и сказал: «Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего он повернулся и ушел обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения». Честь русского офицера оставалась для него абсолютным понятием.

Вскоре после этого Фёдор Артурович был арестован петлюровцами вместе с двумя своими адъютантами — полковником А.А. Пантелеевым и ротмистром Н.Н. Ивановым. Около недели их продержали под арестом, пока германское командование не потребовало перевести генерала в Лукьяновскую тюрьму. Возможно, немцы, оставаясь прежде всего военными, искренне пытались спасти прославленного воина от неминуемой расправы. А возможно — просто заполучить его в свои руки, чтобы снова попытаться перетянуть на свою сторону, и тем самым — дискредитировать в глазах русских патриотов. Сейчас мы уже никогда не узнаем об этом. Важно другое: петлюровцы выпускать из своих когтей такого опасного, а главное — идейного врага, как граф Келлер, не собирались. В 4 утра 21 декабря 1918 года Келлера и его адъютантов вывели из тюрьмы и на Софийской площади Киева, возле памятника Богдану Хмельницкому, убили предательсткими выстрелами в спину. Символично: великий русский патриот пал смертью мученика у памятника того, чьими усилиями Украина была возвращена в состав России. И убит он был именно за то, что не соглашался на отделение Украины от России. За верность идеалам Хмельницкого, беспомощно взиравшего с пьедестала на совершающееся беззаконие.

Софийская площадь в Киеве — место убийства графа Келлера

Петлюровцы настолько боялись авторитета графа Келлера, что следовать за гробом умученного генерала разрешили лишь ближайшим родственникам. Генерала похоронили на Лукьяновском кладбище Киева под чужим именем. Е.М. Коновалец после уверял, что убийство Келлера было совершено без ведома Директории. Факты, однако, таковы, что конвоиры, совершившие это злодеяние, носили форму сечевых стрельцов — самого дисциплинированного формирования петлюровской «армии». А руководила убийством непосредственно петлюровская контрразведка.

Хотелось бы верить, что настанет день, когда в Киеве благодарными потомками будет воздвигнут памятник генералу Келлеру. Пока же никто не помешает нам помянуть за упокой злодейски убиенного раба Божия воина Феодора.

https://mikhael-mark.livejournal.com/827839.html?ysclid=lqlcbfuh29169503759