26 октября 1920 года, во время заседания правительства Юга России в Севастополе, генерал Врангель получил срочную телеграмму в которой ген. Кутепов сообщал о прорыве красными Перекопских позиций. То, чего опасалось Белое Командование, но не хотело верить, произошло. Шаг за шагом отходила Белая Армия к черноморским портам, оставляя за собой кровавый след. А за Белыми, предвкушая дикую расправу и кровавый пир, рвались большевистские полчища, все еще надеясь отрезать армии генерала Врангеля путь к отступлению.
Этого не произошло. И разнузданные красные орды ворвались в опустевший Севастополь и другие города Крыма. Нужно было отомстить кому-то, выместить свою злобу хотя бы на тех, кто дышал одним воздухом с Белыми. И началось зверское уничтожение невинного населения не знающее прецедента в истории человечества. Тех, кого по каким то причинам, не успели ликвидировать выслали на далекий север, а остальных начали морить голодом. Почти 3 года после ухода Белых из Крыма, люди умирали от истощения. Человеческий разум отказывается понимать такое безрассудное зверство и верить этому. Но не верить невозможно! Слишком много было свидетельств и улик, чтобы хотя бы на момент усомниться. У пишущего эти строки в Севастополе умерли от голода две престарелые тетки и старая няня, простая русская крестьянка, вынянчившая деда автора. Через три дня после прорыва Перекопских позиций, 29 октября генерал Врангель подписал Приказ Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской Армией. 29 октября 1920 года.
«Русские люди. Оставшаяся одна въ борьбъ съ насильниками, Русская армия ведетъ неравный бой, защищая послъдний клочекъ русской земли, где существуетъ право и правда. Въ сознании лежащей на мнъ ответственности, я обязанъ заблаговременно предвидеть всё случайности. По моему приказанию уже приступило къ эвакуациии посадке на суда въ портахъ Крыма всъхъ, кто разделялъ съ армией ея крестный путь, семей военнослужащихъ, чиновъ гражданскаго ведомства, съ ихъ семьями, и отдельныхъ лицъ, которымъ могла бы грозить опасность въ случае прихода врага. Армия прикроетъ посадку, памятуя, что необходимыя для ея эвакуации суда также стоятъ въ полной готовности въ портахъ, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга передъ армией и населениемъ сделано все, что въ пределахъ силъ человеческихъ. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кромъ Крыма, у насъ нетъ. Нетъ и государственной казны. Откровенно, какъ всегда, предупреждаю всехъ о томъ, что ихъ ожидаетъ. Да ниспошлетъ Господь всемъ силы и разума одолеть и пережить русское лихолътье. Генералъ Врангель»
Одновременно было выпущено сообщение правительства:
«Въ виду объявления эвакуации для желающих офицеровъ, другихъ служащихъ и ихъ семействъ, правительство Юга Россш считаетъ своимъ долгомъ предупредить всехъ о техъ тяжкихъ испытанияхъ, какия ожидаютъ выезжаюшихъ изъ пределовъ России. Недостатокъ топлива приведетъ къ большой скученности на пароходахъ, причемъ неизбежно длительное пребывание на рейде и въ море. Кромъ того совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающихъ, такъ какъ ни одна изъ иностранныхъ державъ не дала своего согласия на принятие эвакуированныхъ. Правительство Юга Россш не имеетъ никакихъ средствъ для оказания какой либо помощи какъ въ пути, такъ и въ дальнейшемъ. Все заставляетъ правительство советывать всемъ темъ, кому не угрожаетъ непосредственной опасности отъ насилия врага — остаться въ Крыму»
Что касается войск и всех военнослужащих, то им Главнокомандующий предоставил полную свободу выбора. Все оставшиеся из этой категории лица были немедленно арестованы и расстреляны. Спаслись только те, кому удалось скрыться, а таких были единицы. Поздно ночью 29 октября радиостанция Белых в Севастополе приняла большевистскую депешу. Главкомверх «товарищ» Фрунзе предлагал генералу Врангелю сдачу, гарантируя жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем положившим оружие. Генерал Врангель оставил без ответа предложение Фрунзе и приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами. Узнав о предложении Фрунзе Ленин выразил ему свое неудовольствие и потребовал чтобы все враги советской власти в Крыму понесли суровую кару. Ниже мы приводим текст радио-депеши Фрунзе и телеграммы Ленина:
ОБРАЩЕНИЕ КОМАНДОВАНИЯ ФРОНТА К ВРАНГЕЛЮ С ПРЕДЛОЖЕНИЕМ ПРЕКРАТИТЬ СОПРОТИВЛЕНИЕ
11 ноября, 1920 г.
Главнокомандующему вооруженными силами юга России генералу Врангелю. Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь пролитием лишних потоков крови, предлагаю вам прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, военными запасами, снаряжением, вооружением и всякого рода военным имуществом. В случае принятия вами означенного предложения, Революционный военный совет армий Южного фронта на основании полномочий, предоставленных ему центральной Советской властью, гарантирует сдающимся, включительно до лиц высшего комсостава, полное прощение в отношении всех проступков, связанных с гражданской борьбой. Всем нежелающим остаться и работать в социалистической России будет дана возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа на честном слове от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти. Ответ ожидаю до 24 часов 11 ноября. Моральная ответственность за все возможные последствия в случае отклонения делаемого честного предложения, падет на вас.
Командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе. Члены Ревсовета. ЦГАСА.
Сообщение было опубликовано в книге «М. В. Фрунзе на фронтах гражданской войны»
ТЕЛЕГРАММА В. И. ЛЕНИНА РЕВВОЕНСОВЕТУ ЮЖНОГО ФРОНТА
12 ноября 1920 г. шифром По прямому проводу.
РВС Южфронта. Копия-Троцкому. Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и не выпускать ни одного судна. Если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно.
В. И. Ленин.
Ленин., собр. соч., т. 52, стр. 6.
Размеры большевистского террора в Крыму, после ухода ген. Врангеля, превзошли все предвидения, даже крайних пессимистов, и Крым получил название Всероссийского кладбища. Сколько было уничтожено и замучено красными, после ухода всех тех, которые считали себя как-то скомпрометированными перед большевиками и опасались за свою безопасность? Принимая во внимание сообщения самих большевиков, всегда занижавших число своих жертв, можно довольно точно установить их количество. Давая показания Лозанскому суду писатель Шмелев сообщил, что, по большевистским сведениям, число жертв исчисляется в 56 тысяч. А Шмелев был свидетелем важным. Разыскивая своего пропавшего сына, расстрелянного также большевиками в Крыму, он приехал туда в разгар красного террора и пережил голод. На Швейцарском суде писатель заявил, что в Крыму, по сведениям которые он тщательным образом собирал, большевики расстреляли или убили другими способами (вешали, зарубали шашками, топили в море, разбивали головы камнями и т. д.) «больше 120 тысяч мужчин, женщин, старцев, детей».
Редактор «Нового Журнала» и писатель Роман Гуль в одной из глав своей книги «Я унес Россию…» (Сент. 1978) дал приблизительно те же цифры. Вот, что он писал на страницах 23-24 своего журнала:
«Известно, что Бела Кун, венгерский еврей, коммунист, в гражданской войне руководитель интернационалистических отрядов ходил в Кремле на самых верхах»
Бела Кун был послан в Крым не один: С ним «на руководящую работу» (как официально выражаются большевики) приехала «Землячка», псевдоним — женщина (Розалия Семеновна Залкинд), большевичка с 1903 года, фурия большевизма, не имевшая никакого отношения ни к «пролетариату», ни к «беднейшему крестьянству», а происходившая из вполне буржуазной еврейской семьи. Она была кровожадна и беспощадна так же, как и Бела Кун, и Троцкий. В Крыму верховный руководитель террора Бела Кун и его напарница Землячка расстреляли больше 100 тысяч (!) бывших военнослужащих (белых), которым сначала была «дарована амнистия». В это число жертв вероятно не вошли: гражданские лица (как и женщины, дети, старики и т. д.). По сообщению Р. Гуля, профессор Ященко, находясь в эмиграции в Берлине, в 1923 году получил с нарочным письмо из Крыма от «Макса» Волошина, у которого в доме поселился «сам» Бела Кун. К письму были приложены «Стихи о терроре». И можно ли всему выше изложенному удивляться, сомневаться и не верить? Нам хорошо известно крылатое заявление «косоглазого, лысого, картавого сифилитика» Ленина ( Так назвал Ульянова-Ленина великий русский писатель Иван Бунин в своих «Воспоминаниях» (Париж, 1950 г.)
«Пусть 90 % русского народа погибнет, лишь бы 10 % дожили до революции»
Или большевистский лозунг:
«Гимн рабочего класса отныне будет гимном ненависти и мести!»
«Красная Газета» после убийства Урицкого писала:
«Сотнями будем убивать врагов. Пусть будут это тысячи, пусть они захлебнутся в своей собственной крови»
Хотя убийца — Канегиссер был эсером из евреев, растреливали почти что исключительно царских офицеров и бывших военных. Таким образом за «преступление» (конечно с большевистской точки зрения, т. к. мы считаем, что юный Канегиссер был карающей рукой) еврея, левого социалиста, платили своей кровью люди, принадлежавшие к совсем другим мировоззрениям, ничего общего не имевшие с идеологией, которую исповедовал Канегиссер. В 1923-24 годах известный историк и исследователь причин русской смуты С. П. Мельгунов выпустил в Берлине тщательно и детально документированную книгу «Красный террор в России», которая выдержала несколько изданий и была переведена на иностранные языки. К сожалению, про существование этого жуткого, но важного свидетельства чудовищных зверств большевиков в России, мало кто знает. Организованные расстрелы и другого рода убийства массового характера происходили в Крыму:
- Первоначально по регистрационным карточкам,
- Затем по анкетам,
- При помощи массовых облав,
- После арестов по доносам.
Как уже говорилось, абсолютное большинство офицеров и солдат боевых частей Белой армии (в Крыму: Русской армии) не рискнуло и не пожелало остаться на милость красным победителям. Между тем во многих сообщениях и информациях упоминалось о десятках тысячах военных, ликвидированных в Крыму палачами Бела Куна. В действительности, осталось немало людей мобилизованных или добровольно служивших в тыловых учреждениях и по гражданскому ведомству. Все эти лица не имели никакого отношения к Белому Движению, иногда даже относились к нему враждебно. Они-то, вместе с гражданским населением, и стали Равными жертвами большевистского террора. Расстреливали больше всего в Севастополе. Расстреливали людей всех сословий, не только офицеров и солдат, но и врачей, медсестер, инженеров, учителей, профессоров, крестьян, священников, женщин, стариков и даже детей. Расстреляли около шестисот своих же пролетариев-портовых рабочих, за участие в погрузке судов Врангелевской армии, при эвакуации. И не только расстреливали, но и вешали десятками, сотнями. Иностранцы, вырвавшиеся из Крыма во время красного разгула, описывали потрясающие картины чекистских жертв. Исторический бульвар, Нахимовский проспект, Приморский бульвар Большая Морская и Екатеринская улицы были буквально завешаны качающимися в воздухе трупами. Вешали везде: на фонарях, столбах, на деревьях и даже на памятниках. Если жертвой оказывался офицер, то его обязательно вешали в форме при погонах. Невоенных вешали полураздетыми. В Севастополе и в Ялте выносили раненых и больных из лазаретов и тут же расстреливали. В Симферополе в течении первых нескольких ночей расстреляли около 6-ти тысяч. За еврейским кладбищем попадались убитые женщины с грудными младенцами.
19-20 декабря в городе была произведена массовая облава в которую попало 12 тысяч человек. Мало кто из схваченных вышел на относительную свободу. В Алупке чекисты расстреляли 275 медсестер, докторов, служащих Красного Креста, журналистов, земских деятелей. Не пощадили большевики и своих бывших приятелей: секретаря Плеханова с. д. Любимова и социалиста Лурье. В Керчи устраивали «десант на Кубань»; вывозили на баржах в море и там топили.
«Обезумевших от горя матерей и жен гнали ногайками, а иногда и расстреливали»
Керчь окружили кольцом чекистских заградительных отрядов и заставили буквально всех жителей регистрироваться. В Феодосии население оставляло свои дома близкие к местам расстрела, не будучи в состоянии вынести ужаса убийств. Кроме того нередко недобитые, под покровом ночи подползали к домам и стонали о помощи. А за оказанную помощь сердобольные жители платили своей головой. И все-таки такие люди были. Рассказ от одного такого «недобитого», попавшего в Сербию с немецкими войсками в 1944 году:
“Когда покончили с городами, то принялись за села. Кроме расстрелов брали заложников и требовали, чтобы каждое село сдало известное количество спрятанного оружия. За неисполнение «нормы», что по правилу случалось, убивали заложников. Тех, кому жизнь была случайно сохранена отправляли в концлагеря севера. А затем население Крыма начали вымаривать голодом”.
Такими, неслыханными в истории человечества, зверствами Бела Кун и Розалия Залкинд вполне оправдали доверие не менее кровожадного Троцкого. Говоря о революции 1917-20 годах и гражданской войне в России многие западные историки и просто писаки, с определенным умыслом, утверждали и продолжают утверждать, что обе стороны, т. е. белые и красные применяли широко пытки и другие нечеловеческие методы, вплоть до уничтожения своих врагов. Таким образом красный террор и суровые но, по времени, оправдывающие меры Белых против чекистов, политкомиссаров и других лиц, погрязших по локти в крови невинных людей, эти авторы хотят подвести под один знаменатель: хороши, мол, одни и другие. К их хору присоединяются и русские авторы из лагеря левых (социалистов), главным образом, как и мягкотелые либералы, желающие во что-бы то ни стало доказать объективность к своим врагам.
Гуманней, чем поступало Белое Командование в условиях бесчеловечной гражданской войны, при дьявольской жестокости, которую красные все время навязывали, поступать было невозможно. Белые карали смертью только убийц, но никогда не надругались над своими жертвами. Они никогда не проводили массового террора, да и не имели аппарата вроде Чрезвычайки, ЧОН-а, ГПУ, чтобы такой террор проводить. Белые никогда не брали заложников (а значит их и не расстреливали), не преследовали родных и родственников своих врагов. Они щадили женщин, детей, стариков и, конечно, не причиняли никакого зла гражданскому населению, даже не сочувствующему Белому Движению. Если в рядах Белых и случались какие то вспышки жестокости, совсем не массового характера, то их можно спокойно отнести к эксцессам мелких властей на местах и, главным образом, к так называемой «атаманщине».
НИК ПИРС