Автор:

Александр Гончаров.

14 июля вся «цивилизованная» Франция традиционно отмечает главный праздник страны – День взятия Бастилии. Считается, что именно это событие послужило началом так называемой Великой Французской революции.  В 2019 году исполняется ровно 230 лет с этого самого «взятия».

Французская революция конца XVIII века вместе с последующими завоевательными походами Наполеона Бонапарта стоила миллионов жизней Франции, а само государство из лидера Европы превратилось во второстепенную державу, сперва послушно следовавшую в фарватере политики Великобритании, а в XX веке уже США.

О революции еще в XIX веке сложилось два мифа: либеральный и социалистический, которые, собственно, были призваны оправдать революцию, ее злодеяния и кровь. В XX веке к ним добавился еще и советский миф, который, впрочем, не отличается самостоятельностью и является компиляцией из либерально-социалистических измышлений, приправленных марксизмом-ленинизмом. Удивительно, что в XXI веке вся эта мифология успешно продолжает существовать, и любитель истории, пожелавший узнать более или менее правдивую картину Французской революции, неизбежно упрется в те же самые книги и монографии, повторяющие все то, что содержится в мифах. Благодаря этому в нашу эпоху исторического невежества Французская революция продолжает оставаться кумиром многих и многих людей.

Огюстен Баррюэль

Для того, чтобы мифология не развеялась в прах, совершенно сознательно ограничивается доступ читателей к книгам целого ряда выдающихся авторов-исследователей революции, таких как Огюстен Баррюэль, Анри Александр Валлон, Генрих фон Зибель, Луи Мортимер Терно, лорд Джон Дальберг-Актон и др. Слава Богу, на русский язык хотя бы переведены труды Огюстена Кошена и Франсуа Фюре. Кстати, Валлон и Актон практически никогда не переводились на русский язык. Труд Баррюэля с 1809 года не переиздавался, а из многотомника Терно «Histoire de la Terreur, 1792—1794, d’après des documents authentiques et inédits» лишь в 1864 году в журнале «Отечественные записки» были опубликованы отрывки из третьего тома. А между тем у этих авторов встречаются документы, связанные с предреволюционными годами и революцией, которые напрочь разрушают указанную выше мифологию.

Но вернемся к Бастилии. Обычно можно прочитать, как толпы революционных парижан расправились с крепостью, гарнизон которой по приказу короля Людовика XVI должен был разогнать Учредительное собрание. В популярных изданиях всегда найдется рассказ об отчаянном штурме, громе пушек и гибели не менее 100 человек из числа революционеров. В этом замечательном повествовании можно найти всего лишь один недостаток – никакого штурма не было.

14 июля депутат Тюрио де ла Росье для поднятия собственной значимости собрал толпу для того, чтобы захватить Бастилию. Он надеялся сделать это без особых усилий. Крепость, построенная еще в XIV веке, обветшала, и еще в 1784 году королем было принято решение об ее сносе. Гарнизон состоял из 82 (по другим оценкам, 92) ветеранов-инвалидов и 32 швейцарских гвардейцев. Всего в крепости было 13 (или 15?) устаревших пушек. Депутат призывал революционные массы освободить сотни томящихся в темнице политических заключенных, хотя сам великолепно знал, что в Бастилии были заключены на 14 июля 4 подделывателя векселей и денег, 2 маньяка-психопата и 1 серийный убийца.

Де ла Росье вместе с тремя другими депутатами отправился к коменданту де Лонэ, который пригласил их позавтракать чем Бог послал. Комендант не собирался сопротивляться и не отказывался передать Бастилию революционерам.

Толпа же успокоиться не могла. Она достаточно легко проникла во двор крепости, были перерублены цепи, и опущен мост, и поэтому внутрь революционеры проникли без особых затруднений. Началась стрельба, перепуганные революционеры привели подкрепление. Несчастный комендант попытался остановить перестрелку и грабеж подсобных помещений. За это ему голову просто отрезали мясницким ножом, а потом, надев на пику, пронесли по улицам Парижа. Реально погибло 7 человек, но газеты потом расписали все как жестокий бой. Естественно, массово стали появляться «герои Бастилии», требовавшие к себе особого уважения как пострадавшие в борьбе с деспотизмом.

Джон Рид

Миф о взятии Бастилии очень хорошо соотносится с пресловутым взятием Зимнего дворца уже в другую эпоху, уже в другую революцию в иной стране. Российский обыватель судит о взятии Зимнего дворца по советским кинофильмам М. Ромма, где есть кадры, как революционные рабочие штурмуют ворота и сам дворец. Чтобы не быть голословным, предоставлю высказаться американскому революционеру и журналисту Джону Риду, книгу которого «вождь мирового пролетариата» В. И. Ульянов-Ленин рекомендовал как лучшую об Октябрьской революции 1917 года. Читаем: «А знаете, как был взят Зимний дворец? – спросил какой-то матрос. – Часов в одиннадцать мы увидели, что со стороны Невы не осталось ни одного юнкера. Тогда мы ворвались в двери и полезли вверх по лестницам, кто в одиночку, а кто маленькими группами. На верхней площадке юнкера задерживали всех и отнимали винтовки. Но наши ребята все подходили да подходили, пока нас не стало больше. Тогда мы кинулись на юнкеров и отобрали винтовки у них…» (Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир).

Таким образом, можно увидеть, что миф о захвате Зимнего дворца вполне стоит мифа о штурме Бастилии. Вообще, когда сталкиваешься с настоящими революциями, то невольно удивляешься тому, как же они схожи по схемам развития. Кроме того, и предреволюционная ситуация оказывается часто аналогичной. Историк Луи Мортимер Терно так пишет о Франции, жизни общества и королевского двора: «…безпорядочность и мотовство вновь началось, какъ ни въ чемъ ни бывало, и придворныя котеріи воспользовались своей побѣдой, чтобъ еще съ большей горячностью, чѣмъ когда-либо, оспаривать другъ у друга послѣдніе пожитки монархіи. Извѣстно, до чего доходила эта внутренняя борьба, позорищемъ которой былъ тогдашній французскій дворъ. Въ анонимныхъ памфлетахъ, внушенныхъ, диктованныхъ, писанныхъ самыми знатными вельможами двора, самые гнусныя и безчестныя клеветы взводились кучами на личности, которыя должны бы были оставаться священными и неприкосновенными.

Луи Мортимер Терно

Прежде насъ еще говорили, и совершенно справедливо: когда убійцы 1793-го года захотѣли, прежде чѣмъ отсѣчь, бросить оскорбленіе въ лицо коронованной главы, они нашли необходимую грязь, которой воспользовались, въ зазорныхъ пасквиляхъ, обнародованныхъ аристократическими врагами королевы, за нѣсколько лѣтъ еще до революціи.

Вовсе не Фукье-Тэнвилль и не Гебертъ первые привязали эпитетъ Новой Мессалины къ имени Маріи Антуанеты; этотъ ужасный эпитетъ былъ въ ходу давно уже въ извѣстныхъ салонахъ сен-жерменскаго предмѣстья, и даже въ кабинетахъ Версаля. Знатные баре, выдумавшіе его, или повторявшіе его съ улыбкой, ходили въ на значенные въ Королевскомъ Альманахѣ дни, преклонять свои колѣна къ подножію трона, когда тѣ, которые, позднѣе, въ революціонномъ трибуналѣ воспользовались ихъ эпитетомъ, чтобъ оскорбить мать, вдову, осужденную, продавали еще контрмарки у дверей театровъ, или царапали бумагу за какой-нибудь темной работой стряпчаго, и вовсе не помышляли, что сдѣлаются со временемъ судьями, обвинителями, публичными поносителями и палачами своей королевы!..» Далее Терно осуждает тех, кто по своему долгу был обязан защищать и государство, и династию: «…отправившись искать за границей мстителей за свои распри, вмѣсто того, чтобъ сжаться вокругъ трона и окружить королевскую фамилію неодолимымъ оплотомъ». (Луи Мортимер Терно. История террора, 1792—1794 гг., по подлинным и неопубликованным документам. Том 3).

Давайте сейчас обратимся к России, к словам государыни-мученицы Александры Федоровны: «Все как будто бы забыли о том, что там, на фронте, почти у каждого сражается за Родину отец, брат, муж или сын. Каждый думает только о себе. Все стремятся к наживе, к обогащению за счёт страданий Родины. А наше высшее общество! Именно тот круг людей, который обязан своим образом действий, своим поведением показывать пример всем другим… Представьте себе — мне стало очень тяжело ездить в Петроград, где меня угнетает атмосфера пошлости, пустоты и эгоизма, которые овладевают там всеми. Сколько там веселья! Обеды, ужины, клубы, театры, почти балы… Все веселятся. Дамы друг друга стараются перещеголять нарядами. Сколько роскоши… Какие деньги тратятся.

Я никак не ожидала, что возможно будет что-либо подобное у нас в то время, когда Отечество оказалось в том положении, в каком оно находится теперь. […] Ни я, ни мои дочери, ни за что бы ни согласились бы теперь надеть какое-нибудь роскошное платье».

«Просвещенные» слои Франции конца XVIII века и России начала XX столетия ведут себя аналогично, занимаясь клеветой на королевскую и царскую семью, рвутся к власти ради удовлетворения своих потребностей и тем самым подготавливают революционный бунт и собственную гибель.

Революцию легко запустить, но остановить невозможно. Любопытно, что левая интеллигенция в России восхищалась Французской революцией и пришла в совершеннейший ужас, когда сама попала в жернова революции и гражданской войны. Те, кто оправдывал якобинский террор в своих «ученых» книгах и художественных произведениях, попали под каток террора уже в России. Как говорится в русской пословице: «Не зови лихо, пока тихо, а то потом всплакнется да назад все не вернется».

Революция в России в отдельных своих эпизодах почти полностью аналогична французской, например, 13 июля 1793 года Шарлотта Корде убила известного революционера, радетеля террора, любившего лично посещать казни Жана-Поля Марата. Шарлотта Корде не была роялисткой, она вполне сочувствовала революции и учреждению республики, но Марат, лично никого не казнивший, был ярым радетелем смертных казней и террора. Кстати, свое прозвище «Друг народа» он получил не из-за особой любви к нему жителей Парижа, а так как издавал газету под названием «Друг народа».

В России на роль Марата мог претендовать только один человек – Владимир Ленин. Все же на Робеспьера был более похож Лев Троцкий, а на Сен-Жюста – Яков Свердлов. 30 августа 1918 года революционерка, эсерка Фанни Каплан совершила покушение на Ленина (если следовать официальной версии), вполне уподобившись Шарлотте Корде. Но Ленину, в отличие от Марата более повезло. Как известно, Максимилиан Робеспьер закончил свою жизнь на гильотине. Российский Робеспьер – Троцкий, хотя и более был удачлив, но все же получил ледорубом по голове в далекой Мексике 21 августа 1940 года, от чего и скончался. Кроме революционного террора, революции в России и Франции объединяют также методики контроля за поведением населения. Россия в 1918 году не страдала от недостатка хлеба, однако в крупных городах проблемы с едой оказались просто чрезвычайными, при этом власть старалась контролировать продажу хлеба, ввела карточную систему вполне в соответствии с идеей Троцкого о том, что контролирующий желудок контролирует и массы. Во Франции тоже активно боролись со спекулянтами и «мешочниками». Их арестовывали и отправляли на гильотину, причем Париж страдал от нехватки хлеба при хорошей урожайности зерновых. Ничто не ново в этом мире.

В заключении хотелось бы сказать, что любая революция ловит людей на одну примитивную приманку – «равенство».

Лозунг Французской революции Liberté, Égalité, Fraternité (Свобода, Равенство, Братство) изначально является обманкой, но люди не особенно страдают от лживого братства и по-своему понимают свободу. Но вот равенство в глазах масс всегда однозначно. Оно подразумевает одинаковое распределение благ, потому что все люди изначально равны. Здесь и заключается главная ложь революции. Люди по воле Божией никогда не равны между собою. Мужчина не равен женщине, они отличаются друг от друга и физически, и умственно. Это не значит, что один хуже другого, они просто разные. Младенец не равен вскармливающей его матери, престарелый астроном не может тягаться в телесных силах с молодым кузнецом, графоман никогда не достигнет высот поэзии Петрарки. А математический анализ часто совершенно непонятен гуманитарию. Равенства просто нет. Каждый человек именно при неравенстве имеет право на достаточное обеспечение личных чисто физиологических нужд, но публиковать на одном уровне графоманские поэмы и трагедию Пушкина «Борис Годунов» — это уже перебор, ведущий к уничтожению культуры. Революция же предполагает всеобщее абсолютное равенство и, фактически, низводит всех людей к одному усредненному типу пошляка и мещанина. Сие еще в XIX веке хорошо понял великий русский философ Константин Николаевич Леонтьев. Усредненность, однако, есть прямой путь к распаду нации и государства. Так что, если вы этого желаете, становитесь революционером. И помните, что революция – метафизически всегда карнавал, где «верх» замещается «низом», где подлость надевает маску добродетели, где за шутовской игрой непременно следует кровь. И не дай вам Бог столкнуться с карнавальной фигурой «Беременной смерти».