Материал подготовил Евгений Луговой.

…Все симпатии мои принадлежали

идее Императорской России…

Олег Волков

В июле 1918 года, далёкого и страшного, всегда памятного для России, белогвардейский конный отряд с боями прорывался к Екатеринбургу, где начиная с мая находилась под стражей царская семья.

Среди бойцов отряда был 18-летний Олег Волков, которого сейчас не только в России, но и вдругих странах знают как писателя, автора знаменитой книги «Погружение во тьму». Он, в отличие от многих поверивших клевете на Государя, после революции удержался от соблазна обвинять его в бедах, постигших Отечество, и при первой же возможности бросился ему на помощь. Но войска Белой гвардии вошли в Екатеринбург слишком поздно. Царская семья была зверски убита, и начался новый век русской жизни – без Царя и без Бога…

Для России настали долгие годы испытаний, и Олег Васильевич Волков разделил их со своим народом. Его книга (с подзаголовком «Из пережитого») – это история России ХХ века, нанизанная на автобиографию. Ровесник века, родившийся в январе 1900 года, повествует о своей судьбе в контексте великих потрясений, выпавших на долю Отечества. Книга начиналась с набросков, сделанных ещё в местах заключения, и была закончена в конце 1970-х, и хотя то время было относительно спокойным, Олег Васильевич помнил 27 непрерывных лет (1928–1955), проведённых в лагерях, тюрьмах и ссылках, и понимал, что в любой момент всё может измениться в самую худшую сторону. По этим вполне понятным соображениям он не включил в книгу повествование о своём недолгом участии в Белом движении.

В 1988 году был снят документальный фильм «Власть соловецкая». Я увидел его в конце девяностых, и запомнился только один из соловецких узников – именно он, автор книги «Погружение во тьму», которая к тому времени была уже мною прочитана. Среди других героев фильма он ярко выделялся ни с чем не сравнимой русской дворянской статью, и на вид ему можно было дать лет шестьдесят. А было Олегу Васильевичу тогда уже под девяносто! Он прошёл через тяжелейшие испытания и превозмог всё, сохранил честь, веру, достоинство, любовь к Отечеству – и никогда не жаловался на жизнь, не жалел себя. А теперь, когда спустя почти 65 лет ему показали документальные кадры, снятые на Соловках в 1920-х годах, он, вспоминая пережитое и говоря о нём, не смог удержаться от слёз и только махнул рукой в сторону камеры: «Закройте… Это тяжело рассказывать…» Эти кадры были оставлены, и это один из самых запоминающихся эпизодов в этом на редкость правдивом фильме.

А пережил Олег Васильевич такое, что не каждому по силам вынести. И это при том, что начало его жизни было вполне благополучным. Родился он в Санкт-Петербурге в семье потомственных дворян, отец был директором правления Русско-Балтийского завода, мать – внучка адмирала Михаила Петровича Лазарева, легендарного флотоводца и мореплавателя. Получив поначалу хорошее домашнее образование, Олег в 1917 году закончил Тенишевское училище. Однако дальнейшие планы – поступление в Петербургский университет – пришлось отложить, и он стал курсантом Тверского кавалерийского юнкерского училища, но ненадолго: после октябрьского переворота носить имя юнкера, и оставаться при этом на виду у властей, было смертельно опасно. Училище распустили. Впрочем, сдаваться было не в характере юнкера Волкова, и в начале 1918-го года он в составе добровольческого конного отряда принял участие в Гражданской войне. Летом отряд выдвинулся в Екатеринбург с целью спасения царской семьи – как оказалось, запоздало…

Олег вернулся в Петроград, и вскоре семье пришлось перебраться в своё бывшее имение Пудышево, где крестьяне, благодарные Волковым за прежнее доброе отношение, оставили им часть барского имущества. Затем была неудачная попытка добраться до Крыма, где находилась армия Врангеля. Не сбылись и планы поступить в Петроградский университет: непреодолимым препятствием оказалось дворянское происхождение.

В Москве Олег оказался в 1921 году. Он в совершенстве знал французский, немецкий и английский языки, и это помогло ему найти работу переводчика – сначала в миссии Нансена по оказанию помощи голодающим в России, а затем в греческом посольстве, и это продолжалось до 1928 года, до первого ареста. Ни в чём, поначалу не обвиняя, Волкову предложили стать осведомителем, попросту – стукачом, и он, естественно, отказался.

А потом, если вкратце, было следующее, длившееся около двадцати восьми лет.

Через всю Россию – за счёт государства(О.В. Волков: заключения и ссылки)   – Москва, февраль 1928 г. Первый арест. Приговор: 3 года заключения в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). – Соловецкий лагерь: 1928–29 гг. Замена остатка лагерного срока ссылкой в Тульскую область. – Тульская область: 1929–1931 гг. Второй арест, два месяца в одиночной камере Тульской тюрьмы в ожидании приговора. Приговор: 5 лет заключения в Соловецком лагере. – Соловецкий лагерь: 1931–1933 гг. Замена остатка лагерного срока ссылкой в Архангельск. – Архангельск: 1933–1936 гг. Знакомство со святителем Лукой (Войно-Ясенецким, 1933–1934). Третий арест. Десять месяцев заключения в одиночной камере Архангельской тюрьмы в ожидании приговора. Приговор: 5 лет лагерей. – Ухтлаг: 1937–1941гг. Освобождён по окончании срока. – Усть-Кулом, деревня Кирда (республика Коми): 1941–1942гг.  Четвёртый арест. Приговор от 27 марта 1943 г.: 4 года лагерей. – Ухтлаг: 1943–1944 гг. Освобождён раньше срока как полный инвалид. Отправлен на вольное поселение. – Калуга, 1951 г. Пятый арест. Приговор: 10 лет поселения в Красноярском крае (Енисейский район, село Ярцево). В 1955 году Олег Васильевич Волков был освобождён и полностью реабилитирован «за отсутствием состава преступления».

Приведённый выше список тюремных и лагерных сроков Олега Васильевича недавно составила (и назвала с характерной для Волковых иронией) Маргарита Сергеевна, вдова писателя.

В 2001 году она позвонила мне и спросила, может ли издательство, в котором я тогда работал, выпустить «Погружение во тьму» для Соловецкого монастыря. Так мы с нею и познакомились, и дружим до сих пор. Человек она совершенно удивительный: с острым весёлым взглядом, задорными интонациями, очень приветливая и гостеприимная, с задиристым юмором и – в хорошем смысле – чрезвычайно въедливая по отношению к качеству любого текста. Сама она характеризует свою редакторскую хватку так: «Олег в шутку звал меня бульдогом». Всё написанное Олегом Васильевичем после освобождения и реабилитации прошло через её руки. На последней странице своей книги он говорит о своей супруге так:

«Случилось так, что молодая женщина сумела внушить шестидесятилетнему, порядочно во всем изверившемуся человеку веру в его возможности, создала условия, позволившие забыть о возрасте и с молодой энергией окунуться в работу. Увидев Маргариту Сергеевну, ставшую моей женой и матерью нашей Ольги, старинный друг семьи Волковых ещё по дореволюционному прошлому – умудрённая годами Татьяна Ивановна Татаринова (Царство ей Небесное!) – сказала о доставшейся на мою долю “улыбке судьбы”. Мне же видится в этой поздней встрече гораздо больше, чем улыбка, пусть и самая светлая! В ней для меня – проявление благой Силы, воли Промысла, не раз спасавшей и хранившей меня в опасности и давшей на склоне лет познать в полной мере радость и вдохновляющую силу полного взаимопонимания и единодушия с любимым человеком – верным и преданным. То, о чём я писал, сделалось Маргарите Сергеевне столь же дорого, как и мне. Над этими строками кровоточило её сердце».

Основная работа над книгой велась в 1970-е годы – это были времена двусмысленные, чем объясняется следующее замечание Олега Васильевича:

«Осторожность и опасение кому-либо навредить исключали пробные чтения, советы и консультации: единственным… судьёй сочинения была моя жена».

… Мы пьём чай у Волковых в большой уютной гостиной, нас потчует нас их  дочь Ольга, которой отец посвятил свою главную книгу.

По стенам, как и во всякой старой московской квартире, полки с книгами. За окном – густая листва экзотических деревьев. Это зимой, в Москве, на 11-м этаже?.. Когда я увидел их первый раз, пришлось протереть глаза, чтобы убедиться, что это не мираж.

Оказалось, что за окном – балкон, и почти всё растущее на нём выращено из косточек: финиковая пальма, апельсин, мушмула и самое внушительное из деревьев – грейпфрут, которому уже более пятидесяти лет.

–Оля, как вы за ними ухаживаете? Какие-то секреты?

– Ой, никаких: поливаю не глядя, как придётся.

– Маргарита Сергеевна, в чём тут тайна? Они ведь капризные, должны требовать особого внимания.

– А я иногда выхожу на балкон и говорю им, что люблю их…

Беседуем о многом, и разговор то и дело возвращается к разным обстоятельствам жизни Олега Васильевича, часто неожиданным, приоткрывающим те его черты, которые могут быть известны только близким.

– Маргарита Сергеевна, как вы познакомились?

– Я бежала по тёмному коридору редакции, стряхивая с юбки какую-то бумажную труху: кофе был заказан, и меня ждали. И вдруг – бац! Наклонённой головой и всем своим весом я врезалась под дых идущему навстречу человеку.

Я посмотрела – солнечный лучик высветил разбойные серые глаза и гусарские усы «перец с солью». Незнакомец придержал меня за плечи и спросил: «Ну?» Я вывернулась из его рук и побежала дальше – под впечатлением и с некоторой грустью. Так бывает, когда промелькнёт что-то манящее и недосягаемое. Возможность любви – вот что чувствуешь с первого взгляда.

Но этим же вечером ушибленный поджидал меня, чтобы спросить, не сильно ли пострадала моя голова…

Так я вошла в жизнь Олега. Не знаю, долго ли продлились бы наши встречи-проводы, хоть и скованные жизненными обстоятельствами, но наполненные предчувствием любви. Если бы не дождевые черви…

Только что прошёл короткий сильный дождь, и на узенькую асфальтовую дорожку стали выползать черви. Я всегда жалела их и спасала от участи быть раздавленными. Но куда-то подевался носовой платок, а брать червяков голыми руками я не решалась: вдруг спутнику моему будет противно? Но потом разозлилась на себя – и «поросята земли» были спасены. Хорошо, что дорожка была короткой!

Я тёрла влажные руки каким-то листочком и не поднимала головы: боялась увидеть на дорогом лице брезгливость. Но Олег поцеловал мою руку, вытер перепачканные пальцы своим носовым платком. И лицо его – такое смятенное…

Так эти земляные жители подтолкнули нас друг к другу.

– Вы читали всё написанное Олегом Васильевичем, вместе готовили книги к сдаче в типографию. Цензура сильно докучала?

– Бывало! В1974 году мы отдыхали в Коктебеле. Издательство прислало «чистые листы» (последние, окончательные гранки перед отправкой рукописи в печать) многострадальной книги «Ту граду быть» – об утраченных и уцелевших памятниках старой Москвы. Рецензенты читали рукопись через лупу – придирок было изнурительно много. Даже не поленились подсчитать, сколько раз в тексте встречаются слова «храм», «церковь», «монастырь». Наверное, не знали, что прежняя Москва – город «сорока сороков».

Наконец все препоны были позади. Аванс получен, и вот долгожданное преддверие книги: чистые листы! Венчала их фраза – подарок от издательства: «Я счастлив ходить по тем же камням, по которым ступала нога Ленина»!

В тот же день Олег вылетел в Москву. С вежливостью, что звучит как пощёчина, Олег сообщил издателю, что возвращает аванс и требует рассыпать набор. Закалённый ленинец безоговорочно сдался. Книга вышла без ленинской ноги.

– Олег Васильевич любил пошутить? 

– Бывал и озорным! Там же, в Коктебеле, в столовой Дома творчества за отдалённым столиком сиживала стайка поэтесс – ещё не известных, но уже печатавшихся. Они энергично читали друг другу свои стихи. Проходя однажды мимо, я услышала:

…И ветры буйные пускала

С-под рукава, по-над рекой…

Мне стихи показались… забавными. Так вот этих неистовых служительниц Каллиопы, Эрато и Эвтерпы Олег обстреливал косточками от черешен. Косточка, положенная на кончик ложки, летела, как из катапульты…

Или такая история. Однажды за неправедную драку я посадила нашу дочь под домашний арест. Придя проведать драчунью, я нашла её в полном благоденствии: с форточки разорённым рогом изобилия свисала опустошённая дочкой корзинка. Была и записка: «Передача. З/к Ольге Волковой от бывшего з/к Олега Волкова».

– Но он бывал и твёрд?

– Ещё как! Перед Олимпийскими играми 1980 года Москву чистили: высылали неблагонадёжных, обыскивали и изолировали подозрительных. Наш участковый – по фамилии не то Корытко, не то Косорылко – решил конфисковать у Олега охотничье ружьё, как у бывшего уголовника и возможного преступника. И это несмотря на полную реабилитацию! Представление было впечатляющим: милиция, понятые…

Ввиду явного нарушения закона за Олега вступился Союз писателей. На следующий же день – звонок из милиции: «Можете забрать своё ружьё», — проскрежетала трубка. «Нет, – сказал Олег, – вы взяли – вы извольте и принести». Принесли. С реверансом.

Ещё один случай. После особо горячих выступлений Олега у нас наступали чёрные дни: рассыпа́лось уже набранное, возвращалось принятое в печать. Тогда Олег шёл в издательство за рукописями: на рецензиях можно было что-то заработать. Но и тут кипели страсти, особенно если автор рукописи был в чинах и уверен, что ему есть чему поучить человечество.

Дама, автор мемуарной повести о коммунистическом воспитании молодёжи, свои жалобы на рецензента О. Волкова направила сразу в КГБ, в ЦК КПСС, в МК КПСС, в Союз писателей и в издательство. Её рукопись была совершенно примитивна и безграмотна, и доказать её несостоятельность было легко. Но дама упирала на то, что её труд отдали на суд врагу, рецидивисту, контре. Олега попросили предстать перед МК КПСС. Некоторые собратья по перу смотрели на Олега как на покойника. Моё сердце ухнуло ниже пяток.

Олег вернулся быстро. Сказал, что у МК есть чувство юмора.

– Олег Васильевич столько лет провёл в ужасных условиях, умирал от болезней и истощения… Как он чувствовал себя последние годы?

– Муж мой был сильным. Ему было под девяносто, когда в заказнике на нашего пойнтера сел рой пчёл. Ужаленный пёсик сомлел, и Олег больше семи километров нёс его, да ещё и ружьё, и ягдташ.

– Маргарита Сергеевна, не переменил ли Олег Васильевич своего отношения к советской власти после распада СССР? Не считал ли, что она, несмотря ни на что, всё же была гарантом некоего спокойствия, стабильности, мира?

– Конечно, он очень тяжело воспринял развал страны, но «Родина» и «Советский Союз» для него всегда были разными понятиями. Именно семьдесят лет советской власти привели страну к такому печальному состоянию, при царях же Россия только увеличивала свою территорию, набирала силу, стала великой Империей… Олег от юных дней и до конца  был монархистом. И это говорит о том, что его юношеский порыв – спасти пленённого Царя – не был случайным, Олег не менял убеждений на протяжении жизни. Бог дал ему на это сил – и помог выжить в тяжелейших обстоятельствах, всё осмыслить и свидетельствовать о пережитом. И сохранить в душе мир, веру и любовь.

– Но что-то изменилось в его отношении к жизни?

– Конечно же! В феврале 1996 года, за два-три дня до кончины Олега к нему обратился редактор журнала «Витрина читающей России» с просьбой поучаствовать в анкете, где на ряд вопросов нужно было ответить дважды: так, как ответили бы в свои восемнадцать, и так, как думаете сейчас. На вопрос: «Каково ваше душевное состояние?» – Олег ответил: «18 лет – ожидание грядущих великих дел, 96 лет – благодарность».

Беседу Е. Лугового с М.С. Волковой

подготовила к печати Ольга Волкова

Август 2019

P.S.  Олег Васильевич Волков был человеком уникальным, как теперь принято говорить, штучным. Но при этом типично, возможно даже архетипично русским. Таким, каким русский может и должен быть в своем предельном развитии. Не интеллигентом, нет. Скорее аристократом. Некогда один из современников назвал славянофила Аксакова человеком «безупречной нравственной породы». Это меткое определение в полной мере относится и к Олегу Васильевичу Волкову. Правда, в отношении Волкова следует добавить и физической породы тоже. Высокий, прямой, крепкий, благородный и совершенно красивый, он идеально олицетворял собой ушедшую до времени под воду, как платоновская Атлантида, историческую Россию. А ныне, хочется верить, что только пока, нашу баснословную и прекрасную духовную родину. Вся трагическая судьба Олега Васильевича, все его 27 лет (!!) лагерей, и есть, в сущности, судьба русского народа, оскорбленного, измученного, изуродованного семидесятилетним игом и мороком, погрузившегося в адовы глубины тьмы, но не сломленного и не обесчещенного. А значит, есть надежда и упование на то, что когда-то, в известный Богу час, подобно легендарному граду Китежу, наша дорогая родина поднимется из заповедных глубин Светлояра во всем своем сверкающем великолепии и силе.

Мне посчастливилось два-три раза близко видеть Олега Васильевича, здороваться с ним и наблюдать удивительное выражение его глаз. При воспоминаниях об этих кратких, но ярких мгновеньях на ум невольно приходят слова Понтия Пилата о нашем Господе Иисусе Христе – «Ecce homo», се человек!

Илья Рябцев, главный редактор сайта «Общества    развития русского исторического просвещения «Двуглавый Орел»