Борис Куркин.

Шел последний день XXII съезда КПСС. Уже были единогласно приняты новые программа и устав партии, а очередное разоблачение культа личности товарища Сталина было проведено напористо и с чисто большевистским размахом.

Но чего-то не хватало.

Какого-то символического акта.

Этакого десерта, бланманже…

И таки соорудили. Явили граду и миру, а точнее, «нерушимому блоку коммунистов и беспартийных».

Последнее заседание исторического  съезда (впрочем, они все, на какой ни плюнь, были историческими) вел тов. Н. Шверник, ставший после смерти «всесоюзного старосты» М. Калинина, начальником немого в своей монолитности советского парламента.

Думается, красноречивее всех комментариев будет стенограмма того последнего заседания, получившего титло «съезда строителей коммунизма». Приводим ее, разумеется, в сокращении.

Итак, 30 октября 1961 года. Заседание двадцать третье, утреннее.

«Появление членов Президиума съезда и руководителей делегаций зарубежных коммунистических и рабочих партий участники съезда встречают бурными аплодисментами.

Шверник Н.М. (председательствующий). Товарищи, продолжаем работу съезда. В Президиум съезда от некоторых делегаций поступили просьбы предоставить им слово. Президиум счел возможным удовлетворить эти просьбы. Слово предоставляется тов. Спиридонову — первому секретарю Ленинградского обкома КПСС. (Аплодисменты).

Спиридонов И. В. Товарищи!

Ленинградская партийная организация, как и вся партия, единодушно осудила культ личности Сталина, одобрила меры, направленные на ликвидацию его вредных последствий. В ходе обсуждения итогов XX съезда КПСС на многих партийных собраниях и собраниях трудящихся Ленинграда уже тогда принимались решения о том, что пребывание тела тов. Сталина в Мавзолее Владимира Ильича Ленина, рядом с телом великого вождя и учителя мирового рабочего класса, создателя пашей славной партии и первого в мире пролетарского государства, несовместимо с содеянными Сталиным беззакониями. (Возгласы из зала: “Правильно!” Бурные аплодисменты).

Жизнь и имя великого Ленина могут с полным основанием быть названы Справедливостью с большой буквы. (Бурные, продолжительные аплодисменты). Нельзя мириться с тем, чтобы рядом с Владимиром Ильичом Лениным, на поклон к которому идут и идут трудящиеся не только нашей страны, но и все честные люди всего земного шара, чтобы рядом с ним находился человек, запятнавший свое имя большой несправедливостью.

(Возгласы из зала: “Правильно!” Аплодисменты).

Наша делегация получила решения собраний трудящихся ленинградского Кировского завода (бывшего Путиловского), Невского машиностроительного завода имени Ленина, где неоднократно выступал наш учитель и вождь, в которых ленинградцы вносят предложение о перемещении праха Сталина в другое место».

(Возгласы из зала: “Правильно!” Бурные аплодисменты).

Трудно удержаться от комментария!

По всему выходило, что «благодать» вождя и учителя такова, что его выступления 44-летней давности (когда и реальных слушателей-то в живых почти не осталось) делают мнение тех, кто находится в сем «святом месте», более весомым. А абсолютно несанкционированные сверху решения партсобраний еще за пять с половиной лет до этого якобы прямо радовали высшие органы партии!

«Ленинградская делегация на настоящем съезде присоединяет свой голос к этому предложению. От имени ленинградской партийной организации и трудящихся Ленинграда я вношу на рассмотрение XXII съезда предложение — переместить прах Сталина, из Мавзолея Владимира Ильича Ленина в другое место и сделать это в кратчайший срок». (Возгласы из зала: “Правильно!” Бурные, продолжительные аплодисменты).

Шверник. Слово предоставляется тов. Демичеву — первому секретарю Московского городского комитета партии. (Аплодисменты).

Демичев П.Н. Товарищи! Московская делегация от имени коммунистов столицы целиком и полностью поддерживает предложение ленинградской делегации о выносе саркофага с гробом И. В. Сталина из Мавзолея. (Бурные аплодисменты).

После XX съезда и особенно сейчас в Москве, как и в Ленинграде, на партийных активах, собраниях трудящихся выдвигается требование: вынести из Мавзолея саркофаг с гробом И.В. Сталина. Оставлять его там дальше было бы кощунством. (Возгласы из зала: “Правильно!” Бурные аплодисменты).

Мы считаем несовместимым нахождение саркофага с гробом Сталина в Мавзолее рядом с прахом родного Ильича и обращаемся к высшему органу нашей партии — XXII съезду с предложением: вынести этот саркофаг из Мавзолея великого Ленина”. (Бурные аплодисменты).

Предложение ленинградских товарищей — это и предложение коммунистов и всех трудящихся нашей столицы. (Бурные аплодисменты). Трудящиеся столицы горячо одобряют ленинский курс родной партии, с восторгом принимают ее Программу — программу строительства коммунизма. Вся работа нашего съезда нашла вдохновенный отклик в сердцах советских людей. А это значит, что советский народ будет еще успешнее идти ленинской дорогой, дорогой коммунизма. (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Шверник. Слово предоставляется товарищу Джавахишвили — представителю Компартии Грузии. (Аплодисменты).

Джавахишвили Г.Д. Товарищи, XX съезд нашей партии совершенно правильно и своевременно осудил культ личности Сталина, который нанес большой ущерб делу партии. Грузинская партийная организация полностью одобряет и поддерживает предложения ленинградской и московской делегаций о перенесении праха Сталина из Мавзолея в другое место. (Аплодисменты).

Товарищи! Коммунисты Грузии, тесно сплоченные вокруг Центрального Комитета нашей партии, сделают все для того, чтобы успешно претворить в жизнь решения XXII съезда партии — съезда строителей коммунизма. (Бурные аплодисменты).

Шверник. Слово имеет тов. Лазуркина — член КПСС с 1902 года (Ленинградская партийная организация). (Аплодисменты).

Лазуркина Д.А. Товарищи делегаты! Я целиком и полностью поддерживаю предложения тов. Спиридонова и других выступавших здесь товарищей о выносе тела Сталина из Мавзолея Ленина. (Бурные аплодисменты).

С молодых лет я начала свою работу под руководством Владимира Ильича Ленина, училась у него, выполняла его поручения (Аплодисменты). Образ дорогого Владимира Ильича Ленина, который так любил партию, по-отцовски относился к нам, революционерам, так бережно растил каждого из нас, навсегда остался в моем сердце. (Аплодисменты).

Это укрепляло нашу волю, вдохновляло на борьбу за великое дело партии. (Аплодисменты).

И вот, товарищи, в 1937 г. меня постигла участь многих. Я была на руководящей работе в Ленинградском обкоме партии и, конечно, была тоже арестована. Я вернулась полностью реабилитированная. Я попала как раз в тот момент, когда проходил XX съезд партии. Тут я впервые узнала тяжелую правду о Сталине. И когда я сейчас, на XXII съезде, слушаю о раскрытых злодеяниях и преступлениях, которые были совершены в партии и о которых Сталин знал, я целиком и полностью присоединяюсь к предложению о вынесении праха Сталина из Мавзолея. И я считаю, что нашему прекрасному Владимиру Ильичу, самому человечному человеку, нельзя быть рядом с тем, кто хотя и имел заслуги в прошлом, до 1934 года, но рядом с Лениным быть не может.

Хрущев Н.С. Правильно! (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Лазуркина Д.А. Товарищи! Я всегда в сердце ношу Ильича и всегда, товарищи, в самые трудные минуты, только потому и выжила, что у меня в сердце был Ильич, и я с ним советовалась, как быть. (Аплодисменты).

Вчера я советовалась с Ильичом, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии. (Бурные, продолжительные аплодисменты)».

Бурные и продолжительные аплодисменты делегатов видимо относились к зафиксированному тов. Лазуркиной факту, подтверждавшему правоту слов поэта Л. Ошанина о том, что Ленин жив, «всегда с тобой» и что живет он «в тебе и во мне».

Шверник. Слово имеет тов. Подгорный. (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Подгорный Н.В. Товарищи! Делегация Компартии Украины целиком и полностью поддерживает предложения, внесенные делегатами Ленинградской, Московской партийных организаций и Компартии Грузии. (Бурные аплодисменты). Это — единодушное мнение всех коммунистов Украины и всего украинского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты).

Прах Сталина не может находиться в святыне советского парода и всех трудящихся мира — в Мавзолее В.И. Ленина. (Возгласы из зала: “Правильно!”. Бурные аплодисменты).

Товарищи! Разрешите мне по поручению ленинградской, московской делегаций, делегаций компартий Украины и Грузии внести на ваше рассмотрение следующий проект Постановления XXII съезда КПСС: XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза постановляет:

1. Мавзолей на Красной площади у Кремлевской стены, созданный для увековечения памяти Владимира Ильича ЛЕНИНА — бессмертного основателя Коммунистической партии и Советского государства, вождя и учителя трудящихся всего мира, именовать впредь: Мавзолей Владимира Ильича ЛЕНИНА, (Бурные, продолжительные аплодисменты).
2. Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И. В. Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В. И. Ленина.

(Бурные, продолжительные аплодисменты).

Шверник. Есть ли у товарищей другие предложения?

Голоса: Нет.

Шверник. Если нет, ставлю вопрос на голосование. Кто за предложение, внесенное тов. Подгорным, прошу поднять мандаты.

Кто против? Против нет. Кто воздержался? Нет. Предложение принимается единогласно. (Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают)»…

Пару слов о Доре Абрамовне. Тов. Лазуркина (по кличке «Соня») была человек непростой, проверенный и, судя по всему, изрядный сенситив. Как вспоминала дважды видевшие ее в тюрьме Н. Афанасова – дочь видного масона и депутата Госдумы кадета А. Колюбакина, – в декабре 1939 г. у Доры Абрамовны наблюдался «тяжелый психоз — бред преследования со слуховыми галлюцинациями. Часто она сидела, задумавшись и явно прислушиваясь к чему-то, ей одной слышному. Раз она спросила: “Знаете ли Вы что-нибудь о телевидении и может ли мой следователь Ефимов по телевизору наблюдать за мной в камере?” Я ей ответила, что это совершенно невозможно». Так что встреча «Сони» с Ильичом в эфирном плане вполне могла и состояться. Это только бесчувственный афей, изгнанный из партии товарищ В. Молотов мог назвать товарища Лазуркину «ведьмой». Зато с великим пониманием и чуткостью отнеслись к ней ее однопартийцы – не верящие ни в Бога, ни, прости Господи, сами знаете в кого, но токмо в самовоспроизводящуюся, «животворящую» объективную реальность, т.е материю. И доказательством тому стали бурные аплодисменты делегатов съезда, сплошь убежденных и несгибаемых исторических и диалектических материалистов, после оглашения жутковатых видений и метафизических откровений старой большевички.

Согласитесь, эпически-издевательская ситуация. И срежиссирована она была знатно, пусть и незамысловато. И не президиумом съезда, и не человеками вообще. Нынешний читатель сказал бы, что дирижировал делегатами присносущный г-н Коровьев.

Умолкли выкрикивавшие дежурные здравицы клакеров и энтузиастов в честь партии и Хрущева, отгремели бурные неизменно переходящие в овации аплодисменты. На прощание по традиции затянули «Интернационал».

Действо окончилось…

Похоронить Сталина было решено на Новодевичьем кладбище, и начальник Управления личной охраны Хрущева полковник В. Чекалов и приказал командиру Кремлевского полка Ф. Коневу подготовить одну роту для перезахоронения. Вскоре, однако, Чекалов вновь позвонил Коневу и сообщил, что захоронение будет проведено за Мавзолеем у Кремлевской стены. Как вспоминал сам Конев, у вождей СССР возникло опасение, что грузины могут выкрасть гроб с телом с Новодевичьего кладбища и увезти на родину. А с Красной площади его уже не украдешь (видимо, слова, сказанные накануне тов. Джавахишвили Г.Д. относительно единодушного осуждения «культа личности Сталина» в Грузии кремлевские насельники были сочтены в последний момент недостаточно убедительными).

Эта мелкая деталь – приговор начальникам СССР и их способностям подготавливать и реализовывать политические решения.

… Вечер 31 октября выдался холодным и промозглым. В 22 часа, когда над городом уже висела осенняя тьма, восемь офицеров вынесли гроб с телом Сталина из мавзолея. Перед тем как опустить его в могилу, пару минут помолчали. Настроение у всех присутствовавших было подавленное. Когда же пришла пора заколачивать крышку гроба, выяснилось, что забыли про гвозди. Пришлось бегать за ними в Кремль. Это сделал начальник хозотдела Мавзолея полковник В. Тарасов, не рискнувший довериться никому из офицеров.

Плакал председатель комиссии по перезахоронению Н. Шверник, ведший то «историческое» заседание XXII съезда. На память он взял себе одну из срезанных с маршальского кителя вождя золотых пуговиц. Ни салюта, ни «Интернационала», ни Государственного Гимна СССР не звучало. Просто тихо помолчали.

Но как бы то ни было, выглядело все против воли «вдохновителей и организаторов» «перформанса», по-человечески. Рискнем сказать, что и по-божески.

Тихо. Без ложной патетики.

По-людски. В кои-то веки…

На ум тотчас же приходит история о том, как Государь Николай Павлович шел за гробом своего офицера, умершего в полном одиночестве. Царь не мог допустить, чтобы его верного слугу некому было проводить в последний путь.

Не было ни сына Сталина Василия, только что освободившегося из тюрьмы, ни дочери Светланы – сотрудника Института мировой литературы, не говоря уже о прочих родственниках.

Все совершалось в глубокой тайне.

Дабы не возникло какой-либо внештатной ситуации по Красной площади гоняли военную технику, якобы с целью подготовки к параду. В памяти новых вождей, именовавших себя теперь «руководителями партии и правительства» были свежи воспоминания о напугавших их стихийных сходках 12 и 14 апреля 1961 года, когда восторженные москвичи двинулись, не сговариваясь, на главную площадь страны, чтобы дать волю своей радости от полета Юрия Гагарина. Несанкционированные сверху инициативы людей пугали советских начальников, руководствовавшихся правилом, выведенным еще вольноопределяющимся Мареком: «Осторожность никогда не бывает излишней, а излишество вредит».

«Слишком далеки стали они от народа».

Чуткая к веяниям политических ветров советская интеллигенция оперативно среагировало на новую вводную. Борзое перо Евг. Евтушенко сразу же откликнулось на событие антисталинским стихом, в котором эстрадный пиит дал волю своему не шибко богатому воображению. А. Твардовский отказался печатать очередной опус виршемаза в своем «Новом мире» как антисоветчину. Опубликовать его – да еще не где-нибудь, а в «Правде» – удалось лишь спустя год, да и то благодаря вмешательству помощника Хрущева, с которым модный поэт был на связи. Любопытно, что ровно за десять лет до того, девятнадцатилетний Евтушенко выпустил книгу, в которой проникновенно славил Сталина, вскоре после чего и был принят в Союз писателей. Но это так, лирическое отступление, к вопросу о том, «С кем вы, мастера культуры?» Точнее, поп-культуры.

P.S. Слово «Сталин» на мавзолее было тщательно затерто. Но грянул мороз, и оно проступило на гранитной плите, словно «мене, текел, фарес, упарсин». В результате «Объект № 1» пришлось срочно закрывать на ремонт.

То был мистический знак, символизировавший близкий конец органически чуждой России  безбожной государственности.