РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ И ЖАНДАРМЫ
В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ
На материале Орловской губернии. 1894–1904 гг.
А.Б. ГУЛАРЯН.
Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории ФГОУ ВПО Орловский государственный аграрныйуниверситет
В середине 90х годов XIX века начался новый этап в революционном движении Российской Империи. Время тщательно законспирированных малочисленных боевых революционных организаций, укомплектованных молодой разночинной интеллигенцией, прошло. Вырастали организации, в которых кроме революционной интеллигенции участвовали представители рабочих и крестьян. Этот процесс растянулся на многие годы, начиная с создания «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и кончая оформлением партий социал—демократов и социалистов революционеров. В 1905 году эти революционные партии заявили о себе как о серьезной политической силе. Важную роль в формировании революционных партий сыграла подпольная печать, прежде всего издававшиеся за границей газеты «Искра» и «Революционная Россия», а также профессиональные революционные организации, распространявшие нелегальные издания.
Революционерам противостояла хорошо отлаженная машина политического сыска, включавшая в себя Департамент полиции,Охранные отделения в столичных и крупных промышленных городах, Отдельный Корпус жандармов и жандармские управленияна местах.
В Департамент полиции стекалась вся информация с мест. Недаром историки Чарльз Рууд и С. А. Степанов уподобилиДепартамент полиции современному компьютеру, «громоздкому, сравнительно медлительному записывающему информациюна картонные карточки, тем не менее действовавшему по тому же принципу, что и все вычислительные машины» Информациюэтому квази—компьютеру доставляли местные органы политической полиции: губернские жандармские управления и областныежандармские управления (далее ГЖУ, ОЖУ), жандармско—полицейские управления железных дорог (далее ЖПУ ж. д.), розыскныепункты, охранные отделения, районные охранные отделения. С их помощью Департамент полиции осуществлял своюохранительно розыскную работу.
Противоречие состояло в том, что многие местные жандармские управления, имея очень слабую агентуру, осуществляли толькообщий надзор над подведомственной территорией. Такое положение в работе политической полиции было оправдано тем, чтов предшествующий период революционные идеи не проникали глубоко в провинциальное общество, жандармы не сумелисориентироваться в изменившихся условиях бурной капиталистической модернизации российского общества, повлекшейсущественные экономические и социальные изменения в русской провинции.
1. Отношение к революционным идеям со стороны провинциального общества в конце XIX — начале ХХ века. Ещев конце XIX — начале ХХ века провинциальное общественное мнение продолжало относиться к революционным идеям илиотрицательно, или недоверчиво. Это иллюстрируют следующие примеры. 6 апреля 1903 года, в праздник Пасхи, в церкви поселкаПаровозная Радица рабочий Семен Кандырев бросил в толпу листовки партии социалистовреволюционеров. Однако другойрабочий, И. Г. Богсанищев, собрал разбросанные листовки и донес на Кандырева в полицию. 22 ноября 1903 года в 11 часовна платформе вокзала хорошо одетая дама бросила в вагон проходящего через Орел военного эшелона узелок с листовкой«Воззвание к новобранцам». Унтер—офицер Груздев тут же отобрал узелок у солдат и сдал железнодорожным жандармам.Жандармский унтер—офицер Седых, бывший в это время на платформе, опознал в распространительнице листовок дочь местногожителя Ханну Юдовну Шуэль. Ее хотели арестовать, но выяснилось, что в тот же день она выехала за границу, где обучаласьв Цюрихском университете.
11 февраля 1904 года помощник пристава города Ливен Орлов получил анонимный донос, что вечером в доме купчихи Сорокинойна Соборной улице будут печататься нелегальные листовки. Орлов проверил донос и арестовал по указанному адресу с поличнымв виде гектографа и отпечатанных листовок ливенских уроженцев Т. И. Сорокина, Ш. З. Ландау, И. С. Булавина и С. Щеглова. Всеарестованные молодые люди оказались студентами различных высших учебных заведений Москвы и Петербурга, приехавшимив родной город на каникулы. Они решили заняться революционной пропагандой в родном городе, не слишком конспирируясь,то есть они пытались вести себя по меркам столичного общества, более «открытого» и более лояльного к революционнойдеятельности, чем их провинциальный городок. Их же неизвестный оппонент действовал в соответствии с принятыми в провинции«закрытыми» стереотипами поведения и предпочел выступить с анонимным доносом.
Но иногда «закрытость» провинциального общества даже мешала жандармам, особенно в тех случаях жандармской практики, когдаречь шла о координации действий местных и центральных жандармских учреждений. Между Особым отделом Департаментаполиции и периферийными подразделениями на местах с течением времени сложились весьма натянутые, а местами враждебныеотношения. Провинциальные сыщики обвиняли своих столичных коллег в присвоении результатов их труда. Столичныечиновники, в свою очередь, оставались недовольными качеством той информации, которая поступала им с мест. Они засылалисвоих секретных сотрудников в провинцию, чтобы получать недостающую информацию и проверять поступающие сведения.Иногда периферийные и центральные сотрудники сталкивались, что приводило к провалу операций и усилению трений междуподразделениями. Самый интересный из подобных случаев произошел во время подготовки визита Николая II в Орел в 1904 году.
2 марта 1904 года пристав 2й части города Орла Байковский арестовал по доносу хозяина гостиницы явно подозрительногочеловека, у которого изъяли два паспорта на разные фамилии, записную книжку и лист с адресами. Во время разбирательствавыяснилось, однако, что арестованный является сотрудником «Летучего отряда» филеров Департамента полиции Н. М. Сергеевым.На следующий день его отпустили с извинениями. Но 5 марта местной полицией был задержан второй подозрительный человек,после проверки оказавшийся филером «Летучего отряда» Ивановым. После этого начальник Орловского губернского жандармскогоуправления генерал—майор П. П. Сильницкий имел серьезные объяснения с директором Департамента полиции А. А. Лопухиным.
Выяснилось, что филеры «Летучего отряда» под руководством старшего отрядного филера Е. Р. Тельнова нелегально прибыли29 февраля 1904 года в Орел для наблюдения за обстановкой в городе и выявления возможного заговора на жизнь императора.В основном они разрабатывали связи местных социалистовреволюционеров И. А. Цодикова и А. Н. Рейнгардта, о которых пойдетречь ниже. Поведение филеров показалось местным жителям не менее подозрительным, чем поведение революционеров,за которыми они были призваны следить. О подозрительных чужаках донесли в полицию, которая приняла против них свои меры.Ошибке способствовало и неправильное поведение Н. П. Сергеева, который предъявил полиции сначала фальшивый паспорт,затем настоящий и только потом — удостоверение Департамента полиции, подписанное А. А. Лопухиным (выпускник Орловскоймужской гиназии, одноклассник П.А. Столыпина). Первоначально полицейские решили, что перед ними просто очереднаяфальшивка.
Император Николай II посетил Орел 6 мая 1904 года. В эти месяцы царь ездил по всей стране, пытаясь вдохнуть энтузиазмв русское общество в связи с началом русско—японской войны и поднять дух солдат, отправляемых в Маньчжурию. Императорасопровождали Великие князья Михаил Александрович и Сергей Александрович, министр двора В. Б. Фредерикс и военныйминистр В. В. Сахаров. Царь отстоял обедню в церкви Черниговского полка и лично благословил солдат и офицеровв Дальневосточный поход иконой. После этого последовали протокольные мероприятия. А 24 мая 1904 года начальник ОрловскогоГЖУ генерал—майор П. П. Сильницкий был произведен в генерал—лейтенанты и уволен в отставку по болезни с мундироми пенсией. Не исключено, что на эту отставку повлиял эксцесс с филерами «Летучего отряда».
Все описанные случаи иллюстрируют готовность местного населения сотрудничать с тайной политической полицией РоссийскойИмперии, что в условиях современного «открытого» российского общества просто невозможно себе представить.
Все это в значительной степени определяло социально—политическую ситуацию в Орловской губернии и проявлялось, в частности,в том, что та часть местной молодежи, которая все—таки воспринимала революционные идеи, оказывалась в общественнойизоляции, а часто и не решалась открыто выразить свои взгляды. Например, известный революционер, уроженец городаБолхова Е. А. Преображенский (сын болховского благочинного, выпускник духовного училища) так вспоминает свою юность: «В нашем городе этим летом единственная революционная ячейка состояла, по—видимому, из меня и моего товарища детства, сынаместного купца Ивана Анисимова, впоследствии ставшего меньшевиком и, кажется, эмигрировавшего вместе с белыми. Мыотправлялись с ним вдвоем за город в наиболее глухие места и выражали наш протест против самодержавия пением «Марсельезы»,но так, чтобы никто, кроме нас, не слышал. Когда мы проходили мимо болховской городской тюрьмы — жалкого старомодногозданьица, где обычно содержалось десятка два мелких воришек и конокрадов, наши мысли уходили к Крестам и Бутыркам, гдетомились дорогие нам борцы против самодержавного режима».
Царское правительство по—своему использовало общественное настроение в Орловской губернии. «Вот в эту тихую пристаньс издавних пор правительство ссылало под надзор полиции представителей всех существовавших революционных партий, —писал в своих воспоминаниях бывший социал—демократ Б. С. Перес. — Здесь живали Натансоны и Зайчневский, здесь в середине90х годов вырастала — среди поднадзорных по преимуществу — партия Народного права. Здесь впоследствии всегда былоизрядное количество высланных социал—демократов».
2. Начало распространения революционных идей в провинции и изменения в тактике жандармов. Общий надзорза состоянием умов жителей Орловской губернии осуществляло Орловское губернское жандармское управление. КромеОрловского ГЖУ на территории Орловской губернии действовали отделения Московского, Воронежского и Минского жандармскихполицейских управлений железных дорог, а также Московское охранное отделение, которое считало «зоной своейответственности» всю Центральную Россию. Департамент полиции также регулярно предоставлял местным жандармаминформацию, поступающую из «черных кабинетов», от заграничной и внутренней агентуры. То есть местным революционерампротивостояла вся система политического сыска Российской Империи.
Орловское ГЖУ было создано в 1867 году. Орловское губернское жандармское управление находилось в двойном подчинении:по линии оперативно—розыскной деятельности — Департаменту полиции, по линии строевой, хозяйственной и инспекторскойдеятельности — Отдельному корпусу жандармов.
Орловское ГЖУ состояло из сотрудников основного и дополнительного штата. В основной штат управления входили четыре штаб—и обер—офицера — начальник Орловского ГЖУ, два его помощника в Брянском и Елецком уездах и адъютант управления, а такжедва писаря рядового состава. Офицеры назначались на свои должности приказом по Корпусу жандармов. В дополнительный штатвходили восемнадцать унтер—офицеров и три вахмистра жандармских пунктов в Орле, Брянске и Ельце. Они набирались из солдат—сверхсрочников и продлевали свой контракт с управлением каждый год. Начальником Орловского ГЖУ мог быть только старшийштаб—офицер. Он осуществлял руководство подчиненными, временные назначения и перемещения, принимал на службу унтер—офицеров, руководил следственными действиями, проводил смотры и работал с секретными осведомителями. Начальникуправления губернатору не подчинялся и имел большую оперативную свободу для решения своих задач, то есть занимал высокоеположение в служебной иерархии губернии, хотя и предпочитал держаться незаметно. Он размещался со своей канцеляриейв Орле, два его помощника — в Брянске и Ельце, они наблюдали за настроениями в своих уездах, а также осуществлялиследственные и розыскные мероприятия. Адъютант управления направлялся в командировки на места происшествий и дляпроведения следственных действий. Унтер—офицеры использовались для конвоирования арестованных, для проведения негласныхрозыскных мероприятий, а в чрезвычайных случаях выполняли функции общей полиции.
Должность начальника Орловского ГЖУ в рассматриваемое время последовательно исполняли три штаб—офицера Отдельногокорпуса жандармов. В 1894–1895 годах начальником Орловского ГЖУ был полковник Я. Т. Дудкин, его помощниками являлись:в Брянске — подполковник Н. Е. Новицкий, в Ельце — ротмистр В. А. Шлигтинг. С 1895 по 1900 год Орловское ГЖУ возглавлялполковник А. К. Щепотьев, его помощниками были штабс—ротмистр Д. Д. Петров в Брянске и подполковник В. А. Шлихтингв Ельце. С 1900 по 1904 год начальником управления был полковник П. П. Сильницкий, произведенный на этом посту в генерал—майоры. Его помощниками являлись: в Брянске — ротмистр Д. Д. Петров, в Ельце — подполковник В. А. Шлигтинг, а после негоротмистр С. Я. Дудкин. С 1 июня 1904 до 31 апреля 1905 года начальником Орловского ГЖУ был полковник П. П. Глоба.
В распоряжении Орловского ГЖУ также дополнительный штат, состоявший из трех вахмистров и двадцати унтер—офицеров. Еслив Орле и Брянске вахмистры не менялись и весь рассматриваемый период на этих должностях служили Григорий Иванови Григорий Сергеев соответственно, то в Ельце последовательно сменились вахмистры Родионов, Алексей Кирюхин и ГригорийШашурин.
Орловское губернское жандармское управление в своей работе опиралась на содействие чинов местной общей полиции. В делахфонда Орловского ГЖУ упоминаются в качестве свидетелей, понятых, участников следственных действий и информаторовсторожа, стражники, урядники, городовые, приставы, исправники, судебные следователи, прокуроры. Подозрительного человекав царской России мог арестовать даже дворник, являвшийся внештатным служащим местной полиции. Кроме того, как выше былосказано, местным жандармам регулярно предоставлял данные через циркуляры и сводки Департамент полиции. Однако наиболееважные политические дела на территории губернии вели не местные жандармы, а Московское охранное отделение.
Московское охранное отделение было создано 2 октября 1880 года под названием «секретно—розыскного отделения». И хотя новыйполицейский орган создавался для решения узкопрактической задачи — обеспечения безопасности пребывания императорав Москве, Лорис—Меликов настоял на создании в Москве отделения по образцу Петербургской «охранки».
В декабре того же года Московское секретно—розыскное отделение переименовывается в «отделение по охранению порядкаи общественной безопасности», и ему определяется штат в 9 человек.
На должность начальника секретно—розыскного отделения был назначен помощник начальника Киевского ГЖУ капитан А. С. Скондраков. В 1884 году Скондракова сменил его помощник по охранному отделению жандармский ротмистр Н. С. Бердяев.При нем штат охранки возрос. Бердяев привлек на службу в охранку С. В. Зубатова и Л. П. Меньщикова, которые заняливпоследствии видное место в системе политического розыска.
В юности С. В. Зубатов состоял в одном из московских народовольческих кружков, за что был привлечен к дознаниюи «заагентурен» в 1887 году самим Бердяевым. В ноябре 1888 года Зубатов подал прошение в МВД, пожелав поступитьна государственную службу с откомандированием в распоряжение Московского обер—полицмейстера. 10 января 1889 году Н. С. Бердяев обратился с прошением о зачислении Зубатова с 1 января в штат полиции с прикомандированием его к охранномуотделению и определением в чине коллежского регистратора. Таким образом, Зубатов никогда не был филером, как об этомошибочно пишут некоторые авторы, например А. В. Куканов и Ф. М. Лурье. В 1894 году С. В. Зубатов стал помощникомБердяева, а через два года занял его место. Свою карьеру в полиции Зубатов закончил в чине надворного советника.
Взаимодействие между Орловским ГЖУ и Московским охранным отделением может наглядно иллюстрировать дело партии«Народного права».
Это была одна из первых революционных организаций, возникших в начале 90х годов XIX века в России. Партия «Народногоправа» была создана в результате соглашения кружков Орла и Москвы. Руководили этой организацией Марк Натансон, НиколайТютчев, Петр Николаев, Елена Троицкая, Виктор Чернов. Несмотря на то, что существовала эта организация очень короткоевремя — полгода прошло от учредительного съезда до разгрома полицией, организация «Народное право» и ее программаоказались в центре дискуссии историков.
Однако с историей партии «Народного права» связана другая не менее важная проблема: почему эта организация, состоявшаяиз выдающихся деятелей народнического движения, не оставила после себя заметного следа в Орле, а существовавшийодновременно с ней кружок учащейся молодежи дал Орлу плеяду провинциальных революционных деятелей?
Во главе партии «Народного права» стоял Марк Натансон, выдающейся революционер и талантливый организатор. В 1892 году онпереехал в Орел и устроился на работу в бухгалтерию Орловско—Грязинской железной дороги, куда устроил по протекциии нескольких своих друзей. Ядро будущей партии составили М. А. и В. И. Натансоны, Н. С. Тютчев, А. В. Гедеоновский, И. И. Комарницкий, С. В. Сотников в Орле и А. И. Богданович, М. А. Ромасев, О. В. Аптекман, А. Л. Блек, П. С. Степанов, Е. М. Троицкая, жившие в других городах. Основную организационную работу вел М. А. Натансон. Он хранил в голове списки всехизвестных революционеров, ездил по стране, разыскивал старых знакомых, договаривался с ними о создании партии. К осени1893 года орловская группа Натансона имела связи в Саратове, Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, на Кавказе.
Но к этому времени деятельность революционеров находилась под пристальным вниманием Московского охранного отделения.Согласно официальной версии, зафиксированной в циркуляре Департамента полиции и оглашенной на суде, жандармы получилисведения об орловском кружке партии народоправцев из найденного во время одного из обысков письма революционера ЮрияКулябко. На самом деле партия «Народного права» была раскрыта одним из секретных сотрудников Зубатова. Однако относительноличности этого агента у историков существуют разногласия. Советский историк С. А. Пионтковский в своих примечанияхк изданию «Записок жандарма» генерала Спиридовича утверждает, что это была М. Н. Курпатовская, деятельная помощницадругого зубатовского агента А. Е. Серебряковой. При этом С. А. Пионтковский ссылается на воспоминания Л. П. Меньшикова,разоблачившего многие секреты Департамента полиции. З. И. Перегудова в переписке с автором статьи высказала мнение, что этобыла сама А. Е. Серебрякова («Субботина», «Дама Туз»), возглавлявшая революционный Красный Крест и сотрудничавшаяс охранным отделением двадцать четыре года.
Генерал А. И. Спиридович так описывает последующие события в своих воспоминаниях: «Московское охранное отделениезанимало исключительное положение среди розыскных органов России, и деятельность его распространялось далеко за пределыМосквы и губернии. […] Оно разгромило перед тем складывающуюся благодаря Натансону партию «Народного права», арестовавпо разным городам ее главарей и взяв в Смоленске ее типографию. […] Все это, а также другие успехи по преследованиюреволюционеров были достигнуты отделением с помощью внутренней агентуры, то есть через тех членов революционныхорганизаций, которые по тем или иным побуждениям давали политической полиции сведения о деятельности своих организацийи отдельных членов».
Под руководством сотрудников Московского охранного отделения местные жандармы произвели аресты по классической схеме«ликвидации» после того, как подпольная типография народоправцев отпечатала брошюру «Насущный вопрос», излагавшуюпрограмму новой партии. Это произошло 21 апреля 1894 года во всех городах, связанных с Орлом. Разгром был полный: приобыске у Виктора Чернова в Петербурге обнаружили склад нелегальной литературы, у Надежды Лебедевой в Смоленске — 1000 экземпляров брошюры «Насущный вопрос», у Андрея Лежавы в Харькове — три пуда типографской бумаги. Остаетсянеясным, кто руководил этой операцией — начальник охранного отделения генерал Н. С. Бердяев или С. В. Зубатов, ставший какраз в это время его заместителем.
Революционная организация вместе с типографией была ликвидирована и больше не возрождалась. Глубокая конспирация привелак тому, что активная деятельность Натансона и Тютчева не оказала заметного влияния ни на общероссийскую общественнуюжизнь, ни на умонастроение жителей Орловской губернии.
Почти одновременно с партией «Народного права» в Орле появляется кружок, объединявший учащуюся молодежь. Этот кружоквозник в 1894 году. Первоначально в него входили В. Н. Родзевич—Белевич, В. А. Русанов, И. Ф. Дубровинский, А. Я. и Л. П. Никитины. В 1897 году к ним присоединились О. А. Квиткин, К. М. Остров, А. В. Ильинский, а также А. И. Смирнов, М. С. Перес и другие. Кроме того, в деятельности кружка в 1894–1895 годах принимали участие М. А. Минятов, впоследствиипоменявший свои революционные убеждения на прямо противоположные, и Б. А. Кварцев, впоследствии агент Зубатова, — две«фигуры умолчания» в местной истории.
Первоначально собрания молодежи представляли собой дискуссионный клуб, крайне неоднородный по своему составу. Кромеучащихся собрания кружка посещали либерально настроенные местные интеллигенты, отдававшие дань моде на марксизм. «Тогданередки были небольшие вечеринки, — вспоминал Борис Перес, — где собирались все поднадзорные, кроме того, кое—ктоиз местных — чаще всего молодежь, но иногда и либеральничающие «почтенные» люди, вроде редактора «Орловского вестника»Аристова, и тому подобные».
Борис Перес так характеризует обстановку, царившую на этих вечеринках: «Вечеринки эти всегда включали в свой порядок днякакой—нибудь доклад по экономическим вопросам, затем немного пива, пения и немного разговоров — общих и группами». Такимобразом, собрания носили открытый характер.
Но скоро кружковцев перестали удовлетворять рефераты. В 1895 году они попытались пропагандировать марксизм среди рабочихзавода Мещерина и организовать профсоюз типографских рабочих. В 1895 году Орловское губернское жандармское управлениетринадцать раз регистрировало встречи членов кружка с рабочими. Однако его сил было явно недостаточно для того, чтобыразгромить организацию, имевшую к тому времени разветвленные связи не только в местном орловском обществе, но и с другимигородами и Москвой. К делу снова подключилось Московское охранное отделение.
При Зубатове Московская охранка приобрела ведущее место в системе политического розыска России. Как отмечал видный деятельцарского сыска П. П. Заварзин: «Зубатов был одним из немногих царских агентов, который знал революционное движениеи технику розыска. В то время политический розыск в империи был поставлен настолько слабо, что многие чины его не былизнакомы с самыми элементарными приемами той работы, которую они вели, не говоря уже об отсутствии умения разбиратьсяв программах партий и политических доктринах. Зубатов первый поставил розыск в империи по образцу западно—европейского,введя систематическую регистрацию, фотографирование, конспирирование внутренней агентуры и т. п.».
Московская школа филеров, созданная С. В. Зубатовым и Е. П. Медниковым, считалась лучшей в империи. У Зубатова сложилисьхорошие отношения с Московским генерал—губернатором, Великим князем Сергеем Александровичем, с Московским обер—полицмейстером Д. Ф. Треповым. Он знал революционное движение изнутри, был сторонником усиления и насаждения секретнойслужбы, создал собственную секретную агентуру, воспитал целое поколение специалистов политического сыска. Офицеры,прошедшие школу Московского охранного отделения, возглавляли многие жандармские управления и другие охранные отделения.Прошедший школу секретного агента, лично побывавший в его шкуре, Зубатов лучше, чем кто—либо, понимал его психологию, былближе к его интересам.
Одним из секретных агентов С. В. Зубатова стал студент Московского технологического института, выходец из Орла Б. А. Кварцев, получивший в охранном отделении псевдоним «Медведев». Он был завербован Зубатовым в 1896 году и выдалпоследнему знакомых ему членов Московского «Рабочего союза», вскрыл их конспиративные связи с другими городами. Активныйреволюционер, социал—демократ, а потом большевик, А. Я. Никитин в своих воспоминаниях «Четверть века назад» писал, чтоОрловский кружок в 1895–1896 годах поддерживал связь с петербургским «Союзом борьбы за освобождения рабочего класса»через Акимова, а с московским «Рабочим союзом» — через Кварцева, Колокольникова и Руму. Последнего А. Я. Никитин в своихвоспоминаниях называет агентом Зубатова. Однако, как выясняется, агентом Зубатова был не Рума, а Кварцев. Можнопредположить, что они оба были агентами, хотя не знали друг о друге. В подобном случае в цепочке связи революционныхорганизаций наличествовали сразу два полицейских агента, что дорого обошлось революционерам. В 1897 году были арестованыИ. Ф. Дубровинский, А. Я. Никитин, Л. П. Семенова в Москве, А. М. Мухин в Курске, Б. С. Перес в Орле и еще шестьдесятмолодых людей в Москве, Калуге, Орле, Курске.
В начале 1898 года молодые орловцы пытались встать во главе рабочего движения на Брянском рельсопрокатном заводе.Гектографическим способом была размножена листовка «К рабочим Брянского завода». Для подготовки к стачке в Брянсквыезжали В. К. Родзевич—Белевич, В. А. Русанов, К. А. Турбина, О. А. Квиткин. После июньского бунта в Бежице О. А. Квиткини В. К. Родзевич—Белевич трижды ездили в это село. Была написана и гектографическим способом размножена новая листовка,разбросанная по территории завода в ночь на 1 сентября 1898 года. 3 сентября остановился механический цех, 4 сентябрязабастовка охватила весь завод. Она продолжалась до 11 сентября 1898 года. Ее итогом стал арест полицией двухсот двадцатирабочих.
Одновременно жандармы арестовали членов кружка учащейся молодежи в Орле. Им было предъявлено обвинениев подстрекательстве рабочих к забастовке. После рассмотрения дела в суде в 1901 году участники кружка были высланыв Вологодскую губернию. В этом случае классическая жандармская «ликвидация» не дала ожидаемого результата. Революционнаяпропаганда марксизма не исчезла полностью, а приостановилась на время. Ее инициатива перешла в руки примыкавшихк молодежи интеллигентов, увлекавшихся марксизмом в его «легальной» форме.
Не удалось полиции обезвредить полностью и арестованных участников кружка: отбыв срок ссылки, они постепенно возвращалисьв Орел или продолжали работу в Москве и других городах. И. Ф. Дубровинский, В. К. Родзевич—Белевич, О. А. Квиткин сталивидными большевиками. А. В. Ильинский умер от чахотки в 1902 году. М. С. Перес стал меньшевиком, его брат, Б. С. Перес,участвовал в революционном движении до 1910 года, а позже занялся педагогической деятельностью. М. А. Минятов во времяразгрома кружка уехал за границу, а после Первой русской революции примкнул к черносотенцам. Только В. А. Русанов послеареста 1898 года отошел от политической деятельности и стал исследователем Арктики.
Таким образом, перед нами две организации, сосуществовавшие рядом в одно и то же время. Одна была с легкостьюликвидирована полицией, несмотря на то, что была профессионально конспиративной. Другая организация — выросшийиз открытых собраний кружок со слабо поставленной конспирацией — не только сумела заявить о себе, но и дала Орловскойгубернии группу формирующихся профессиональных революционеров.
Причины такого расхождения нужно искать не только в том, что раскрытием первой организации занимались московскиеполицейские, а второй — местные жандармы: оба следствия были проведены очень тщательно. Дело в социально—психологическихустановках, по которым революционеры действовали в обоих случаях. Марк Натансон создавал свою группу из бывших ссыльныхи поднадзорных народников, которые не были к тому же местными жителями. Эти революционеры были чужды местной жизни,они не стремились заводить новые знакомства в городе, а ориентировались на восстановление связей с такими же группамив других городах. Народоправцы, хотя и работали в Орле и даже участвовали в деятельности Комитета народных чтений,продолжали жить своим тесным кружком, как жили классические ссыльные революционеры на Севере и в Восточной Сибири,не замечая, что стали замкнутой кастой. Соответственно та молодежь, которая добивалась все—таки чести быть принятойв подобное сообщество, прежде всего воспринимала кастовую психологию.
Замыкаясь в узкие рамки своего кружка, народники облегчили жандармам задачу ликвидации революционной организации.Кружок учащейся молодежи, в противовес организации Натансона, был создан самими молодыми людьми, не зараженными духомколлективного превосходства. Они пытались поставить свою деятельность широко, устраивали дискуссии, приглашалипосторонних. В своей конспиративной работе Владимир Русанов, Владимир Родзевич—Белевич, Иосиф Дубровинский, ОлимпийКвиткин ориентировались на местные задачи, вытекающие из местных нужд. Именно на основе таких организаций, как кружокучащейся молодежи, создавались РСДРП и ПСР.
Таким образом, на рубеже XIX и XX веков тактика революционного движения претерпела радикальную трансформацию.От замкнутых заговорщицких организаций типа партии «Народного права» революционеры переходили к строительству массовыхреволюционных партий.
Но описываемые события говорят также о том, что серьезные изменения происходили и в полицейских учреждениях. Среди нихна первое место выдвинулось Московское охранное отделение, которое нанесло ряд серьезных ударов по революционномудвижению. Вслед за делом «Народного права» последовали раскрытия кружка студента Распутина, типографии «Группынародовольцев», «Рабочей партии политического освобождения России». Успешное завершение следствия по перечисленнымделам дало в руки генерала Н. С. Бердяева и его ученика С. В. Зубатова политический авторитет и реальную власть в сфереполитического сыска.
После успешного раскрытия московского «Рабочего союза» С. В. Зубатов направил своего агента Б. А. Кварцева в поселок Бежицана Брянский рельсопрокатный и вагоностроительный завод — крупнейшее предприятие Орловской губернии. При этом С. В. Зубатов руководствовался, скорее всего, теми соображениями, что Кварцев — уроженец Орловской области и имеет хорошиезнакомства с членами марксистского кружка учащейся молодежи.
Осенью 1897 года Б.А. Кварцев организовал в Бежице «Союз сознательных рабочих», которым он руководил в духе выдвинутогоЗубатовым лозунга «полицейского социализма» — борьбы за экономические права рабочих при политической лояльности режиму.Об этом свидетельствует анализ программы и устава кассы «Союза», проведенный историком В. К. Пироговым, который связалосновные положения этих документов с т. н. экономизмом. Тем не менее в Союзе сознательных рабочих уже тогда шланепримиримая борьба двух политических направлений: «кварцевского» и революционного. Последнее было представленорадикально настроенными рабочими, критиковавшими Кварцева за «нерешительность». Один из таких рабочих, Н. Н. Лавринович,записал в своих воспоминаниях уже в советское время: «Кварцев учил, что всего надо добиваться законным путем, что стачкии забастовки в России не приносят никакой пользы».
О «Союзе сознательных рабочих» следует сказать более подробно. Эта подпольная организация насчитывала около пятисотчеловек. Авторы «Очерков истории Брянской организации КПСС» подробно рассмотрели историю создания этой организации.С одной стороны, «Союз сознательных рабочих» был конспиративным кружком с жесткой дисциплиной и сложными правиламиприема новых членов; с другой стороны — представлял собой кассу взаимопомощи с не менее жесткими правилами устава.Устройство кассы взаимопомощи объясняет популярность «Союза сознательных рабочих» и большое количество его членов: в этойорганизации рабочие видели инструмент для решения своих проблем. Создавая свои подпольные партии, социал—демократыи социалисты—революционеры опирались на такие организации, превращая их в низовые звенья.
Являясь по своему основному социальному статусу студентом—технологом, Борис Кварцев не мог вести занятия кружка постоянно.Зимой он уезжал в Москву учиться, а весной, возвращаясь, продолжал работу сексота. По утверждению рабочего—большевикаКучерова, именно он связал брянский рабочий кружок с кружком учащейся молодежи в Орле. По утверждению А. Я. Никитина,связь между Орлом и Брянском осуществлял В. А. Минятов.
В начале 1898 года Б. А. Кварцев передал Зубатову развернутую информацию по организованному им самим «Союзу сознательныхрабочих», после чего некоторые участники кружка были уволены с работы без объявления причин, а некоторые арестованы. Однакосам «Союз сознательных рабочих» продолжал существовать, так как его полная ликвидация не входила в планы С. В. Зубатоваи Б. А. Кварцева. Эта организация благополучно пережила июньский бунт и была ликвидирована только после августовскойзабастовки 1898 года, когда были арестованы все без исключения участники «Союза сознательных рабочих».
Интересно отметить, что сам Б. А. Кварцев не был арестован, а перебрался в Орел, где в это время действовал кружок социал—демократов, состоявший из знакомых Кварцеву людей. Он продолжал поддерживать отношения с Союзом через А. Сычева,сознательного революционного рабочего. В конце концов, чтобы «прикрыть» своего агента, С. В. Зубатов санкционировал арести осуждение Кварцева на продолжительный тюремный срок и вятскую ссылку. Однако в тюрьме Кварцев заболел туберкулезом.Умер он в Вологодской губернии в 1905 году. Вплоть до своей смерти Б. А. Кварцев оставался полицейским агентом.
Примечательно, что его разоблачение произошло только в 60е годы ХХ века, хотя еще Николай Бауман на II съезде РСДРПвысказывал предположение о провокаторской деятельности Бориса Кварцева. Тем не менее улик против последнего современникине нашли. Даже сами рабочие, работавшие с Кварцевым, например Кучеров, отметали всякие подозрения в его провокаторстве. Так,вину за многочисленные аресты Кучеров возлагал на доносы представителей заводской администрации и несознательных рабочих.У А. Я. Никитина тоже не возникало подозрений в провокаторстве Кварцева, тем более что в «Союзе сознательных рабочих»состоял разоблаченный впоследствии как провокатор Гринфельд, на которого Никитин и возлагал главную ответственностьза провалы. И только брянские историки И. С. Яненко и В. К. Пирогов смогли собрать и обнародовать исторические документы,изобличающие деятельность Бориса Кварцева. Это иллюстрирует то искусство, с которым Зубатов маскировал своих агентов. Онпостоянно и настойчиво внушал своим подчиненным жандармским офицерам: «Вы, господа, должны смотреть на сотрудника какна любимую женщину, с которой находитесь в тайной связи. Берегите ее, как зеницу ока. Один неосторожный шаг — и вы ееопозорите».
Опыт «Союза сознательных рабочих» оказался очень актуальным в условиях начала нового, так называемого «искровского» этапав революционном движении царской России.
3. Начало «искровского» этапа революционного движения и попытки изменения тактики со стороны местныхреволюционеров и жандармов. В декабре 1900 года был подготовлен к изданию первый номер газеты «Искра». Согласно плануВ. И. Ленина, одновременно с газетой создается подпольная организация по ее распространению. Она должна была стать ядромновой строящейся партии — РСДРП. Все образованные слои общества заинтересовались новой газетой. В столицах и провинции«Искру» выписывали и распространяли не только революционеры социал—демократы и сознательные рабочие, но и народническаяи либеральная интеллигенция. В Орел «Искра» поступала по адресам Ю. Тарасевича, А. Н. Рейнгардта, С. Богословского, И. Н. Севастьянова, а в журнале переписки Н. К. Крупской имеется адрес В. А. Оболенского. При этом адрес А. Н. Рейнгардта былдан искровской организации как явка, адрес Ю. Тарасевича — только для изданий, И. Н. Севастьянова — для изданий и писем, С. Н. Богословского — только для писем. Это создает впечатление серьезных связей в обществе, указывает на наличие в Орле хорошо«поставленной», как говорили тогда, организации, связанной с ленинской «Искрой». Однако на II съезде РСДРП эта организацияне была представлена и прав полноправного комитета не получила.
В «Очерках истории Орловской партийной организации», изданных в 1967 году такое положение объясняется захватом Брянскойгруппы комитета оппортунистами и отсутствием единства в Орловском комитете, вызванным тем, что не все его члены разобралисьв существе внутрипартийных расхождений. В то же время указанные «Очерки истории…» рисуют широкую панорамусотрудничества местных революционеров с заграничным искровским центром. Так что приведенное объяснение нельзя признатьудовлетворительным: в этом случае искровская редакция должна была отстаивать свой комитет на съезде перед оппортунистами. «Очерки истории Орловской организации КПСС» 1987 года издания вообще обходит эту проблему стороной, упоминая только, чтостатус полноправной социал—демократической организации Орловский комитет получил только после II съезда РСДРП. Возникаетвопрос: насколько сознательно сотрудничали указанные лица с редакцией подпольного издания?
А. Н. Рейнгардт и С. Д. Богословский активно сотрудничали с искровской организацией, продолжив, таким образом, делораспространения в Орловской губернии революционных идей, прерванное разгромом кружка учащейся молодежи. Но самиРейнгардт и Богословский не были социал—демократами, а принадлежали к народнической интеллигенции.
Кроме вышеназванных лиц «Искрой» интересовались и активно сотрудничали с ее редакцией В. А. Оболенский, Н. С. Каринский,Е. Н. Колышкевич. Все трое прошли ту же эволюцию, что и М. А. Минятов, ставший из марксиста черносотенцем. Толькопоименованные деятели эволюционировали не до черносотенцев, а до кадетов.
В своих воспоминаниях В. А. Оболенский объясняет причины пребывания среди социал—демократов следующим образом: «В тевремена я был глубоко убежден, что борьбу с самодержавием бесполезно вести исключительно легальными путями, а что нужносодействовать революции, подготовлять ее… Между тем революционное движение в России разрасталось, и я понимал, чтовложиться в него смогу, лишь примкнув к одной из двух революционных партий. Я выбрал социал—демократов и стал членомтайного Орловского комитета партии». Впоследствии В. А. Оболенский стал членом «Союза освобождения», членом ЦК кадетскойпартии, депутатом Государственной думы, а в годы первой мировой войны вошел в масонскую организацию «Великий Востокнародов России», что описано в его воспоминаниях.
Н. С. Каринский активно работал в социал—демократическом комитете вместе с Оболенским. На его квартире Б. С. Перес готовилоснову для мимеографа, с которого делали потом отпечатки листовок. Служила квартира Каринского и местом собраний. Однаковпоследствии Каринский сделался видным деятелем кадетской партии и депутатом Государственной думы от Харькова.В 1917 году Н. С. Каринский стал революционным прокурором Петроградской судебной палаты. В июле 1917 года именно онарестовал Л. Д. Троцкого и Ф. Ф. Раскольникова и подписал знаменитый ордер на арест В. И. Ленина.
В своих воспоминаниях В. А. Оболенский утверждает, что его правой рукой в комитете был земский статистик Е. Н. Колышкевич.Оболенский характеризует его так: «Увлекшись марксизмом, он смотрел на мир через марксистскую призму, и казалось, для негоничего, кроме марксистской идеологии, не существует». Но с течением времени из идейного социал—демократа этот человекпревратился в анархиста, потом в мистика. Он сменил социальный статус — женился на саратовской помещице, а незадолгодо октября 1917 года явился к В. А. Оболенскому в ЦК КДП и предложил свои услуги в качестве антибольшевистского агитатора.
Данные примеры в полной мере иллюстрируют ситуацию начала ХХ века, когда представители либеральной интеллигенциипроявляли огромный интерес к публикациям «Искры» на актуальные общеполитические темы. Это было характерно не только длягорода Орла и образованной орловской публики. Анализируя общероссийскую ситуацию того времени, Л. Д. Троцкий писалв своей статье «Ленин и старая «Искра», что значительные группы интеллигенции проходили через искровские организации,не имея строгой партийной принадлежности. Эти сочувствующие быстро эволюционировали из искровцев в освобожденцеви далее — в кадетов. «Искра» имела успех не только как марксистский орган строящейся пролетарской партии, но и «… как боевая,крайне левая политическая газета, которая не лезет за словом в карман». Издания других политических направлений явнозапоздали: неонародническая «Революционная Россия» вышла через год, журнал П. Б. Струве «Освобождение» появилсяв середине 1902 года. Таким образом, блестящая победа газеты «Искра» как издания была гораздо шире, чем успех социал—демократии как партии.
«Искровскому» влиянию на российское общество, и прежде всего на рабочих, пытался противостоять С. В. Зубатов, сменившийв 1902 году Л. А. Ратаева на посту начальника Особого отдела Департамента полиции.
Инициатива назначения исходила от директора Департамента полиции А. А. Лопухина, который хорошо знал Зубатова по своейработе московским прокурором. По—видимому, методы полицейского социализма ему импонировали. Чарльз Рууд и С. А. Степановутверждают, что именно А. А. Лопухин добился от Плеве снятия Рачковского с поста начальника Заграничной резидентурыи назначения Зубатова начальником Особого отдела. Однако подобное назначение не состоялось бы, если бы не авторитет С. Н. Зубатова, заработанный работой в охранном отделении. Его кандидатура казалась наиболее подходящей высшему начальству.На место начальника Московского охранного отделения был назначен ротмистр В. В. Ратко.
Ф. М. Лурье утверждает, что Зубатов был единственным начальником Особого отдела, которому удалось наладить взаимодействиес провинциальными подразделениями политического сыска таким образом, что Департамент полиции располагалисчерпывающими, правдивыми и своевременно доставляемыми сведениями, а значит, мог принимать решения в реальном времени.
З. И. Перегудова называет Зубатова создателем системы политического сыска в Российской Империи и ставит ему в заслугурасширение системы охранных отделений в феврале 1903 года, а также обновление кадрового состава Особого отдела.
Наоборот, Чарльз Рууд и С. А. Степанов в своей книге утверждают, что, переведя Зубатова и Медникова из Московского охранногоотделения в Особый отдел, директор Департамента полиции А. А. Лопухин оказал дурную услугу полицейской системе. Ибов Москве Зубатов с Медниковым создали охранное отделение, которое контролировало и Москву, и провинцию. А. А. Лопухинослабил политическую полицию в провинции, но не сумел создать равноценного противовеса в столице. Однако при этом ониопираются на мнение Л. А. Ратаева, которого и сменил С. В. Зубатов на посту начальника Особого отдела. Это точка зренияне может быть признана объективной.
Как бы то ни было, отставка Зубатова с поста начальника Особого отдела и ссылка в августе 1903 года во Владимир закрылидальнейшие возможности модернизации системы политической полиции империи. На причины подобной отставки и опалысуществуют две точки зрения. Ф. М. Лурье озвучил версию, что причина отставки кроется в личном противостоянии С. В. Зубатова и В. К. Плеве. Следует сказать, что эта версия была популярна в среде политической элиты империи ещедо революции. З. И. Перегудова и многие другие авторы придерживаются версии, что причиной отставки стала неспособностьЗубатова и созданной им системы полицейского социализма остановить развитие революционного рабочего движения.
Проблема эта была шире столкновения С. В. Зубатова с В. К. Плеве как личностей или неприятия «зубатовщины» со стороныначальства. Противоречия между модернизирующимся бытием и политическими институтами, созданными в эпоху контрреформ,продолжали нарастать. В подобных условиях полицейская система могла использовать для борьбы с нарастающимиреволюционными настроениями единственный имеющийся в ее распоряжении административный ресурс — интенсифицироватьработу периферийных органов политического сыска, таких как Орловское ГЖУ.
Документально не подтверждено, что орловские жандармы использовали при этом против местных революционеров секретнуюагентуру. Социальные потрясения ХХ века сильно проредили фонды хранения Орловского областного архива, и никаких списковсекретных сотрудников, относящихся к описываемому времени, не сохранилось. Имеются списки агентуры, относящиесяко времени после Первой российской революции. Но в конце XIX — начале ХХ века Московское интендантское управлениеежегодно выделяло начальнику Орловского ГЖУ 166 рублей на секретные расходы.
В начале ХХ века в Орловском ГЖУ появился свой отряд филеров. С 1900 года в филеры был переведен унтер—офицер СтефанИзвеков; в 1902 году к нему присоединился унтер—офицер Афанасий Потапов. Так была создана основа филерского отрядаОрловского ГЖУ.
Созданный после разгрома кружка учащейся молодежи и сотрудничавший с редакцией «Искры» социал—демократический комитетунаследовал в своей работе тактику своих предшественников. Эта тактика в воспоминаниях В. А. Оболенского обрисованаследующим образом: «Орел был город малопромышленный, и потому вести в нем массовую с.-д. пропаганду не было смысла.Поэтому через наш комитет велась пропаганда, главным образом, на брянских заводах, куда от нас ездили студенты, переодетыерабочими (среди них упомяну П. С. Бобровского, впоследствии — министра крымского временного правительства, с которымя до сей поры поддерживаю дружеские отношения). Комитет наш просуществовал около года, и скоро мы все потянули в разныестороны. Из нашей деятельности мне вспоминается теперь несколько эпизодов. Орел, в котором не велась пропаганда, был именнопоэтому удобным местом для организации таких партийных учреждений, как склад литературы и типографии. Этими делами мыи занялись. Большой запас литературы был прислан из—за границы на мое имя в мягком кресле, в подушках которого под толстымслоем волоса было напихано очень много брошюр и листовок… Склад наш существовал благополучно и распространял литературумежду пропагандистами. С типографией дело вышло менее удачно. Нам прислали никуда не годный испортившийся шрифт».
Из приведенного отрывка воспоминаний явствует, что город Орел не был приспособлен к революционной работе, так как рабочийкласс был немногочисленным. Но положение крупного железнодорожного узла могло превратить этот город в перевалочную базунелегальной литературы и центр технической работы РСДРП. Это не было осуществлено только потому, что молодымреволюционерам не хватало опыта и организационного руководства.
Кроме В. А. Оболенского, Н. С. Каринского, А. Н. Рейнгардта, Е. Н. Колышкевича в комитет входили молодые люди —гимназисты П. С. Бобровский С. А. Светлогорский, исключенные из университетов студенты Б. С. Перес, В. С. Шмидт, М. Д. Синайский. Они ездили из Орла в Брянск, чтобы распространять там нелегальную литературу, и нашли выход после неудачис типографией: они стали выпускать листовки мимеографическим способом.
Основу на восковой бумаге для мимеографа печатал Борис Перес на принадлежавшей Н. С. Каринскому пишущей машинке. Этобыло удобно по конспиративным причинам, так как Перес был служащим Н. С. Каринского. Сослуживцам он говорил, что беретдополнительную работу. По мере углубления революционной деятельности усиливались разногласия между двумя группировкамив комитете. Скоро В. А. Оболенский вышел из комитета, мотивировав это идейными расхождениями с социал—демократами.Поводом для ухода А. Н. Рейнгардта и Н. С. Каринского из социал—демократической организации послужил арест П. С. Бобровского 18 апреля 1903 года.
Орловские социал—демократы отпечатали листовку, посвященную празднику Первого мая. Узел с листовками повез в Брянск П. С. Бобровский. В поезде он заметил слежку и сошел на станции Нарышкино. Слежку вел филер С. Д. Извеков. Извеков нарочновспугнул Бобровского, сев в вагоне прямо напротив его. Сойдя вместе с Бобровским на станции, Извеков не позволил ему броситьузелок с листовками и арестовал. Действия филера следует признать в этом случае совершенно грамотными: он избежал огласкии публичного скандала, что могло произойти, арестуй он Бобровского прямо в вагоне.
Показательна реакция «легальных марксистов» на события. Узнав об аресте Бобровского, А. Н. Рейнгардт и Н. С. Каринскийпредпочли на время уехать из города. Они сразу «потеряли аппетит» к революционной работе и выбыли из социал—демократического комитета без каких—либо заявлений. Но их поступок осложнил положение арестованного, так какреволюционеры не смогли выпустить новый тираж арестованной листовки и тем самым снять с П. С. Бобровского обвинениев выпуске прокламаций, оставив только более мягкую статью за распространение.
Этот случай позволяет сделать вывод, что Орловское губернское жандармское управление использовало в работе противреволюционеров одну из двух тактик, описанных генералом А. И. Спиридовичем: «В борьбе с революционным движениемна местах практиковалось тогда два метода. Первый состоял в том, что организации давали сплотиться и затем ликвидировали ее,чтобы дать прокуратуре сообщество с большими, по возможности, доказательствами виновности. Второй же заключалсяв систематических ударах по революционным деятелям, дабы мешать работе, не позволять сорганизовываться, проваливать ихв глазах их же товарищей как деятелей неконспиративных, что ведет удаление от работы, и так далее, иными словами, действоватьсистемой предупреждения преступлений, а не только пресечением. Первый был более эффективен по результатам, второй болееправилен по существу». В данном случае мы наблюдаем «ликвидации» революционных организаций, которым далисформироваться, и собрали материал об их противоправительственной деятельности.
Благодаря действиям местных жандармов перевозить нелегальную литературу из Орла в Брянск становилось все труднее и опаснее.Возможность ареста курьера из Орла рождала у брянских рабочих неуверенность в силе РСДРП. Это предопределило разрывбрянских рабочих с марксистами. Как написал в своих воспоминаниях рабочий—революционер А. Г. Волосастов: «С партиейбольшевиков мы как—то не ладили в первое время, а впоследствии совсем разошлись». И далее А. Г. Волосастов вспоминает, какпо предложению одного из нелегальных работников, «Федора», с которым он работал, но фамилии не знал, Бежицкая организацияРСДРП изменила свою ориентацию и присоединилась к социалистам—революционерам. Возглавил новую организацию С. Н. Гончаров, один из организаторов забастовки весной 1903 года, считавшийся до этого сознательным социал—демократом. Он самсообщил автору воспоминаний о своем переходе во время своей поездки в Николаев.
Организация стала называться Бежицкий рабочий союз Партии социалистовреволюционеров. Бежицкий союз относился к Северо—Западной областной организации ПС—Р и имел сильные связи со Смоленском, Витебском и Рославлем. Этот союз был самойсильной рабочей организацией в Северо—Западной области. Известно, что эффективность партии как политической силыв условиях самодержавия определялась степенью ее организованности. Сравнивая свою партию с большевиками по этомупараметру, В. М. Чернов отмечал, что они были «как бы двумя крайними полюсами», что эсеры проповедовали свободу форм, «граничащую с организованной расхлябанностью». Видный деятель партии эсеров С. Н. Слетов, совершивший поездку по Россиив 1902 году, не нашел никакой организации, похожей на партию. На местах он обнаружил «просто группы работавших людей».Подобную же картину он наблюдал и в 1903–1904 годах. В этом отношении Бежицкий рабочий союз выгодно отличался от прочихэсеровских организаций, так как унаследовал дисциплину и организованность, заложенную социал—демократами. Весь периодсвоего существования союз оставался самой сильной рабочей организацией в Северо—Западной областной организации ПС—Р.
Таким образом, благодаря вмешательству жандармов социалисты—революционеры получили в свои руки сильную организациюна брянских заводах, в которой революционные рабочие могли общаться со своими руководителями непосредственно,а не по железной дороге. Во времена Первой русской революции Бежицкий рабочий союз ПС—Р имел даже свою собственнуютипографию.
Выше на примере организации «Народного права» было показано, что по негласному революционному политическому этикету тоговремени новая организация должна была начать свою деятельность с листовки, брошюры или другой «декларации о намерениях».Стоит заметить, что подобная декларация служила сигналом не только для сочувствующих, но и для жандармов, а в условиях«закрытости» провинциального российского общества преимущество находилось на стороне жандармов.
Так, 13 сентября 1903 года в Брянске были разбросаны листовки «К рабочим брянских и мальцевских заводов» от имени Партиисоциалистовреволюционеров. Так заявил о себе Бежицкий рабочий союз ПС—Р. Но когда на следующий день рабочие—революционеры предприняли попытку раздавать листовки крестьянам, приехавшим на ярмарку, трое распространителей —рабочие В. М. Кулешов, И. А. Шведов и А. Ф. Тимофеев — были задержаны самими крестьянами.
В самом Орле социалисты—революционеры имели малочисленную, но очень влиятельную среди местной интеллигенции группу.Эта группа была организована в 1902 году после поездки в Орел лидера социалистовреволюционеров Г. А. Гершуни. Впрочем, Б. И. Николаевский утверждает, что Гершуни приезжал в Орел, чтобы встретиться с Брешко—Брешковской. Орловская группаотносилась к Центральной областной организации ПС—Р, но имела связи и с Брянском. Например, в 1904 году Департаментполиции уведомил начальника Орловского ГЖУ генерал—майора П. П. Сильницкого, что Особому отделу ДП стало известноо существовании двух независимых комитетов ПС—Р в Орле и Брянске, связь между которыми осуществляла Л. Е. Красновская(«Песя»). В циркуляре сообщалось также, что в Орле комитет возглавляет человек по кличке «Генерал», а в Брянске работу ведет«Филин». Однако кто скрывался под этими псевдонимами и насколько соответствовала действительности полученная агентурнаяинформация — выяснить жандармам не удалось.
Агентурные данные Орловского ГЖУ более позднего времени (период 1905 года) говорят, что Орловскую группу ПС—Р возглавлялзаведующий сельскохозяйственным отделом губернской земской управы И. А. Цодиков. Его несколько раз арестовывали,освобождали под крупный денежный залог, он жил под надзором полиции. И. А. Цодиков имел связи с революционерамив Москве, Туле и Курске, а в сентябре 1904 года выезжал в Румынию под предлогом закупки сельскохозяйственных орудий дляземства и мог, предположительно, встречаться с деятелями эсеровской эмиграции. Кроме него и Л. Е. Красновской, по агентурнымсведениям Орловского ГЖУ, в группу входили А. Н. Рейнгардт, С. Д. Богословский, Н. С. Чистяков, Е. Д. Вагнер.
Чтобы спасти свою местную организацию от полного развала, социал—демократы Орла и Брянска создали объединенный Орловско—Брянский комитет. Орловские социал—демократы тоже соблюдали политический этикет: 21 декабря 1903 года по городу Брянскубыло разбросано 103 экземпляра листовки от имени Орловско—Брянского комитета РСДРП под лозунгом «Пролетарии всех стран,объединяйтесь!» и подписью «Орловский (бывший Брянский) комитет». С февраля 1904 года все листовки выходят за подписьюОрловско—Брянского комитета РСДРП. В единой организации Орел представлял революционную интеллигенцию, Брянск —рабочее движение. Стержнем, скрепляющим организацию, была нелегальная литература, получаемая по транспорту «Искры»и от ЦК РСДРП. То есть социал—демократы так и не изменили тактику, описанную Оболенским: имея организацию в Орле, ониподдерживали революционные кружки в Брянском уезде и поэтому находились в заведомо проигрышном положении по сравнениюс эсерами. По—видимому, получать нелегальную литературу из—за границы по налаженной транспортной цепи былои экономически, и юридически выгоднее, чем изготавливать ее на месте. Наказание за изготовление революционных листовок былотяжелее, чем за их распространение.
Если сельскохозяйственный отдел земской управы стал прибежищем эсеров, то в земском статистическом бюро работалив основном социал—демократы — О. А. Квиткин, В. С. Шмидт, С. А. Светлогорский. Таким образом, в начале ХХ векав Орловской губернии быстро и динамично формировались две независимые друг от друга революционные организации.
Между этими партиями существовали не только идеологические, но и социально—психологические. Н. Д. Ерофеев утверждает: «Марксизм, как правило, притягивал натуры рассудочные, уравновешенные, не склонные к бурным проявлением чувств;а народничество (особенно его экстремистское крыло) объединяло людей более эмоциональных, постоянно испытывавшихдуховную и нравственную неудовлетворенность». Жандармским офицерам на местах следовало бы знать и использовать подобныеразличия в своей работе. К сожалению, они были не настолько грамотны. Как показывает практика, многие из них не разбиралисьдаже в расхождении программ революционных партий.
Краткие выводы. Таким образом, вышеизложенные факты позволяют сделать предварительные выводы об адекватности тактики местного жандармского управления тем вызовам, которые создавали революционеры в конце XIX века. В целом жандармы успевали за событиями, и их действия по пресечению и дезорганизации революционной работы следует считать адекватными. Тем не менее именно в конце XIX — начале ХХ века начинаются серьезные изменения в общественной ситуации: в стране начинается ускоренная капиталистическая модернизация, русское общество начинает изменяться, становится более восприимчивым к либеральным и революционным идеям. Возникшую в связи с этими изменениями проблему четко сформулировала З. И. Перегудова: «Те качественные изменения, которые произошли в оппозиционном и революционном движении за 1898–1904 годы, не были достаточно оценены в Департаменте, который по-прежнему нацеливал своих подопечных на раскрытие «заговоров», а не на борьбу с набиравшим силу массовым движением». При этом данное утверждение верно не только для столиц, но и для провинции. В Европейской России не оставалось спокойных регионов, в которых поднадзорные революционеры не становились бы возмутителями спокойствия. Отдельный Корпус жандармов в целом и жандармские управления на местах не смогли в полной мере оценить опасность этих изменений, поскольку они накапливались постепенно. Качественный скачок в развитии революционного движения произошел позже, в годы Первой русской революции.